Лунная нить
Часть 6 из 61 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Во дворе собрались все – то есть совсем все. Лица напряжены, губы поджаты, глаза опущены. Эти люди растеряны и напуганы. Они думают, что кондеса оставляет их на произвол судьбы, и я боюсь, как бы Каталине не захотелось убедить их в обратном. Белые стены крепости отливают золотом в лучах закатного солнца. В первом ряду стоит Каталина, которая, судя по всему, отчаянно пытается сдержать слезы. Она выходит вперед и крепко обнимает меня. Мы редко проявляем чувства на людях, но я вовсе не возражаю против такого прощания. Кто знает, когда мы увидимся в следующий раз? На самом деле это очень важный момент для нас обеих, поэтому я прекрасно понимаю ее порыв.
– Давай, Химена, – тихонько шепчет она. – Подбодри их. Им важно видеть, что тебе не страшно.
Я киваю. Кровь приливает к лицу.
– Хорошо. Я не боюсь. И не подведу тебя.
– Я знаю, – отвечает Каталина и отступает в тень, пропуская меня вперед.
Я поворачиваюсь к собравшимся. Непривычная тишина. Напряженные плечи и встревоженные взгляды. В воздухе витает страх, окутывающий нас, словно густой туман. Я не знала, что придется произносить речь. Это самое ужасное в роли кондесы. Во рту пересыхает, и я начинаю нервно теребить край туники.
– Спасибо, что пришли проводить, – говорю я сдавленным голосом и закашливаюсь. – Я знаю, многие из вас тревожатся за меня. Не надо. Все… все будет хорошо.
Каталина нетерпеливо цокает языком.
– Я хочу…
Madre di Luna. А чего я хочу? Наверное, чтобы они выжили.
– Я хочу, чтобы вы помнили: в хранилище осталось очень мало еды. Прошу вас, распорядитесь запасами разумно, пока меня не будет.
Каталина выступает вперед и громко откашливается.
– Кондеса хочет, чтобы Инкасиса стала безопасной для всех нас. Оказавшись в замке, она получит уникальный шанс подобраться поближе к нашему врагу и его тайнам. Когда она обнаружит его слабые места, мы сделаем все возможное, чтобы узурпатор заплатил сполна за беды, которые навлек на Инкасису, – говорит она, и ее глаза сверкают решимостью. – За наши разрушенные дома, за наши жизни – и прежде всего за наши погибшие семьи. У кондесы есть план. Надо только продержаться еще немного, и мы поднимем восстание против самозванца!
Раздаются вялые возгласы одобрения. Некоторые аплодируют, но я чувствую, что люди встревожены. Возможно, нам удалось их немного успокоить, но после стольких лет голода и лишений они привыкли относиться к любым изменениям с опаской.
На спине выступает пот. Переминаясь с ноги на ногу, я бросаю взгляд на Софию, и та подмигивает в ответ. Уж она-то знает, что сейчас мне больше всего на свете хотелось бы поскорее уехать.
Я киваю в сторону конюшен. Чтобы добраться до них, мне придется пройти сквозь всю толпу мимо коричных и дынных деревьев[18], которые мы посадили вместе с Аной, когда она привезла меня в крепость. Глубоко вдохнув, я делаю первый шаг, и люди расступаются. Стражники вертикально поднимают мечи и прислоняются лбами к клинкам. Знак глубокого уважения. Но они проявляют уважение не ко мне, а к кондесе, за которую меня принимают.
Мы с Софией проходим мимо свежих могил, где похоронен лаксанский посланник со своей свитой. Все тринадцать человек. Седлаем коней и галопом скачем к сторожевым башням, поднимая за собой облако пыли. И вот наконец мы вступаем на мост. Нас мгновенно окутывает теневая магия Аны – значит, где-то далеко она все еще жива. Луна наделила ее даром скрывать предметы, и Ана заколдовала мост таким образом, чтобы его мерцающие очертания были видны лишь иллюстрийцам. У меня сразу начинает кружиться голова: да, я знаю, что мост здесь, и вижу его контуры, но если посмотреть вниз, прямо подо мной зияет бездонная пропасть.
– Даже лошади уже привыкли к магии! – кричит София, оборачиваясь.
– Cállate[19], – отвечаю я, вцепившись в поводья.
Мы проезжаем через поля, которые когда-то принадлежали иллюстрийцам. На фоне закатного неба выделяются темные телеги, доверху груженные листьями коки. Небольшой кусочек может облегчить симптомы высотной болезни и помочь при расстройстве желудка, но в бóльших количествах кока вызывает галлюцинации. А если принять слишком много, можно вообще не проснуться. Перистые кончики ветвей этого кустарника напоминают хвосты лам. Листья – широкие и плоские, с толстыми черенками.
Я с печалью оглядываю открывшийся перед нами пейзаж. Кусты коки на опустевших полях выглядят словно огромные колючие чудища бораро. Они повсюду, и это жутко.
– Глазам не верится, – говорит София, вырывая меня из размышлений. – Как можно было засеять этим все поля? Людям нечего есть, а он думает лишь о том, чтобы продавать наркотики в другие страны…
Кровь стучит в ушах, и я крепче сжимаю поводья. С большим усилием направляю лошадь в сторону замка, прочь от этих полей. От ярости темнеет в глазах. Меч так и просится в руки. Узурпатор отнял у нас все. Наши семьи. Дома. Королеву. И теперь – наши несчастные земли.
– Ándate a la mierda, Atoc![20] – выкрикивает София.
Я подхватываю, и мы орем во все горло, зная, что в ближайшее время придется держать язык за зубами.
Солнце заходит. Сумерки постепенно сгущаются. Мы переходим на галоп, и вскоре на горизонте появляются очертания города. Всходит Луна, и из-за облаков робко выглядывают звезды. По спине пробегают мурашки. Эта ночь сулит опасность. Луна, дай мне сил.
Мы проезжаем через ореховую рощу, сквозь деревню и мимо внешних стен Ла Сьюдад. Теперь вместо иллюстрийцев город населяют проклятые лаксанцы. Некогда белые стены запятнаны изображениями самозванца со свитой и портретами Атока с его младшей сестрой Тамайей. Как будто ему постоянно нужно напоминать всем, кто победил в войне.
Мы проезжаем мимо городских ворот и замечаем двух лаксанцев, которые жмутся друг к другу, сидя на рваных одеялах. Они вяло поднимают опухшие красные веки и глядят на нас; из ноздрей течет кровь. Несчастные души, запертые в ловушке зависимости. Жертвы смертоносных решений Атока.
Мы молча движемся дальше; городские стены остаются позади. Приближаясь к замку, я крепко сжимаю поводья и стискиваю зубы.
– Дыши, – шепчет София, и мы въезжаем на дорогу, ведущую к железным воротам.
Впереди возвышается замок. Его белые стены, простые и строгие, поблескивают в лунном свете. Узкие арочные окна скорее напоминают щели. Как в тюрьме. Я даже не могу представить, на что теперь будет похожа моя жизнь. Какие ужасы ждут меня? Воображение рисует темные подземелья где-то глубоко под замком, бесконечно долгие дни без еды и холодные ночи без надежды на тепло.
Мой гнев неожиданно превращается в удушающий страх. Я одобрила этот план и не раздумывая бросилась в омут, точно так же как бездумно согласилась стать двойником Каталины много лет назад. Очередное импульсивное решение привело меня прямо в логово врага, где ни один мой малейший промах не останется незамеченным. Оказавшись в замке, я никогда больше не смогу быть Хименой. А что, если они поймают меня на лжи? Я крепко зажмуриваюсь и изо всех сил пытаюсь вспомнить, зачем я прямо сейчас еду навстречу пугающей неизвестности. Как далеко я готова зайти ради своей королевы?
Я открываю глаза, и мы выезжаем на большую дорогу. Путь преграждают высокие железные ворота. К прутьям прикреплено изображение Эль Лобо; за информацию о разбойнике в черной маске предлагается денежное вознаграждение. Я придерживаю поводья и жду. Притихшая и настороженная София следует моему примеру. Ночная тишина тяготит, словно за ней – по ту сторону крепостной стены – скрывается нечто зловещее. Как лисий капкан, спрятанный в лесу.
– Там кто-то есть, – шепчу я Софии. – На стене. Слева от ворот. Убери оружие, черт возьми! Ты же моя «горничная»!
София хмурится, но прячет меч в ножны.
– Мне все это не нравится.
Как, впрочем, и мне. Я запрокидываю голову и оглядываю ту часть крепостной стены, где заприметила людей; вижу еще двоих стражников в верхнем ярусе сторожевой башни. Темно; лишь Луна и звезды освещают наши лица.
– Кто вы?
Сердце замирает. Назад пути нет.
– Кондеса, – громко и четко говорю я. – Я пришла по повелению Ато… короля.
Раздается звон цепей, и постепенно решетка поднимается, словно открытая пасть гигантской анаконды, которая вот-вот поглотит добычу. Я подстегиваю коня. София едет по левую руку – слава Луне, что она рядом. Меня бьет крупная дрожь, и я удивляюсь, как до сих пор не испугала несчастную лошадь.
Внутренний двор выглядит так же, как в моих воспоминаниях, – только гораздо ярче. Я ожидала увидеть белокаменный замок, но теперь стены выкрашены в ядовито-зеленый и усеяны изображениями самозваного короля в венце из подсолнухов. Двор имеет квадратную форму; вдоль каждой из сторон тянутся белые аркады. Повсюду огромные горшки с растениями; вдоль стен расставлены каменные скамейки. Конюшни, если не ошибаюсь, должны быть где-то справа.
Главный вход преграждают высокие железные двойные двери. Выглядят очень внушительно: так просто внутрь не попасть. Вдруг двери распахиваются, и нам навстречу выходит человек возраста Аны. Он с холодной внимательностью рассматривает меня. Высокий и тощий, увешанный амулетами, в мантии баклажанового цвета, которая развевается при ходьбе. Он продолжает молча изучать меня, и я замечаю, как раздуваются его ноздри.
– Кондеса, – снисходительно произносит он. – Будем знакомы, я жрец Сайра.
Пульс учащается, и рука инстинктивно тянется к рукоятке меча. София судорожно вдыхает. Это второй человек после короля. Теневая фигура, стоящая за самыми сумасбродными указами Атока. Мучитель, разрушающий жизни при помощи своей кровяной магии.
Он останавливается прямо перед моей лошадью и проводит указательным пальцем по ее шее. Я замираю, внимательно наблюдая за его руками.
– Ты должна была прийти одна, – непринужденно замечает он.
Я стискиваю зубы и напрягаюсь. Жрец отходит от лошади. Мне становится не по себе; по рукам пробегают мурашки. Мое внимание привлекает серебристая вспышка в темном окне. О нет. Мимо меня пролетает что-то тонкое и длинное. Я вскрикиваю: стрела выбивает Софию из седла, и она падает на землю, сильно ударившись головой. Кровь льется из раны в ее груди; на белом камне остаются крупные алые пятна.
Глава четвертая
КРЕПКО ЗАЖМУРИВАЮСЬ. ГЛАЗА говорят одно, разум – другое. Это неправда. Этого не может быть.
Дрожа, я соскальзываю с лошади и падаю на колени рядом с Софией. Она смотрит на меня. Из носа и рта льется кровь; длинные, похожие на змей струи стекают по щекам и шее. Она бьется в судорогах, и за несколько мгновений моя юбка пропитывается ее кровью, прилипая к ногам. Слишком, слишком много крови. Стрела попала в грудь, рядом с сердцем. Если попытаться вытащить ее, София умрет еще быстрее. Но, может, мне удастся хотя бы остановить кровотечение? Я тянусь за стрелой.
– Не надо, – задыхаясь, говорит София. – Я уже мертва.
Я хватаю ее за руку. Холодная как лед.
– Нет.
– Кондеса, – шепчет София слабым голосом, словно она уже стала призраком. – Спаси мою маму…
Кто-то грубо отталкивает меня. София, захлебываясь, хватает губами воздух и затихает; я не вижу ее в момент смерти. Они отняли у меня ее последний вздох – как всё и всех, кого я уже успела потерять. Моих родителей и дом, город, который я так любила, возможность быть самой собой. Это я позвала Софию. Она погибла из-за меня.
Инстинкты берут верх. Я давлю каблуками пальцы, бью локтями в животы. Царапаюсь и брыкаюсь, пока чертовы лаксанцы оттаскивают меня от Софии. Глаза наливаются кровью. Я луплю солдат по спинам, со всей силы ударяю по кадыкам и заламываю руки. Мои удары несовершенны, небрежны, исполнены злобы и отчаяния. Прибывает подкрепление. Я окружена. Но у меня в сапогах еще спрятаны короткие кинжалы, и благодаря Ане я хорошо знаю, что точные удары могут ранить не хуже меча. Наклонившись, я тянусь к правому сапогу.
Жрец выступает вперед, и время замедляется.
– Довольно, кондеса, – говорит он, высокомерно подняв подбородок и пристально наблюдая за мной.
Теперь у меня по кинжалу в каждой руке. Еще два спрятаны в сапогах. Грудь вздымается и опускается в такт учащенному дыханию. Но внезапно я ощущаю приступ удушья, будто кто-то схватил меня за горло; затем – нарастающее давление, от которого скрючиваются пальцы на ногах. Жрец лишь поднял указательный палец, и этого оказалось достаточно, чтобы лишить меня воздуха. Я замираю.
– Вот и все, – с холодной улыбкой произносит Сайра. – Тебе конец.
Я крепко зажмуриваюсь. К горлу подступает тошнота. Жрец ослабляет хватку, и я судорожно вдыхаю воздух, пропитанный запахом свежей крови. Пульс замедляется; я постепенно прихожу в себя от боли и шока и остаюсь наедине со страхом и чувством вины, которые сплелись, словно оставленные без присмотра обрывки шерстяных ниток. Когда я наконец открываю глаза, передо мной предстает настолько угнетающее зрелище, что хочется засмеяться. Я окружена двенадцатью лучниками со стрелами наготове. Их изумленные лица выражают ужас. Те, кого мне удалось ранить, отползают или, хромая, ковыляют прочь.
Я совершила ошибку. Я должна вести себя как кондеса, а не боец сопротивления. Нужно усмирить бунтарский дух Химены. Каталина не стала бы вступать в бой. Ей подобает молчаливо гневаться и лить слезы от бессилия, не теряя при этом достоинства. А я, как последняя дура, дала жрецу и его прислужникам лишний повод для подозрений, хотя София говорила, что надо быть сильной и не принимать поспешных решений. В качестве двойника Каталины я могу стать главным оружием в борьбе против Атока – если он будет считать меня смиренной и покорной.
Жрец останавливается на расстоянии вытянутой руки. Он легко может убить меня прямо сейчас при помощи кровяной магии. Но я знаю, что он этого не сделает. Я здесь, чтобы стать женой его короля. Восстанавливаю дыхание, и бешеное сердцебиение постепенно замедляется. Прячу кинжалы обратно в сапоги. Один из стражников поднимает с земли меч Софии, запятнанный ее кровью. Ее отсутствующий взгляд будет преследовать меня вечно. Я крепко зажимаю рот рукой. Это оружие Аны, и будь я проклята, если позволю лаксанцу прикоснуться к нему. Я медленно опускаю руку и сжимаю кулак.
– Верните меч, – обращаюсь я к жрецу.
Он бросает взгляд на оружие в мясистой лапе стражника.
– Ты закончила представление?
Злобно шиплю в ответ. Представление? Так это называется? Сайра свысока наблюдает за мной и гаденько ухмыляется. Стиснув зубы, коротко киваю.
– Тогда иди за мной. А я, может быть, прослежу, чтобы он не потерялся.
Вранье. Я больше никогда не увижу меч Аны. Он пропал навсегда. Как и София. Кажется, будто сегодня у меня вырвали сердце, оставив в груди зияющую дыру.
Жрец круто разворачивается. Словно по команде, ноги несут меня следом за проклятым лаксанцем. Я делаю это ради Каталины – моей будущей королевы, моей лучшей подруги, моей сестры, о которой я всегда мечтала, и единственной живой души, которая знает меня настоящую.
Стражники по-прежнему направляют на меня стрелы. Ни один из них даже не ослабил тетиву. Я все вижу. Замок выглядит совсем не так, как в моих детских воспоминаниях. Нет больше белых камней, которые было так приятно гладить кончиками пальцев. Нет больше свободного пространства. Вместо этого лаксанцы раскрасили все в яркие цвета, от которых рябит в глазах: один коридор – ярко-желтый, как плод маракуйи, другой – тревожно-красный, как сырое мясо. Если над фасадом замка работал трезвый человек, то интерьеры явно оформляли, хорошенько напившись пива.
– Давай, Химена, – тихонько шепчет она. – Подбодри их. Им важно видеть, что тебе не страшно.
Я киваю. Кровь приливает к лицу.
– Хорошо. Я не боюсь. И не подведу тебя.
– Я знаю, – отвечает Каталина и отступает в тень, пропуская меня вперед.
Я поворачиваюсь к собравшимся. Непривычная тишина. Напряженные плечи и встревоженные взгляды. В воздухе витает страх, окутывающий нас, словно густой туман. Я не знала, что придется произносить речь. Это самое ужасное в роли кондесы. Во рту пересыхает, и я начинаю нервно теребить край туники.
– Спасибо, что пришли проводить, – говорю я сдавленным голосом и закашливаюсь. – Я знаю, многие из вас тревожатся за меня. Не надо. Все… все будет хорошо.
Каталина нетерпеливо цокает языком.
– Я хочу…
Madre di Luna. А чего я хочу? Наверное, чтобы они выжили.
– Я хочу, чтобы вы помнили: в хранилище осталось очень мало еды. Прошу вас, распорядитесь запасами разумно, пока меня не будет.
Каталина выступает вперед и громко откашливается.
– Кондеса хочет, чтобы Инкасиса стала безопасной для всех нас. Оказавшись в замке, она получит уникальный шанс подобраться поближе к нашему врагу и его тайнам. Когда она обнаружит его слабые места, мы сделаем все возможное, чтобы узурпатор заплатил сполна за беды, которые навлек на Инкасису, – говорит она, и ее глаза сверкают решимостью. – За наши разрушенные дома, за наши жизни – и прежде всего за наши погибшие семьи. У кондесы есть план. Надо только продержаться еще немного, и мы поднимем восстание против самозванца!
Раздаются вялые возгласы одобрения. Некоторые аплодируют, но я чувствую, что люди встревожены. Возможно, нам удалось их немного успокоить, но после стольких лет голода и лишений они привыкли относиться к любым изменениям с опаской.
На спине выступает пот. Переминаясь с ноги на ногу, я бросаю взгляд на Софию, и та подмигивает в ответ. Уж она-то знает, что сейчас мне больше всего на свете хотелось бы поскорее уехать.
Я киваю в сторону конюшен. Чтобы добраться до них, мне придется пройти сквозь всю толпу мимо коричных и дынных деревьев[18], которые мы посадили вместе с Аной, когда она привезла меня в крепость. Глубоко вдохнув, я делаю первый шаг, и люди расступаются. Стражники вертикально поднимают мечи и прислоняются лбами к клинкам. Знак глубокого уважения. Но они проявляют уважение не ко мне, а к кондесе, за которую меня принимают.
Мы с Софией проходим мимо свежих могил, где похоронен лаксанский посланник со своей свитой. Все тринадцать человек. Седлаем коней и галопом скачем к сторожевым башням, поднимая за собой облако пыли. И вот наконец мы вступаем на мост. Нас мгновенно окутывает теневая магия Аны – значит, где-то далеко она все еще жива. Луна наделила ее даром скрывать предметы, и Ана заколдовала мост таким образом, чтобы его мерцающие очертания были видны лишь иллюстрийцам. У меня сразу начинает кружиться голова: да, я знаю, что мост здесь, и вижу его контуры, но если посмотреть вниз, прямо подо мной зияет бездонная пропасть.
– Даже лошади уже привыкли к магии! – кричит София, оборачиваясь.
– Cállate[19], – отвечаю я, вцепившись в поводья.
Мы проезжаем через поля, которые когда-то принадлежали иллюстрийцам. На фоне закатного неба выделяются темные телеги, доверху груженные листьями коки. Небольшой кусочек может облегчить симптомы высотной болезни и помочь при расстройстве желудка, но в бóльших количествах кока вызывает галлюцинации. А если принять слишком много, можно вообще не проснуться. Перистые кончики ветвей этого кустарника напоминают хвосты лам. Листья – широкие и плоские, с толстыми черенками.
Я с печалью оглядываю открывшийся перед нами пейзаж. Кусты коки на опустевших полях выглядят словно огромные колючие чудища бораро. Они повсюду, и это жутко.
– Глазам не верится, – говорит София, вырывая меня из размышлений. – Как можно было засеять этим все поля? Людям нечего есть, а он думает лишь о том, чтобы продавать наркотики в другие страны…
Кровь стучит в ушах, и я крепче сжимаю поводья. С большим усилием направляю лошадь в сторону замка, прочь от этих полей. От ярости темнеет в глазах. Меч так и просится в руки. Узурпатор отнял у нас все. Наши семьи. Дома. Королеву. И теперь – наши несчастные земли.
– Ándate a la mierda, Atoc![20] – выкрикивает София.
Я подхватываю, и мы орем во все горло, зная, что в ближайшее время придется держать язык за зубами.
Солнце заходит. Сумерки постепенно сгущаются. Мы переходим на галоп, и вскоре на горизонте появляются очертания города. Всходит Луна, и из-за облаков робко выглядывают звезды. По спине пробегают мурашки. Эта ночь сулит опасность. Луна, дай мне сил.
Мы проезжаем через ореховую рощу, сквозь деревню и мимо внешних стен Ла Сьюдад. Теперь вместо иллюстрийцев город населяют проклятые лаксанцы. Некогда белые стены запятнаны изображениями самозванца со свитой и портретами Атока с его младшей сестрой Тамайей. Как будто ему постоянно нужно напоминать всем, кто победил в войне.
Мы проезжаем мимо городских ворот и замечаем двух лаксанцев, которые жмутся друг к другу, сидя на рваных одеялах. Они вяло поднимают опухшие красные веки и глядят на нас; из ноздрей течет кровь. Несчастные души, запертые в ловушке зависимости. Жертвы смертоносных решений Атока.
Мы молча движемся дальше; городские стены остаются позади. Приближаясь к замку, я крепко сжимаю поводья и стискиваю зубы.
– Дыши, – шепчет София, и мы въезжаем на дорогу, ведущую к железным воротам.
Впереди возвышается замок. Его белые стены, простые и строгие, поблескивают в лунном свете. Узкие арочные окна скорее напоминают щели. Как в тюрьме. Я даже не могу представить, на что теперь будет похожа моя жизнь. Какие ужасы ждут меня? Воображение рисует темные подземелья где-то глубоко под замком, бесконечно долгие дни без еды и холодные ночи без надежды на тепло.
Мой гнев неожиданно превращается в удушающий страх. Я одобрила этот план и не раздумывая бросилась в омут, точно так же как бездумно согласилась стать двойником Каталины много лет назад. Очередное импульсивное решение привело меня прямо в логово врага, где ни один мой малейший промах не останется незамеченным. Оказавшись в замке, я никогда больше не смогу быть Хименой. А что, если они поймают меня на лжи? Я крепко зажмуриваюсь и изо всех сил пытаюсь вспомнить, зачем я прямо сейчас еду навстречу пугающей неизвестности. Как далеко я готова зайти ради своей королевы?
Я открываю глаза, и мы выезжаем на большую дорогу. Путь преграждают высокие железные ворота. К прутьям прикреплено изображение Эль Лобо; за информацию о разбойнике в черной маске предлагается денежное вознаграждение. Я придерживаю поводья и жду. Притихшая и настороженная София следует моему примеру. Ночная тишина тяготит, словно за ней – по ту сторону крепостной стены – скрывается нечто зловещее. Как лисий капкан, спрятанный в лесу.
– Там кто-то есть, – шепчу я Софии. – На стене. Слева от ворот. Убери оружие, черт возьми! Ты же моя «горничная»!
София хмурится, но прячет меч в ножны.
– Мне все это не нравится.
Как, впрочем, и мне. Я запрокидываю голову и оглядываю ту часть крепостной стены, где заприметила людей; вижу еще двоих стражников в верхнем ярусе сторожевой башни. Темно; лишь Луна и звезды освещают наши лица.
– Кто вы?
Сердце замирает. Назад пути нет.
– Кондеса, – громко и четко говорю я. – Я пришла по повелению Ато… короля.
Раздается звон цепей, и постепенно решетка поднимается, словно открытая пасть гигантской анаконды, которая вот-вот поглотит добычу. Я подстегиваю коня. София едет по левую руку – слава Луне, что она рядом. Меня бьет крупная дрожь, и я удивляюсь, как до сих пор не испугала несчастную лошадь.
Внутренний двор выглядит так же, как в моих воспоминаниях, – только гораздо ярче. Я ожидала увидеть белокаменный замок, но теперь стены выкрашены в ядовито-зеленый и усеяны изображениями самозваного короля в венце из подсолнухов. Двор имеет квадратную форму; вдоль каждой из сторон тянутся белые аркады. Повсюду огромные горшки с растениями; вдоль стен расставлены каменные скамейки. Конюшни, если не ошибаюсь, должны быть где-то справа.
Главный вход преграждают высокие железные двойные двери. Выглядят очень внушительно: так просто внутрь не попасть. Вдруг двери распахиваются, и нам навстречу выходит человек возраста Аны. Он с холодной внимательностью рассматривает меня. Высокий и тощий, увешанный амулетами, в мантии баклажанового цвета, которая развевается при ходьбе. Он продолжает молча изучать меня, и я замечаю, как раздуваются его ноздри.
– Кондеса, – снисходительно произносит он. – Будем знакомы, я жрец Сайра.
Пульс учащается, и рука инстинктивно тянется к рукоятке меча. София судорожно вдыхает. Это второй человек после короля. Теневая фигура, стоящая за самыми сумасбродными указами Атока. Мучитель, разрушающий жизни при помощи своей кровяной магии.
Он останавливается прямо перед моей лошадью и проводит указательным пальцем по ее шее. Я замираю, внимательно наблюдая за его руками.
– Ты должна была прийти одна, – непринужденно замечает он.
Я стискиваю зубы и напрягаюсь. Жрец отходит от лошади. Мне становится не по себе; по рукам пробегают мурашки. Мое внимание привлекает серебристая вспышка в темном окне. О нет. Мимо меня пролетает что-то тонкое и длинное. Я вскрикиваю: стрела выбивает Софию из седла, и она падает на землю, сильно ударившись головой. Кровь льется из раны в ее груди; на белом камне остаются крупные алые пятна.
Глава четвертая
КРЕПКО ЗАЖМУРИВАЮСЬ. ГЛАЗА говорят одно, разум – другое. Это неправда. Этого не может быть.
Дрожа, я соскальзываю с лошади и падаю на колени рядом с Софией. Она смотрит на меня. Из носа и рта льется кровь; длинные, похожие на змей струи стекают по щекам и шее. Она бьется в судорогах, и за несколько мгновений моя юбка пропитывается ее кровью, прилипая к ногам. Слишком, слишком много крови. Стрела попала в грудь, рядом с сердцем. Если попытаться вытащить ее, София умрет еще быстрее. Но, может, мне удастся хотя бы остановить кровотечение? Я тянусь за стрелой.
– Не надо, – задыхаясь, говорит София. – Я уже мертва.
Я хватаю ее за руку. Холодная как лед.
– Нет.
– Кондеса, – шепчет София слабым голосом, словно она уже стала призраком. – Спаси мою маму…
Кто-то грубо отталкивает меня. София, захлебываясь, хватает губами воздух и затихает; я не вижу ее в момент смерти. Они отняли у меня ее последний вздох – как всё и всех, кого я уже успела потерять. Моих родителей и дом, город, который я так любила, возможность быть самой собой. Это я позвала Софию. Она погибла из-за меня.
Инстинкты берут верх. Я давлю каблуками пальцы, бью локтями в животы. Царапаюсь и брыкаюсь, пока чертовы лаксанцы оттаскивают меня от Софии. Глаза наливаются кровью. Я луплю солдат по спинам, со всей силы ударяю по кадыкам и заламываю руки. Мои удары несовершенны, небрежны, исполнены злобы и отчаяния. Прибывает подкрепление. Я окружена. Но у меня в сапогах еще спрятаны короткие кинжалы, и благодаря Ане я хорошо знаю, что точные удары могут ранить не хуже меча. Наклонившись, я тянусь к правому сапогу.
Жрец выступает вперед, и время замедляется.
– Довольно, кондеса, – говорит он, высокомерно подняв подбородок и пристально наблюдая за мной.
Теперь у меня по кинжалу в каждой руке. Еще два спрятаны в сапогах. Грудь вздымается и опускается в такт учащенному дыханию. Но внезапно я ощущаю приступ удушья, будто кто-то схватил меня за горло; затем – нарастающее давление, от которого скрючиваются пальцы на ногах. Жрец лишь поднял указательный палец, и этого оказалось достаточно, чтобы лишить меня воздуха. Я замираю.
– Вот и все, – с холодной улыбкой произносит Сайра. – Тебе конец.
Я крепко зажмуриваюсь. К горлу подступает тошнота. Жрец ослабляет хватку, и я судорожно вдыхаю воздух, пропитанный запахом свежей крови. Пульс замедляется; я постепенно прихожу в себя от боли и шока и остаюсь наедине со страхом и чувством вины, которые сплелись, словно оставленные без присмотра обрывки шерстяных ниток. Когда я наконец открываю глаза, передо мной предстает настолько угнетающее зрелище, что хочется засмеяться. Я окружена двенадцатью лучниками со стрелами наготове. Их изумленные лица выражают ужас. Те, кого мне удалось ранить, отползают или, хромая, ковыляют прочь.
Я совершила ошибку. Я должна вести себя как кондеса, а не боец сопротивления. Нужно усмирить бунтарский дух Химены. Каталина не стала бы вступать в бой. Ей подобает молчаливо гневаться и лить слезы от бессилия, не теряя при этом достоинства. А я, как последняя дура, дала жрецу и его прислужникам лишний повод для подозрений, хотя София говорила, что надо быть сильной и не принимать поспешных решений. В качестве двойника Каталины я могу стать главным оружием в борьбе против Атока – если он будет считать меня смиренной и покорной.
Жрец останавливается на расстоянии вытянутой руки. Он легко может убить меня прямо сейчас при помощи кровяной магии. Но я знаю, что он этого не сделает. Я здесь, чтобы стать женой его короля. Восстанавливаю дыхание, и бешеное сердцебиение постепенно замедляется. Прячу кинжалы обратно в сапоги. Один из стражников поднимает с земли меч Софии, запятнанный ее кровью. Ее отсутствующий взгляд будет преследовать меня вечно. Я крепко зажимаю рот рукой. Это оружие Аны, и будь я проклята, если позволю лаксанцу прикоснуться к нему. Я медленно опускаю руку и сжимаю кулак.
– Верните меч, – обращаюсь я к жрецу.
Он бросает взгляд на оружие в мясистой лапе стражника.
– Ты закончила представление?
Злобно шиплю в ответ. Представление? Так это называется? Сайра свысока наблюдает за мной и гаденько ухмыляется. Стиснув зубы, коротко киваю.
– Тогда иди за мной. А я, может быть, прослежу, чтобы он не потерялся.
Вранье. Я больше никогда не увижу меч Аны. Он пропал навсегда. Как и София. Кажется, будто сегодня у меня вырвали сердце, оставив в груди зияющую дыру.
Жрец круто разворачивается. Словно по команде, ноги несут меня следом за проклятым лаксанцем. Я делаю это ради Каталины – моей будущей королевы, моей лучшей подруги, моей сестры, о которой я всегда мечтала, и единственной живой души, которая знает меня настоящую.
Стражники по-прежнему направляют на меня стрелы. Ни один из них даже не ослабил тетиву. Я все вижу. Замок выглядит совсем не так, как в моих детских воспоминаниях. Нет больше белых камней, которые было так приятно гладить кончиками пальцев. Нет больше свободного пространства. Вместо этого лаксанцы раскрасили все в яркие цвета, от которых рябит в глазах: один коридор – ярко-желтый, как плод маракуйи, другой – тревожно-красный, как сырое мясо. Если над фасадом замка работал трезвый человек, то интерьеры явно оформляли, хорошенько напившись пива.