Львиное Сердце

Я выдал скорбный рассказ о моем плавании из Ирландии и заточении под большим залом, постаравшись как можно ярче обрисовать зверства Фиц-Алдельма. Я приложил руку к сломанным ребрам, потом задрал верхнюю губу, чтобы де Лиль увидел дырку на месте зуба.

– Это настоящая скотина, сэр. Злодей, – закончил я. – Молю вас, не выдвигайте обвинения.

Де Лиль ничего не ответил, но я чувствовал, что он колеблется.

Я послал осторожность к черту.

– А если, сэр, вы не станете называть в разговоре с графиней имени Фиц-Алдельма? – предположил я. – Это добрая и справедливая госпожа. Будьте уверены, она перетряхнет весь замок в поисках преступника. – Де Лиль кивнул с наполовину удовлетворенным видом, но я продолжил: – Тогда бремя вины неизбежно падет на конюха. – Видя, как омрачилось лицо де Лиля, я надавил еще сильнее. – А уж он-то ни в чем не виноват, я уверен. В жизни не видел такого отчаяния, как у него, когда я обнаружил надрез на подпруге.

Де Лиль хмыкнул, но решимость его таяла.

– Возьмите его на замену, господин. – Я указал на прекрасное седло, висевшее на стене. – Владелец мертв, и за минувшие шесть месяцев никто не заявил на него прав.

Мои слова были не совсем лживыми. Седло принадлежало одному рыцарю, отправившемуся в Крестовый поход. Он не станет нуждаться в нем еще года два, даже если выживет. А ко времени его возвращения меня, как я надеялся, давно уже не будет в Стригуиле.

Я возблагодарил Бога за то, что де Лиль согласился на мое предложение. Говоря по совести, к обмену глашатая мог побудить тот факт, что «новое» седло было куда лучше его собственного, сильно потертого. Для меня это значения не имело. Следующей заботой был конюх, но я доходчиво объяснил ему, что случится, если о порче подпруги станет известно еще кому-нибудь. Перепугавшись, парень поклялся молчать и принял от меня два серебряных пенни, униженно поблагодарив за них.

Делая вид, что хочу разузнать побольше о Генрихе и его сыновьях, а на самом деле – желая убедиться, что намерения де Лиля не переменились, я пробыл в обществе глашатая до самого его отъезда. Со стены над главными воротами я наблюдал, как удаляется посланец. Он обернулся, увидел, как я машу на прощание, и помахал в ответ. Поудобнее устроившись в новом седле, он погладил пальцами фляжку с вином, которую я сунул ему незадолго до отбытия. То был превосходный напиток, украденный Рисом.

Склонность к уловкам – не та черта, которую я приветствую в других, тем более в себе самом. Но если бы я не поступил в ту минуту именно так, моя история могла бы закончиться тогда же, ведь Фиц-Алдельм был кровожадным псом.





Глава 5




Музыка и смех, звучавшие в донжоне, растекались в густом послеполуденном воздухе, долетали до склона близ реки Уай, где был я. Река блестящей серебряной лентой скользила внизу. Там и сям из воды выпрыгивали охотившиеся за мухой рыбины, и зеркальная гладь покрывалась рябью. Хотя день клонился к вечеру и солнце низко стояло над горизонтом, зной был жутким.

Я делал вид, что мне плевать на это веселье, но страстно желал оказаться в замковом дворе, а еще лучше – в большом зале. Незадолго перед тем прибыл герцог Ричард со своими людьми, и весь Стригуил гудел от возбуждения. Мне очень хотелось посмотреть на венценосного гостя, но я воспользовался превосходной возможностью поупражняться со столбом. Кроме Риса, на пологом берегу не было никого. Все рыцари и оруженосцы замка из кожи вон лезли, чтобы поглазеть на Ричарда или послушать его разговор с графиней Ифой и ее дамами.

Даже среди оруженосцев шла яростная борьба за право прислуживать за столом. Я занимал слишком низкое положение, чтобы меня подпустили к герцогу, – и, проглотив разочарование, решил не упускать случая. Я твердо вознамерился изучить английский уклад, чтобы научиться бить серых чужеземцев и Ирландии. Если я хочу постичь рыцарское дело, я должен уметь сражаться в поединке, а мне редко выпадала возможность получить тренировочный снаряд в свое полное распоряжение. Оседлав любимого жеребца, крепкого гнедого, который принадлежал моему другу Уолтеру, я велел недовольно ворчавшему Рису идти со мной.

Он был слишком маленького роста, чтобы достать до перекладины столба, и поэтому пользовался небольшим бочонком, подвешивая на крюк сплетенное из тростника кольцо после того, как я в очередной раз проносился мимо снаряда и нанизывал на копье еще одно кольцо. Их было уже четыре, но на последнее потребовалось несколько попыток, так как каждое кольцо, по моему указанию, было меньше предыдущего.

Заменив кольцо, Рис махнул. Уверенный, что зрителей нет, раздосадованный неудачами, я стиснул ногами бока гнедого, как только малец соскочил с бочонка. Выученный конь сразу пошел в галоп. Неотрывно наблюдая за плетеным кольцом, я приблизился и нацелил на него острие копья. Попытка не удалась: то ли пот залил глаза, то ли расчет оказался неточным, уже не помню. Я пролетел мимо, а кольцо осталось висеть на перекладине.

– Вы почти попали, господин, – пропищал Рис, когда я вернулся.

– Чуть-чуть корову не покроет, – отозвался я раздраженно, вспомнив старинную пастушью поговорку.

Доехав до границы ристалища, я прошептал короткую молитву и развернул коня мордой к столбу. Верный друг, гнедой подчинился с охотой и помчался к цели, взбивая копытами пыль.

Снова промах.

Огорченный, но не обескураженный, я продолжил упражнение. И с четвертой попытки достиг успеха. Ликуя, я вскинул копье, чтобы кольцо соскользнуло по древку, присоединившись к остальным.

– Подвесить еще одно, сэр? – спросил Рис, уже подкатывавший бочонок к месту.

– Давай передохнем.

Мысли мои устремились к меху с водой, лежащему у составленных в козлы копий. Нагревшаяся на солнце вода отдавала кожей и салом сильнее обычного, но мне слишком хотелось пить, чтобы обращать на это внимание.

Подбежавший Рис подхватил поводья с ловкостью заправского оруженосца, и я соскользнул со спины гнедого. Поставив копье рядом со всем прочим, я потрепал парня по голове.

– В горле пересохло небось?

– Ага, господин.

Как верный пес, он ждал, пока я не утолю жажду, потом, запрокинув простроченный двойным швом мех, принялся жадно пить: я даже испугался, что он лопнет.

Почуяв воду, гнедой тихонько заржал.

Ощутив укол совести – наверное, мы упражнялись добрых два часа, – я сказал:

– Давай отведем коня к реке. И ты, должно быть, проголодался.

Глаза у Риса заблестели.

– До смерти, сэр!


– Ты прямо как бездонная яма, – беззлобно укорил его я.

Признаться, я привязался к мальцу, а заодно научился ценить его. Достаточно неприметный, чтобы не привлекать к себе внимания, остроглазый, он был еще и смышлен. Благодаря ему я узнавал все замковые сплетни раньше большинства других.

– Сначала окунемся в Уай, потом возвратимся в донжон. Раз герцог приехал, во вкусных яствах недостатка не будет, так ведь?

Рис не ответил.

Удивившись, я заметил, что взгляд его устремлен мне за спину, и повернулся.

– Что это у нас тут? – процедил знакомый голос.

– Фиц-Алдельм, – сказал я, стараясь сохранять вежливый тон. – Упражняюсь со столбом, только и всего.

– Лошадь украл, так?

Беспочвенное обвинение разозлило меня, но я спокойно ответил:

– Я не крал. Уолтер разрешает мне брать коня.

– Уолтер? Ты хотел сказать, Толстобрюх?

Он издал ехидный смешок.

Мой приятель был не дурак поесть, но будь я проклят, если бы согласился с Фиц-Алдельмом. Я промолчал.

– Как понимаю, ты упражняешься в это время, чтобы никто не увидел, как ты плох?

Сапоги-Кулаки оглянулся на своих спутников, кучку придворных рыцарей, и те послушно загоготали.

– Вроде того, – сказал я, стараясь избежать неприятностей. Но я подозревал, что, вопреки всем стараниям, мне от них не уйти. Решив, что гнедой с таким же успехом напьется в замковом дворе, как из реки, я взял поводья. – Пойдем, Рис.

– Нет нужды прекращать упражнение из-за нас, – сказал Фиц-Алдельм, подъезжая к нам. Он был облачен в гамбезон и длинную кольчугу, а под правой рукой держал шлем. За спиной болтался на длинном ремне маленький круглый щит, а меч служил окончательным доказательством того, что Сапоги-Кулаки, Фиц-Варин и остальные его спутники, вооруженные так же, приехали сюда попрактиковаться.

В голове у меня звенел тревожный набат, помешавший отметить это важное обстоятельство. Мне для занятий доспех не требовался, поэтому я был в одной тунике и в штанах.

– С вашего позволения, – сказал я, стараясь провести гнедого мимо Фиц-Алдельма.

Рыцарь с ухмылкой преградил мне путь. С волосами черными, как вороново крыло, резкими чертами лица, он выглядел весьма внушительно по сравнению со мной.

– С вашего позволения, – повторил я.

Он не удостоил мою просьбу ответом.

– Со столбом, я уверен, ты уже сладил, – произнес он. – Теперь тебе стоит поупражняться с мечом и щитом.

Усталый и проголодавшийся, я прозевал ловушку. Указав на покрытую пятнами пота одежду, я брякнул, не подумав:

– У меня снаряжения нет.

– Это мы быстро исправим, – проворковал Фиц-Алдельм.

Сердце у меня екнуло при виде того, как один из его ухмыляющихся дружков, коренастый детина пяди на две ниже меня, расстегнул пояс, снял кольчугу и гамбезон.

Я не сделал ни шага по направлению к доспеху, а также положенным поверх него шлему, щиту и мечу.

– Облачайся, – приказал Фиц-Алдельм, указав носком ноги.

Я колебался, прекрасно понимая: моего умения не хватит, чтобы побить его.

Спутники рыцаря тут же стали отпускать замечания.

– Трус, – бросил Фиц-Варин.

– Мокрые штанишки, – добавил другой.

Эти слова били, как пощечина. «Не слушай!» – твердил я себе, но кулаки сами собой сжимались.

Рис потянул меня за рукав.

– Пойдемте отсюда, сэр, – прошептал он.

– Ставлю десять серебряных пенни, – объявил Фиц-Алдельм, – что, если мы вскроем этого ирландского пса, печень у него окажется пожелтевшей от испуга.

От грубого смеха, которым встретили эту шутку, глаза мне застил кровавый туман. Вырвавшись из хватки Риса, я оказался на полпути к доспехам коротышки прежде, чем Фиц-Алдельм успел сообразить, что происходит.