Лунная нить
Часть 38 из 61 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В сотый раз я задаю себе вопрос, кто он. Я уже не раз встречалась с ним, не сомневаюсь. Руми или Хуан Карлос. Я уверена. Но тот ли он, о ком я думаю? Меня посещают непрошеные мысли, и я не понимаю, что чувствую. Но эти новые, запретные чувства очень смущают.
– Скажи, где она, – хрипло шепчет он.
– Нет, – решительно отвечаю я.
Его взгляд падает на мои губы.
– А ты опасна, – мягко говорит Лобо.
Он наклоняется ко мне, и я цепенею от жара, внезапно вспыхнувшего между нами. Застыв в нерешительности, я едва слышно шепчу:
– Что ты делаешь?
Он замирает. Я чувствую его учащенное дыхание.
– Если бы я знал, – бормочет он. – Перестаю соображать, когда ты рядом.
Я кладу ладонь ему на грудь, чтобы остановить наше сближение. От смущения мысли сбиваются в кучу; именно поэтому я не могу позволить ему поцеловать меня. Я не понимаю, как я на самом деле отношусь к этому человеку, а поцелуй лишь разжег бы во мне ненужные чувства. Пока я не узнаю, кто он такой, ничего не будет. Я легонько качаю головой. О чем я вообще думаю? Даже если я узнаю, кто он, это ничего не изменит. Мне все равно придется предать его. Выдать.
– Почему? – шепчет он.
Я лихорадочно пытаюсь подобрать подходящую причину. Впрочем, сгодится любая из тех, что приходят на ум.
– Я могу узнать тебя.
Он смеется.
– Ты когда-нибудь целовалась?
– Нет, – признаюсь я. – Но это вполне может случиться.
Он опускает руки.
– Интересно. И с кем же?
На этот раз хихикаю я. Это смешно, но на мгновение мне показалось, будто он ревнует. Меня еще никто никогда не ревновал. Я испытываю несколько противоречивых чувств одновременно и не могу думать ни о чем другом. Отвлекаюсь от своей главной задачи.
– Не о том ты думаешь, Лобо. Я все еще жду, пока ты убедишь меня, что твой план лучше моего.
– Думаю, я знаю, как это сделать, – сухо отвечает он.
Он уже не смеется; в голосе больше нет теплоты.
– Я приду за тобой через три дня. Отдохни, кондеса. У тебя синяки под глазами.
Я гляжу на него ошарашенно. Не потому, что ставлю под сомнение его слова, а потому, что он так бесцеремонно заявил об этом. Маска снова немного мнется: еще одна улыбка.
Эль Лобо выходит на балкон и перепрыгивает через перила, как будто под нами нет трех этажей. Я выбегаю вслед за ним и смотрю вниз. Уже скрылся.
Светает; первые, победные лучи солнца прогоняют поверженную ночь. Мой взгляд устремляется в сторону иллюстрийской крепости. Каталина, скорее всего, спит. Но до свадьбы остается всего несколько дней, и она будет ждать от меня новое сообщение. А я по-прежнему не понимаю, как действовать дальше.
Глава двадцать вторая
УТРОМ ПРИНОСЯТ НОВУЮ пряжу. Грубую, с ужасным затхлым запахом. Из нее почти невозможно ткать. Не сомневаюсь, это реакция Атока на мой вчерашний провал. Я сижу на том же самом стуле, который всего пару часов назад занимал Эль Лобо, и растерянно смотрю на спутанные желтые и охровые нитки. Мысли об Эстрейе не дают мне покоя.
– Нет настроения сегодня? – спрашивает Суйяна. – Прислужник короля сказал, что тот был очень доволен свадебным подарком. Не хотите соткать ему что-нибудь более теплое? На зиму, например.
– Он просил больше не отвлекать его, – отвечаю я, чтобы не молчать.
Мне плевать на Атока и его просьбы. Теперь благодаря волшебному дару принцессы Тамайи я знаю местоположение Эстрейи. До свадьбы десять дней. Я могла бы начать гобелен сегодня вечером и отправить с сычом – или любой другой птицей, которая придет на ум, – и Каталина получила бы все, чего так страстно желает, этой же ночью. Всего одно послание – и трон обеспечен.
Но мне не хочется торопиться. Если Каталина заполучит Эстрейю, это будет означать полную победу иллюстрийцев. Каталина станет королевой. Снова лишит лаксанцев права голоса. И это будет на моей совести.
Медленно выдыхаю. Суйяна опять что-то говорит, но я не могу ничего разобрать, как будто она разговаривает со мной из-под воды.
– Что?
– На завтрак яичница с чоризо и сладким перцем, – повторяет Суйяна в десятый раз. – Съешьте хоть что-нибудь.
– Я не голодна.
Суйяна встревоженно смотрит на меня, но я делаю вид, что не замечаю ее беспокойства: я просто не могу есть, когда от переживаний бурлит в животе, как в чайнике с кипятком.
– Какой у нас план на сегодня?
– Вам предстоит примерка платья.
Я морщусь.
– Будьте добры с ними, – тихо говорит Суйяна. – Если Его Величество будет недоволен, они останутся без работы.
Она пытается поставить поднос с завтраком мне на колени, но я отодвигаюсь.
– Te comprendo[71].
– Я не думала, что вы будете грубо с ними обращаться, – добавляет она, ставя поднос на комод. – Просто решила сказать на всякий случай.
– Потому что я иллюстрийка?
Суйяна хмурится.
– Потому что скоро вы станете его женой.
Я делаю над собой усилие, чтобы не скорчиться от отвращения. Потом я все-таки решаю позавтракать и возвращаю Суйяне поднос.
– Я осыплю их комплиментами.
Горничная улыбается и уходит.
* * *
Три швеи проворно впихивают меня в красно-белое платье с коротким рукавом. На широком поясе золотой нитью вышит орнамент. Пышная юбка с рюшами шуршит у лодыжек, когда я двигаюсь. Вдруг в кармане что-то шевелится.
Пока швеи отвлеклись на подбор тканей, я быстро заглядываю внутрь и едва не вскрикиваю от неожиданности. Дурацкая ящерица успела забраться в карман! Это было бы забавно, если бы не три лаксанки, суетящиеся вокруг. Я строго смотрю на ящерицу, чтобы она сидела тихо.
– Кондеса, встаньте сюда, – говорит одна из швей.
Я аккуратно забираюсь на приступок и оказываюсь перед высоким зеркалом. Внимательно изучаю девушку в отражении. Она худее, чем я запомнила, с выступающими скулами и ключицами; под глазами – темные круги. Талия туго затянута. Каталине бы понравилось.
Я не выгляжу счастливой. Мне не нравится моя худоба, и никакие красивые ткани не смогут скрыть нарастающую панику, которая окутывает меня, словно клочья тумана над озером Яку. Я не узнаю себя. Даже руки обмякли без тренировок. Где мои крепкие мышцы, над которыми я столько работала? В зеркале вовсе не я, а человек, которого я напоминаю больше всего.
Я выгляжу как Каталина.
Разочарование толкает меня в зыбучие пески ненависти к себе. Я – лишь чья-то копия. Двойник. Я не она. И я не я. Я уже не понимаю, кто я, с кем я и кому я вообще нужна.
– У вас будет ожерелье из шерстяных помпонов синих и фиолетовых тонов. Сегодня вечером я займусь головным убором. Простите, что он еще не готов для примерки. Он будет в тех же цветах, что и помпоны.
– Хорошо, – отзываюсь я и невольно опускаю уголки рта.
– Кондеса, вам не нравится? – осторожно спрашивает одна из женщин.
– Как это может не нравиться? – мягко спрашиваю я. – Все очень красиво.
Портниха с облегчением выдыхает.
– Чудесно, потому что Его Величество…
Дверь распахивается, и в комнату врывается Аток со своей свитой. Во рту пересыхает. Я пытаюсь сойти с подставки, но он останавливает меня, подняв руку.
– Quédate[72].
Аток медленно обходит меня, словно кондор, кружащий над добычей. По телу бегут мурашки. Нахмурившись, он внимательно изучает платье – каждый рюш, каждый стежок. Ноги зудят от непреодолимого желания сбежать. Мне хочется тоже осмотреть его с ног до головы: сомневаюсь, что ему понравится, если его будут оценивать как лошадь.
Швеи забиваются в угол. Чтобы не обижать их, я выдавливаю улыбку.
– Разве не мило? – обращаюсь я к Атоку.
– Скажи, где она, – хрипло шепчет он.
– Нет, – решительно отвечаю я.
Его взгляд падает на мои губы.
– А ты опасна, – мягко говорит Лобо.
Он наклоняется ко мне, и я цепенею от жара, внезапно вспыхнувшего между нами. Застыв в нерешительности, я едва слышно шепчу:
– Что ты делаешь?
Он замирает. Я чувствую его учащенное дыхание.
– Если бы я знал, – бормочет он. – Перестаю соображать, когда ты рядом.
Я кладу ладонь ему на грудь, чтобы остановить наше сближение. От смущения мысли сбиваются в кучу; именно поэтому я не могу позволить ему поцеловать меня. Я не понимаю, как я на самом деле отношусь к этому человеку, а поцелуй лишь разжег бы во мне ненужные чувства. Пока я не узнаю, кто он такой, ничего не будет. Я легонько качаю головой. О чем я вообще думаю? Даже если я узнаю, кто он, это ничего не изменит. Мне все равно придется предать его. Выдать.
– Почему? – шепчет он.
Я лихорадочно пытаюсь подобрать подходящую причину. Впрочем, сгодится любая из тех, что приходят на ум.
– Я могу узнать тебя.
Он смеется.
– Ты когда-нибудь целовалась?
– Нет, – признаюсь я. – Но это вполне может случиться.
Он опускает руки.
– Интересно. И с кем же?
На этот раз хихикаю я. Это смешно, но на мгновение мне показалось, будто он ревнует. Меня еще никто никогда не ревновал. Я испытываю несколько противоречивых чувств одновременно и не могу думать ни о чем другом. Отвлекаюсь от своей главной задачи.
– Не о том ты думаешь, Лобо. Я все еще жду, пока ты убедишь меня, что твой план лучше моего.
– Думаю, я знаю, как это сделать, – сухо отвечает он.
Он уже не смеется; в голосе больше нет теплоты.
– Я приду за тобой через три дня. Отдохни, кондеса. У тебя синяки под глазами.
Я гляжу на него ошарашенно. Не потому, что ставлю под сомнение его слова, а потому, что он так бесцеремонно заявил об этом. Маска снова немного мнется: еще одна улыбка.
Эль Лобо выходит на балкон и перепрыгивает через перила, как будто под нами нет трех этажей. Я выбегаю вслед за ним и смотрю вниз. Уже скрылся.
Светает; первые, победные лучи солнца прогоняют поверженную ночь. Мой взгляд устремляется в сторону иллюстрийской крепости. Каталина, скорее всего, спит. Но до свадьбы остается всего несколько дней, и она будет ждать от меня новое сообщение. А я по-прежнему не понимаю, как действовать дальше.
Глава двадцать вторая
УТРОМ ПРИНОСЯТ НОВУЮ пряжу. Грубую, с ужасным затхлым запахом. Из нее почти невозможно ткать. Не сомневаюсь, это реакция Атока на мой вчерашний провал. Я сижу на том же самом стуле, который всего пару часов назад занимал Эль Лобо, и растерянно смотрю на спутанные желтые и охровые нитки. Мысли об Эстрейе не дают мне покоя.
– Нет настроения сегодня? – спрашивает Суйяна. – Прислужник короля сказал, что тот был очень доволен свадебным подарком. Не хотите соткать ему что-нибудь более теплое? На зиму, например.
– Он просил больше не отвлекать его, – отвечаю я, чтобы не молчать.
Мне плевать на Атока и его просьбы. Теперь благодаря волшебному дару принцессы Тамайи я знаю местоположение Эстрейи. До свадьбы десять дней. Я могла бы начать гобелен сегодня вечером и отправить с сычом – или любой другой птицей, которая придет на ум, – и Каталина получила бы все, чего так страстно желает, этой же ночью. Всего одно послание – и трон обеспечен.
Но мне не хочется торопиться. Если Каталина заполучит Эстрейю, это будет означать полную победу иллюстрийцев. Каталина станет королевой. Снова лишит лаксанцев права голоса. И это будет на моей совести.
Медленно выдыхаю. Суйяна опять что-то говорит, но я не могу ничего разобрать, как будто она разговаривает со мной из-под воды.
– Что?
– На завтрак яичница с чоризо и сладким перцем, – повторяет Суйяна в десятый раз. – Съешьте хоть что-нибудь.
– Я не голодна.
Суйяна встревоженно смотрит на меня, но я делаю вид, что не замечаю ее беспокойства: я просто не могу есть, когда от переживаний бурлит в животе, как в чайнике с кипятком.
– Какой у нас план на сегодня?
– Вам предстоит примерка платья.
Я морщусь.
– Будьте добры с ними, – тихо говорит Суйяна. – Если Его Величество будет недоволен, они останутся без работы.
Она пытается поставить поднос с завтраком мне на колени, но я отодвигаюсь.
– Te comprendo[71].
– Я не думала, что вы будете грубо с ними обращаться, – добавляет она, ставя поднос на комод. – Просто решила сказать на всякий случай.
– Потому что я иллюстрийка?
Суйяна хмурится.
– Потому что скоро вы станете его женой.
Я делаю над собой усилие, чтобы не скорчиться от отвращения. Потом я все-таки решаю позавтракать и возвращаю Суйяне поднос.
– Я осыплю их комплиментами.
Горничная улыбается и уходит.
* * *
Три швеи проворно впихивают меня в красно-белое платье с коротким рукавом. На широком поясе золотой нитью вышит орнамент. Пышная юбка с рюшами шуршит у лодыжек, когда я двигаюсь. Вдруг в кармане что-то шевелится.
Пока швеи отвлеклись на подбор тканей, я быстро заглядываю внутрь и едва не вскрикиваю от неожиданности. Дурацкая ящерица успела забраться в карман! Это было бы забавно, если бы не три лаксанки, суетящиеся вокруг. Я строго смотрю на ящерицу, чтобы она сидела тихо.
– Кондеса, встаньте сюда, – говорит одна из швей.
Я аккуратно забираюсь на приступок и оказываюсь перед высоким зеркалом. Внимательно изучаю девушку в отражении. Она худее, чем я запомнила, с выступающими скулами и ключицами; под глазами – темные круги. Талия туго затянута. Каталине бы понравилось.
Я не выгляжу счастливой. Мне не нравится моя худоба, и никакие красивые ткани не смогут скрыть нарастающую панику, которая окутывает меня, словно клочья тумана над озером Яку. Я не узнаю себя. Даже руки обмякли без тренировок. Где мои крепкие мышцы, над которыми я столько работала? В зеркале вовсе не я, а человек, которого я напоминаю больше всего.
Я выгляжу как Каталина.
Разочарование толкает меня в зыбучие пески ненависти к себе. Я – лишь чья-то копия. Двойник. Я не она. И я не я. Я уже не понимаю, кто я, с кем я и кому я вообще нужна.
– У вас будет ожерелье из шерстяных помпонов синих и фиолетовых тонов. Сегодня вечером я займусь головным убором. Простите, что он еще не готов для примерки. Он будет в тех же цветах, что и помпоны.
– Хорошо, – отзываюсь я и невольно опускаю уголки рта.
– Кондеса, вам не нравится? – осторожно спрашивает одна из женщин.
– Как это может не нравиться? – мягко спрашиваю я. – Все очень красиво.
Портниха с облегчением выдыхает.
– Чудесно, потому что Его Величество…
Дверь распахивается, и в комнату врывается Аток со своей свитой. Во рту пересыхает. Я пытаюсь сойти с подставки, но он останавливает меня, подняв руку.
– Quédate[72].
Аток медленно обходит меня, словно кондор, кружащий над добычей. По телу бегут мурашки. Нахмурившись, он внимательно изучает платье – каждый рюш, каждый стежок. Ноги зудят от непреодолимого желания сбежать. Мне хочется тоже осмотреть его с ног до головы: сомневаюсь, что ему понравится, если его будут оценивать как лошадь.
Швеи забиваются в угол. Чтобы не обижать их, я выдавливаю улыбку.
– Разве не мило? – обращаюсь я к Атоку.