Львиное Сердце

– Сдается мне, я ей понравился.

– Поцелуй?

Я сердито глянул на него.

– Нет, конечно! К тому же там было слишком много народа.

Филип понимающе посмотрел на меня.

– Ты и близко не подобрался к поцелую.

– Нет, – уныло признал я. – Но она хочет встретиться со мной снова.

Филип по-дружески пихнул меня.

– Ты проторил путь, я следом, – сказал он и ушел.

У него был острый глаз – Жюветта пробиралась к выходу из зала.

– Удачи, – шепнул я.



Наступило и прошло Рождество. Устроенные королем празднества получились запоминающимися: такого зрелища я в жизни не видел. Гостей было так много, что откормленных телят и свиней жарили прямо в замковом дворе, а все пекари в городе дни напролет готовили хлеб. Де Борна заперли в комнате, а в те редкие минуты, когда его выпускали, вместе с ним ходил солдат, чтобы не дать ему снестись с Джефри или с Молодым Королем. Поток посетителей в шатер Джефри несколько иссяк, но не до конца. Ричард сдержал слово и не стал ничего говорить братьям или закатывать им сцену. Он посвятил себя охоте в окрестностях Кана, и нам, оруженосцам, зачастую приходилось отсутствовать в замке от рассвета до заката.

По этой причине видеться с Алиенорой было затруднительно, и я старался пользоваться любым случаем. Вопреки моей неизменной застенчивости и недостатку изящных манер, девушка, похоже, находила мое общество приятным. Она слушала, как я рассказываю о своем детстве, о Кайрлинне, о моей семье, и даже смеялась над моими жалкими потугами пошутить. Я же упивался каждым ее словом и дрожал всякий раз, когда мы прикасались или приближались друг к другу настолько, чтобы представить себе возможность объятий или поцелуя.

Однажды губы наши могли встретиться: мы стояли очень близко и смотрели глаза в глаза, но последовал вызов от Матильды, и эта зыбкая возможность разбилась так же неотвратимо, как глиняный кубок, падающий на каменные плиты пола. Распалившись пуще прежнего от этой неудачи, я плохо спал и постоянно грезил об Алиеноре. Вот только время было не на моей стороне. Вскоре после Благовещения рождественские придворные празднества заканчивались. Если я хотел добиться хоть какого-то успеха, следовало успеть до этого дня.



День Нового года, начало лета Господня 1183-го, выдался ветреным и холодным. Я, как обычно, занимался своими делами, но мысли об Алиеноре постоянно отвлекали меня. Филип сказал что-то, но я не услышал. Джон де Мандевиль заметил это и без церемоний привел меня в чувство.

– Может, герцог еще не видит, что ты витаешь в облаках, но я-то вижу, – рявкнул он мне на ухо. – Если не хочешь, чтобы с тебя спустили шкуру сегодня, очнись.

Ошеломленный – Джон никогда прежде не разговаривал со мной так, – я встряхнулся. Со временем я понял, что выволочка сослужила мне добрую службу. Любовь – это замечательно, но только не тогда, когда она парализует. Будь я в бою, а не в услужении у герцога, я погиб бы в первой же стычке с врагом.

В скором времени последующие события вытеснили Алиенору из моих мыслей, по крайней мере до поры.

Ричард сидел за столом вместе с отцом, Джефри и Джоном. Молодой Король не показывался: обычное дело. Предпочитая кутить в обществе своих рыцарей, он появлялся зачастую только после шестого часа. Король пребывал в хорошем настроении, говорил, что рождественские празднества прошли с невиданным успехом, что его бароны смогли убедиться в единстве королевской семьи.

Я заметил, как Ричард бросил взгляд на Джефри: тот нашептывал что-то Джону на ухо. Король говорит одно, подумалось мне, но, если честно, все совсем не так: его сыновья похожи на свору собак, постоянно норовящих укусить друг друга и возвыситься над прочими.

– Будем держаться вместе, и никто нас не одолеет, – провозгласил Генрих, поднимая кубок. – За Анжуйский дом!

Сыновья поддержали тост, и голос Джефри звучал громче прочих. Вскоре после этого появился Молодой Король в сопровождении писцов и священников. На голове у него была тонкая золотая корона – необычно для такого часа. Принц низко поклонился королю.

Ричард никак не выказал своего отношения к тому, что его не удостоили вниманием. Джон надулся, как всегда, но ничего не сказал. Слово взял Джефри.

– В чем дело, братец? – воскликнул он. – С чего это ты нас не замечаешь?

Молодой Король отсалютовал ему кубком.

– Доброе утро, брат.

Таким же образом он поприветствовал Джона; тот сделал вид, что ничего не заметил. На Ричарда он снова не посмотрел.

Герцог, как я отметил, нахмурил брови, но ничего не сказал.

– Ты не поздоровался с Ричардом, – сказал Генрих, вечно стремившийся поддерживать мир.

– Верно, папа, и по веской причине, – ответил Молодой Король.

Генрих вздохнул. Джефри, будучи себе на уме, провел пальцем по губам. Джон подался вперед в кресле. Ричард оторвал кусок хлеба от краюхи, положил на нее сыр и с наслаждением откусил.

– По-моему, сейчас рановато для подобных дел, – сказал король. – Они не могут подождать?

– Нет, папа.

Молодой Король посмотрел прямо на Ричарда, который жевал и глядел на него, и протянул руку. Когда пребывавший в ожидании писец вложил в нее Библию, принц снова повернулся к королю и громко пообещал хранить ему преданность отныне и до конца жизни, а также верно служить.

– Твои слова похвальны, Хэл, – одобрил Генрих, выглядевший польщенным, но озадаченным.

– За этим громким жестом кроется нечто большее, чем видно на первый взгляд, – вмешался Ричард. – Не так ли?


Этот вопрос был обращен к Молодому Королю, но тот не удостоил его ответом и вновь обратился к отцу.

– Не хочу держать ничего за душой, государь, никакой обиды или злобы, способных в будущем огорчить тебя. А потому заявляю, что я оказывал поддержку баронам Аквитании в их борьбе с герцогом, моим братом.

У Ричарда раздулись ноздри. Только я находился достаточно близко, чтобы услышать, как он пробормотал: «Наконец-то правду сказал».

Я исподволь наблюдал за Джефри и Джоном. Джон выглядел возбужденным и объятым любопытством; судя по его виду, ему не было известно, что собирается дальше делать или говорить Молодой Король. Джефри, напротив, был спокоен. Слишком спокоен. Вспомнив встречу в его шатре, я решил, что он и старший брат намеренно разыграли эту сцену.

– Это серьезное признание, Хэл, – промолвил король. – Мне хотелось бы понять, что двигало тобой.

– Я поступил так потому, что мой брат укрепил замок Клерво, который находится в Анжу. – Затем тон Молодого Короля сделался уважительным: – А также является частью, предназначенной мне в наследство, наш господин отец.

– Это так, – подтвердил король и обратился к Ричарду: – Что скажешь?

– Неужели это действительно важно для тебя, Хэл? – задал вопрос герцог.

– Важно.

– Клерво – ничтожный городишко, не имеющий значения для Анжу, а значит, для тебя и нашего господина отца. Ставлю золотую монету, что год назад ты даже названия такого не слышал, – заявил герцог.

– Не стоит так, брат, – укорил его Джефри. – Это неучтиво.

– Я отвергаю обвинение в том, будто я не знаком со своей будущей державой, – заявил Молодой Король. – Все до единого ее уголки дороги моему сердцу.

Ричард произнес вполголоса несколько слов. Снова только мне удалось расслышать, что слова эти были «омерзительная высокопарность». Терпение его подходит к концу, решил я, как и доверие к брату, которое он выражал накануне Рождества.

– Со своей стороны, я не стыжусь признаться, что смутно представляю, где находится Клерво, – проговорил Генрих. – Просветите меня.

– Он стоит на дороге из Тура в Пуатье, папа, там, где она пересекает реку Вьенна, – сказал Ричард. – В свое время виконт де Шательро, не самый большой друг Аквитании, распространял свою власть на эту важную область. Моя новая крепость призвана ослабить это влияние и сократить число разбойничьих нападений на купцов, едущих на юг, в Аквитанию. Вот чем я руководствовался, приказав построить там замок.

– Ты не мог не знать, что тамошние земли принадлежат нашему господину отцу! – вскричал Молодой Король. – Клерво принадлежит анжуйскому дому уже двести с лишним лет!

– Это так, – вступил Джефри.

– Если я и знал, Хэл, то запамятовал, – легкомысленно бросил Ричард.

Мой хозяин был человеком ловким и хорошим лжецом – ведь я из его собственных уст слышал слова о связи Клерво с Анжу. Но признать это означало изобличить себя как негодяя, и он прикинулся несведущим. Мой взгляд перешел с невозмутимого Ричарда на его старшего брата, чье лицо перекосилось от гнева.

– Может, ты и не знал, – заявил Молодой Король. – Но теперь обязан сознаться в своем преступлении.

– Преступлении? Ошибка, не более того, – ответил Ричард. – И нет смысла спорить об этом.

Молодой Король презрительно поджал губы. Джефри поцокал языком.

– Беду не составит труда поправить, – вмешался Генрих. – Передай Клерво под мою опеку, и прекратим думать об этом.

Ричард не ответил.

– Ну же, – обратился к нему Генрих. – Ради согласия в семье.

– Наш господин отец говорит правильно, – заметил Джефри подобострастным тоном.

– Ладно, – сказал Ричард королю. – Клерво твой. Распоряжайся им по своему усмотрению.

– Это было так просто, не правда ли?

Генрих улыбнулся сначала Ричарду, потом старшему сыну.

Молодой Король презрительно хмыкнул, и я подумал: он этого так не оставит. Выражение на лице Джефри, холодное и сосредоточенное, говорило о том же.

– Остается еще вопрос оммажа, папа, – продолжил Молодой Король. – Оммажа, который обязаны принести мне, как твоему наследнику, мои братья.

– Божьи глаза! – воскликнул Генрих. – Твои братья верны.

– Мне хочется, чтобы они снова принесли клятву, если позволишь.

Молодой Король посмотрел на Джефри, тот одобрительно кивнул и впился глазами в Ричарда.

Я заметил, как лежавшие на коленях кисти Ричарда сжались в кулаки. Мгновение спустя он разжал их, но было совершенно ясно, по крайней мере для меня, что это требование его разозлило.

Генрих трудно вздохнул, как работник, уставший от тяжкой ноши, и посмотрел на Ричарда и Джефри.

– Сделайте, как он просит.