Лунная нить

Кажется, будто в комнате резко стало холоднее. Сайра тревожно переглядывается с королем. По спине пробегают мурашки. Аток в бешенстве вскакивает с кровати.

– Что ты об этом знаешь? – спрашивает он.

Принцесса Тамайя лишь улыбается.

– Просто поддерживаю разговор. Мы давно с тобой не общались.

– Мы не будем обсуждать Эстрейю, – шипит Аток сквозь зубы. – Продолжай ткать, или…

– Или что? Ты спрячешь меня от моих друзей? Заберешь мои вещи? – Она кивком указывает на мое платье – видимо, очередной наряд из ее гардероба, – и ее губы презрительно искривляются. – Ты уже сделал все что мог, hermano.

В черных глазах Атока загорается недобрый огонь.

– Нет, не все. Может, попросить жреца закрыть чей-то говорливый рот?

Руки Сайры слегка вздрагивают, словно он готовится к нападению. Я впервые вижу, как принцесса съеживается и ссутуливается. Стиснув зубы, она мотает головой. Аток с удовлетворенным видом опускается на кровать. Сайра сжимает кулаки, будто его только что лишили последней еды.

Принцесса отворачивается и берет в руки пряжу. Ее пальцы легко порхают над станком, и под ними постепенно вырисовывается пейзаж.

Раздаются восторженные возгласы. Я не задумываясь встаю со стула и заглядываю ей через плечо. В верхней части гобелена изображено дождливое небо. Под искусно вытканным ливнем дремлет Ла Сьюдад; на заднем плане – лавандовая гора, окутанная туманом. Совсем вдали виднеется озеро Яку, потревоженное порывами ветра.

Пейзаж кажется таким реалистичным, что я не удивилась бы, если бы в грозовом небе засверкали настоящие молнии, а из шерстяных туч пошел бы настоящий дождь. Я еще никогда не видела ничего подобного. С самого детства мне внушали непреложные истины: я – лучшая ткачиха во всей Инкасисе; я – мудрый лидер и искусный борец. Иллюстрийцы всегда лучше всех.

Но меня обманывали. И Ана, и мои родители, и Каталина. Я не лучшая ткачиха. Этот титул принадлежит принцессе. Я стою за принцессой, и она едва заметно прижимается ко мне спиной. Прищурившись, я наблюдаю за ее работой. Внимательно изучаю каждый ряд. Ее руки не останавливаются ни на секунду, но в какой-то момент я замечаю, как она проводит мизинцем по небольшой точке в глубине озера Яку.

Драгоценный камень, в котором заточены неупокоенные души, жаждущие смерти. Смертельное оружие. Эстрейя. Колени подкашиваются, и я торопливо возвращаюсь на свой стул. Мой гобелен не закончен даже наполовину. Без особого энтузиазма беру в руки пряжу, но тут Аток издает громкий возглас разочарования и окидывает меня взглядом, полным отвращения. Посыл понятен.

– И это все, на что ты способна? – спрашивает он.

Я указываю на гобелен принцессы.

– С ней нет смысла соревноваться. Она владеет этим искусством гораздо лучше меня.

– Тогда зачем я стою здесь и трачу свое время?

С трудом подавляю желание разбить ему голову ткацким станком. Делаю глубокий вдох и пытаюсь справиться с яростью, от которой вскипает кровь. Медленно и спокойно отвечаю:

– Вы пришли по собственному желанию. Я вас не приглашала.

Кто-то издает тихий смешок, но тут же замолкает: все знают, как опасно смеяться над Атоком.

– Вы останетесь наверху. Обе, – шипит Аток и, развернувшись, шагает к двери. Моя накидка эффектно развевается у него за спиной. – Ни еды, ни питья для обеих. Пусть сдохнут тут от голода! – рявкает он напоследок. Его голос напоминает лай сторожевой собаки.

Дверь с грохотом захлопывается. Стража остается снаружи. Я мрачно переглядываюсь с принцессой. Мой план сработал, но теперь я тоже застряла здесь. Я не могу позволить ему держать меня здесь до самого Карнавала.

– Думаете, свадьбу теперь отменят? – шепотом спрашиваю я.

– Вряд ли, – говорит Тамайя. – Он скоро остынет и пошлет за вами. Он импульсивен, но не совсем уж глуп. Вы же не можете умереть до свадьбы. – Она тянется ко мне и добавляет: – Извините, но нам срочно нужно обняться. Вы же понимаете, что я сделала?

Я киваю.

– Я тоже не совсем уж глупа.

Она смеется и крепко обнимает меня. Я чувствую, как она дрожит.

– Что вы собираетесь делать с тем, что я вам рассказала?

Она мне нравится, поэтому я отвечаю со всей честностью:

– Не знаю.

– Кондеса, думаю, нам пора поговорить. – Тамайя указывает на диван. – Садитесь.

Мы заперты вместе, так что у меня нет выбора. Я не готова к этому разговору; мне нечего ответить на ее вопросы. Но я не могу просто развернуться и уйти, как ее брат.

Я сажусь рядом и делаю глубокий вдох. За время, проведенное в замке, я успела сильно запутаться, и мне становится все труднее скрываться под маской. Кажется, достаточно одной неосторожной реакции, и она спадет – и все увидят Химену, беспомощную и беззащитную.

– Как вы думаете, почему Аток хочет жениться на вас?

Я удивленно вскидываю брови: не думала, что она начнет с этого.

– Чтобы получить доступ к нашей воде.

Принцесса качает головой.


– Возможно, это одна из причин, но далеко не самая важная. Он стал забывать о наших ценностях и традициях, о том, как нас растили. В погоне за деньгами и властью он почти потерял себя. Не хочу вас обидеть, но он выбрал вас в жены, чтобы спасти собственную шкуру. Ему гораздо важнее укрепить собственную власть, чем выбрать спутницу, которая сможет изменить Инкасису к лучшему. Мой брат жаждет добиться признания от тех, кто столетиями угнетал наш народ. Хочет, чтобы его уважали и боялись. Он думает, что, женившись, он сделает вас – и заодно всех иллюстрийцев – своей собственностью. Ему нужна власть, но его жадность (как и в случае с вашими иллюстрийскими предками) не приведет ни к чему хорошему.

– Ах, вы не хотите меня обидеть? – переспрашиваю я. – Очень любезно со стороны лаксанки.

Принцесса неотрывно смотрит на меня; взгляд ее темных глаз мрачен и серьезен.

– Я всегда думала, что все лаксанцы ненавидят иллюстрийцев, – говорю я.

– Если бы это было так, – тихо спрашивает принцесса, – вы бы их осудили?

Лаксанцы подняли мятеж, потому что мы превратили их жизнь в ад. Так кто же все-таки виноват в смерти моих родителей? Сколько родителей потеряли лаксанцы за сотни лет угнетения?

– Нет, – уверенно отвечаю я. – Я бы не стала их осуждать.

Что сказано, то сказано. Я бросаю быстрый взгляд на Тамайю, ожидая увидеть самодовольную улыбку. Но принцесса лишь слегка склоняет голову и с любопытством смотрит на меня – словно пытается пробраться в мои мысли и понять, что я думаю и чего хочу на самом деле.

Если бы я сама знала!

– Ну вот, мы уже к чему-то пришли, – говорит она. – Кондеса.

Сердце сжимается. Я не она. Не Каталина.

– Знаете легенду о ягуаре?

– Что? – озадаченно переспрашиваю я.

– Эта история прекрасно описывает моего брата. Жил на свете король-ягуар, у которого было целое королевство с верными подданными. Но каждый день он смотрел вверх и завидовал птицам, которые могли летать высоко в небе. Король-ягуар хотел невозможного.

Я помню эту легенду.

– Он хотел летать.

Принцесса кивает.

– Ему было мало тех даров, которыми его наградили боги. Он все время хотел большего.

– Может, он думает, что брак с иллюстрийкой поможет ему заполучить поддержку моего народа?

Принцесса приподнимает бровь.

– Если вы станете королевой, они все равно не перейдут на сторону Атока. Хотя он мог бы добиться этого и без брака… если бы принимал другие решения.

Ее последние слова повисают в воздухе.

Принцесса берет еще немного пряжи из корзины.

– Как вы хотели бы править? Так же, как ваша тетя? И ее отец? И его отец?

Я начинаю ерзать на кушетке. Зачем она задает мне эти вопросы? Проверяет меня? В таком случае я не пройду ее проверку, ведь мне придется отвечать за Каталину. А она ни за что не захочет ничего менять. Кондеса хочет вернуть старый уклад жизни.

– Что бы вы изменили? – спрашиваю я.

– Я бы сделала систему справедливой, – отвечает она. – Мы все хотим одного и того же: чтобы у всех была возможность честно зарабатывать свой хлеб, выражать свои мысли без последствий; чтобы все дети – не только иллюстрийские – могли ходить в школу…

– В каком мире вы живете, принцесса? Это не похоже на Инкасису.

Ее глаза загораются.

– Но так может быть! Прислушайтесь к своему сердцу, кондеса. Я знаю, у вас есть свои амбиции, мечты и желания. В этом мы с вами похожи. Но почему так трудно поверить, что ваши враги могут стремиться к той же цели, что и вы?

На самом деле я ей верю. И это осознание потрясает меня до глубины души. Если все действительно так, для чего я жила все эти годы? А как же мои родители? А Каталина? Я жертвовала всем ради одной цели: чтобы она, истинная наследница престола, наконец стала королевой.

Принцесса внимательно смотрит мне в глаза и спрашивает:

– Вы верите, что это возможно? Если на троне будет правильный человек? Понимаете, о чем я?

Химена, двойник кондесы, понимает. Инкасисе нужен правитель, который объединит все народы. Если бы Аток правил так, как хочет его сестра, возможно, мы бы смотрели на вещи иначе. Но сейчас мысль о новом лаксанском монархе вызовет у иллюстрийцев только гнев и непонимание.

Аток ведет себя именно так, как ожидали иллюстрийцы. Алчный до власти. Нечистоплотный в достижении своих целей. Безжалостный и невежественный.

Тамайя была бы гораздо лучшей правительницей, чем Каталина, которая едва ли справляется с иллюстрийцами в крепости. Я уверена в этом так же, как и в том, что правильно брошенный кинжал всегда попадает в цель. А Каталина… Став королевой, она восстановит справедливость для своей семьи. Почтит память родителей. Она никогда не откажется от такой возможности. Даже ради всего серебра, которое скрывается в недрах горы.

Сердце замирает. А может, она все же сможет уступить?