Львиное Сердце

Глава 19




Рутье в Горре, эти круглые дураки, обнаружили наше появление, только когда мы навалились на них, рубя и кромсая. Лишь немногие из охваченных паникой наемников оказали сопротивление. Большинство пытались бежать и погибли либо сдались. Про пленников я вспомнил только к исходу того дня, когда их построили на берегу Вьенны в Эксе, ближайшей крепости Ричарда. Туда мы притащили их, несколько десятков небритых, перепуганных мужчин в хауберках и плохо подогнанных гамбезонах, со связанными руками.

Эмар удрал, но среди пленников находилось около дюжины его рыцарей.

С лицом, непроницаемым, как маска, герцог сообщил побитым рутье, что их всех ждет та же судьба, какой они предавали своих жертв в окрестных краях. Он взмахнул рукой, и солдаты ринулись на пленников. Я стоял вместе с другими оруженосцами, смотрел и радовался, что нам не приказали участвовать в этом. Одно дело – слышать, как людей ослепляют, или топят, или режут им глотки, и совсем другое – видеть это воочию. Резкий смрад дерьма и крови ударил мне в ноздри, уши мои наполнились криками. Когда настала наконец тишина, несколько следивших за бойней священников выступили вперед, чтобы благословить не только Ричарда, но и его людей, сжимавших в руках окровавленные клинки. Я отказывался верить собственным глазам, но Филип прошептал мне на ухо, что жестокой расправой над рутье герцог уберег множество местных жителей от подобной участи. В конечном счете, подумал я, Бог из всех нас делает либо чудовищ, либо убийц.

Дальше наш путь лежал в Лимож, но надежды герцога захватить гарнизон врасплох не оправдались. Укрепления цитадели были слабыми – по приказу Ричарда их разрушили год назад, – но нам не хватало сил для полноценного приступа. Расставив дозоры по периметру стены, мы разбили лагерь. В Нормандию полетели гонцы с просьбой к королю о подкреплении.

Генрих сразу же выступил на юг с горсткой соратников. Седмицу спустя, когда погода была плохой и к тому же наступала темнота, отряд не заметил наш лагерь и наткнулся на окружающие Лимож баррикады, состряпанные на скорую руку. Решив, что на цитадель напали, группа горожан устроила вылазку. Один человек из свиты короля был ранен, плащ самого Генриха пронзила стрела. Затем его узнали, и потрясенные защитники отступили.

Втайне от Ричарда Генрих направился в Экс, лежащий в нескольких милях к западу. Большая часть нашего войска размещалась там из-за дурной погоды. С воем задувал ветер, загоняя клубы дыма обратно в трубу большого зала и заставляя нас кашлять. Не унывавшие Ричард, де Шовиньи и дюжина их товарищей расположились на некотором отдалении от очага, пили и вели беседу. Я находился поблизости, с кувшином вина наготове. Рядом стоял Филип с другим кувшином. Рис, этот пройдоха, шнырял вокруг, подслушивая в оба уха.

Естественно, разговор зашел о Молодом Короле и Джефри, об их сторонниках и о том, как можно взять Лимож. Ричард с самого нашего приезда не находил себе места от нетерпения, но даже он понимал, что приступ со столь ничтожными силами означает самоубийство. Он глянул на меня.

– Затея безумнее нашей попытки овладеть Перигё, а, Руфус?

Я покраснел и кивнул.

Овейн, снискавший расположение Ричарда благодаря доблести, проявленной под Горрой и в последующих схватках, непонимающе посмотрел на нас.

Герцог рассказал про нашу с Джоном де Мандевилем выходку.

– Пусть он и твердолобый ирландец, но храбрости ему не занимать, – сказал он. – Мне повезло, что он у меня на службе.

Я был так обрадован, что, будь собакой, замахал бы хвостом.

– Выпьем! – велел мне Ричард.

Овейн ободряюще усмехнулся. Я широко улыбнулся в ответ, когда Филип налил мне вина.

Мы с герцогом чокнулись кубками, и он воздел свой, провозглашая тост:

– Долгих лет и здоровья тебе, Фердия. – Ричард обвел взглядом комнату. – За Фердию, или Руфуса, как его чаще называют!

Зазвучали крики «Фердия!» и «Руфус!», лицо мое сделалось таким же огненным, как волосы. Отдай Ричард приказ, подумалось мне, и я пошел бы за ним хоть в адское пекло. В следующий миг я вспомнил погибших отца и мать и задал себе вопрос: стали бы они гордиться сыном, который служит отпрыску короля Генриха? Ответа я не знал. Расстроившись, я прогнал эти мысли из головы.

Фиц-Алдельм выбрал именно эту минуту, чтобы войти в большой зал. Не зная, что к чему, он услышал хвалебные крики в мою честь, и, видно, желчь подкатила у него к горлу. Рыцарь бросил на меня ненавидящий взгляд, который я предпочел не заметить.

Я открыл было рот, чтобы провозгласить ответный тост в честь Ричарда, но Фиц-Алдельм меня прервал.

– Король здесь, сир, – громко доложил он. – Прямо сейчас въезжает в ворота.

– В такой час?

Герцог вскочил и потребовал плащ.

Мы с Филипом пошли за ним и наблюдали, как на сыром от дождей дворе происходит встреча отца и сына.

– Добро пожаловать, государь! – Ричард шагнул вперед, чтобы лично принять у короля поводья. – Я не ждал вас раньше следующей седмицы.

– Я приехал так быстро, как только смог, – сказал Генрих и, крякнув, слез с седла. – Божьи очи, я наполовину окоченел.

– Внутри пылает огонь, государь. Идем.

Ричард передал поводья мальчику из конюшни и подал отцу руку.

Мы вошли в зал. Все, кто сидел, вскочили. Короля устроили на самом почетном месте, Ричард сел рядом, предлагая ему вино и угощение.

Вскоре все узнали о нападении Генриха на Лимож. Он показал герцогу дыру, оставленную в плаще стрелой. Клянусь, даже балки в зале вздрогнули от гневного вопля Ричарда:

– Да они пытались убить вас, сир!

– Думаю, по ошибке, – сказал Генрих.

Потом вздохнул и сделал большой глоток.

– Думаете, сир? – (Я видел, как на шее Ричарда пульсирует жилка.) – На несколько дюймов выше, и вы были бы тяжело ранены или мертвы. И человек, пославший стрелу, сражается за Хэла и Джефри! Это дьявольский умысел.


– Я бы никогда не отдал подобного приказа, – раздался возглас с порога большого зала.

К крайнему своему изумлению, я увидел Молодого Короля. Плащ его пропитался дождевой водой, волосы прилипли к голове, на красивом лице застыла печаль. За спиной у него маячила пара таких же промокших рыцарей.

– Какая дерзость, Хэл! – рявкнул Ричард. По его знаку солдаты преградили путь Молодому Королю.

– Пусть подойдет, – сказал король, сурово глядя на старшего сына и наследника.

Ричард снова махнул рукой, и Молодой Король двинулся дальше, один. Король просто смотрел.

– Ну, Хэл? – строго спросил Ричард. – Что скажешь в свое оправдание?

– Едва узнав, что случилось, я запрыгнул на коня, государь. Та стрела была ошибкой. – Молодой Король сложил руки, прося о прощении. – Часовые приняли вас за отряд горожан, с которыми цитадель враждует.

Лимож разделился на две части, причем город остался верен королю.

– Это только слова, – отрезал Генрих. – С чего я должен тебе верить?

Ричард хотел что-то сказать, но посмотрел на короля и прикусил язык.

Мне подумалось, что герцог должен радоваться, видя, как зол отец, и надеяться, что он рассорится с Молодым Королем без его, Ричарда, помощи.

– Что бы ни стояло между нами, государь, я никогда не стану желать вам вреда! Как и Джефри. Клянусь.

В голосе Молодого Короля слышалась мольба.

– Уходи. – Генрих отвернулся от старшего сына.

– Государь…

– Ты слышал, что сказал наш господин отец, – пророкотал Ричард и сделал знак солдатам. – Выпроводите моего брата из зала!

К его чести, Молодой Король не стал унижаться. Попрощавшись с отцом – Генрих не ответил, – он вернулся к своим рыцарям, вышел в дверь и отправился по дождю обратно в Лимож.

– Бессовестный негодяй, – сказал Ричард. – Наконец-то он показал свою истинную сущность.

Король снова не ответил, только согнулся и прижал к груди кубок с вином.

Ричард протянул руку и положил отцу на плечо.

Генрих, не заметивший этого, прошептал:

– Ах, Хэл! Мой милый Хэл.

Я находился достаточно близко, чтобы расслышать. Как и герцог.

Его рука упала, он подошел к огню.

И только тогда я разглядел горькие слезы в глазах Ричарда.



Если герцог надеялся, что происшествие со стрелой убедит отца в измене Молодого Короля и Джефри, то он ошибался. Два дня спустя, словно позабыв, как близок был к гибели, и не вняв совету Ричарда, король направился в Лимож, чтобы поговорить с непокорными сыновьями. В него снова стреляли с укреплений, и на этот раз Молодой Король и Джефри стояли и смотрели. Только когда им помахали королевским штандартом, стрелы прекратили лететь. Хотя мятежные сыновья принесли извинения, стрелявших в короля лучников не наказали, а это красноречиво говорило об искренности сожалений Молодого Короля и Хэла. Неудивительно, что встреча не продлилась долго.

Король, однако, был готов простить взбунтовавшимся отпрыскам чуть ли не все. Спустя несколько дней Молодой Король попросил у отца аудиенции и был удостоен ее. И вновь это произошло вопреки настояниям Ричарда. Заявив, что хочет вернуться в лоно семьи, Хэл обещал, что потребует от мятежных баронов сдаться. Смягчившись, король благословил сына, и тот поскакал обратно в Лимож с ультиматумом для недавних союзников.

К ночи он вернулся. Попытка провалилась: умоляя о прощении, он полагался на милость отца. И с легкостью получил ее, опять же невзирая на возражения Ричарда. Молодой Король будто бы перестал участвовать в мятеже, в Эксе и в нашем лагере воцарился покой. Мы убрали дозорных и начали подумывать о мире.

Но то была всего лишь уловка. Молодой Король вернулся в цитадель Лиможа под тем предлогом, что он должен собрать свой двор. Несколько дней от него не было ни слуху ни духу. Когда стали поступать донесения о рутье, жгущих и разоряющих окрестные деревни и церкви, стало понятно, что Молодой Король желал только усыпить бдительность отца, развязав руки наемникам Джефри.

Ричард клялся и божился, что призовет братьев к ответу. Но когда Молодой Король объявился снова и стал уверять отца, что Джефри действовал без его ведома, что он никогда не стал бы потворствовать жестокости рутье, ему, как ни странно, поверили. Как бы ни злился герцог, он не мог пойти против воли отца и выгнать Молодого Короля из нашего лагеря. Странные то были дни: Ричард избегал брата, даже когда изображал примерного сына при любящем отце.

Молодой Король снова уехал, якобы с целью убедить Джефри отстать от мятежников, и больше не вернулся. Дело осложнилось, когда погода ухудшилась, сделав жизнь в лагере невыносимо ужасной, а с юга стали поступать вести о новых мятежах. Гуго, герцог Бургундский, и граф Раймунд Тулузский вступили в войну на стороне Молодого Короля. Подлило масла в огонь то обстоятельство, что Филипп Французский, как выяснилось, отправлял наемников в помощь своему зятю Хэлу. Все его дружелюбие по отношению к королю Генриху оказалось притворным. Двухмесячная осада была без промедления снята. Как заметил взбешенный Ричард, осаждающая армия, не обращающая внимания на подход подмоги к осажденным, зачастую обречена на скорую и безжалостную смерть.

Судьба Аквитании, да и всего королевства в то непростое время висела на волоске. Герцог бросил клич всем знатным сеньорам, кто еще был предан короне – прискорбно, но таких оставалось все меньше, – и вербовал всех наемников, каких мог найти. По большей части то были брабантцы, которые также составляли костяк сил Джефри и Молодого Короля. Но наших держали в большей строгости, чем тамошних убийц, и любому уличенному в насилии или грабеже грозила смертная казнь.

Вопреки всем усилиям герцога, перевес противника вскоре стал подавляющим. Май застал нас в разъездах по Лимузену, в постоянных стычках с врагом, и ни одна из сторон не могла одержать победу. Мы с нарастающим беспокойством ждали подхода бургундцев и графа Тулузского, ели мало, пили еще меньше, а вести о разграбленных монастырях и потерянных крепостях мало-помалу подрывали наш дух.

Вот так все могло закончиться.

Но Бог не забыл Ричарда.