Лунная нить

Руми поджимает губы. Я думаю о расстроенных голосах людей, не увидевших сегодня принцессу. Вспоминаю, как после заявления короля по залу прокатился тревожный ропот.

Руми не прав. Лаксанцы не смогут смириться с ее смертью. Он молча доедает пирожок и даже не пытается заговорить со мной по дороге в замок. Ну и ладно!





* * *


Мне нужно сосредоточиться. Постоянно отвлекаюсь, запутываюсь и не могу продвинуться дальше. Сколько раз во время тренировок я напоминала себе, что следует избавиться от лишних мыслей и сконцентрироваться на основной задаче? Смотреть на цель. Сфокусироваться на противнике. Не терять бдительности.

Весь следующий день я избегаю разговоров с Руми. Не хочу тратить время на мысли об этой принцессе. В конце концов, кто она такая? Я вообще ничего о ней не знаю. Почему меня должна заботить ее судьба? Мне все равно. Нам будет только лучше, если у лаксанцев начнутся разногласия. Пусть казнят. Возможно, это увеличит шансы Каталины на успех.

К счастью, Руми оказался со мной солидарен: он тоже молчит. Я даже не прошу его принести еще пряжи, хотя у меня почти не осталось ниток. Пожалуй, надо заняться другими делами.

Следующие три дня сливаются в один, и я составляю себе удобный распорядок. По утрам я завтракаю на балконе и наблюдаю за тем, кто входит и выходит сквозь большие железные ворота в боковой части сада. Все слуги покидают замок и отправляются в город через эти ворота. Во второй половине дня я изучаю коридоры и двери, запоминая план замка. По вечерам я сосредоточиваюсь на садах. Изучаю каждый уголок, наблюдаю за придворными, гуляющими среди высоких деревьев. Кучка богатых скучающих лентяев.

Они лежат на диванах и праздно болтают; их голоса гулко отражаются от каменных стен. Почти всегда у них красные опухшие глаза, и они кажутся сонными, будто бы очень уставшими. Но они клюют носом не только от усталости. Многие из них употребляют листья коки, которые стали широкодоступны благодаря нашему доброму и мудрому правителю. Безобразие. Скоро вся Инкасиса подсядет на этот наркотик – и лаксанцы, и иллюстрийцы.

Хотя стража контролирует каждый мой шаг, меня не покидает ощущение, что жрец ведет свою игру и пристально следит за мной. Я постоянно настороже. От смутной необъяснимой тревоги по спине пробегают мурашки. За углом мелькает край мантии баклажанового цвета.

Зачем прислужники жреца преследуют меня? По приказу Атока? Теперь я всегда ношу в карманах лунную пыль – на всякий случай. Так я хотя бы смогу защитить себя, если придется.

Я часто пересекаюсь с Сайрой. Кажется, он повсюду одновременно. Вот только что он вышел после совещания с королем, и я уже вижу, как он идет в направлении кухонь, или встречаю его в саду. Его приспешники следуют за ним по пятам. Липнут к нему, как кора к дереву. Всюду следуя за жрецом, они внимательно наблюдают за каждым, кто встречается на пути. Не пропускают ни одного события в замке. Сайра явно использует собранные сведения в свою пользу. Но мне остается лишь догадываться о его мотивах.

Вечером я ужинаю одна в своей комнате и составляю план на следующий день. Настало время сфокусироваться на поисках Эстрейи. Я уже составила в уме схему большей части замка, подробно запомнила, как перемещаются стражники, когда они сменяют друг друга и чем вооружены. Тревожно мерю шагами комнату. Заламываю руки. Никак не могу расслабить плечи. Осталось изучить лишь восточное крыло, но, учитывая его протяженность, это практически невозможно. Эту часть замка целиком занимают Аток и его приближенные, поэтому там всегда много стражников.

Лихорадочно пытаюсь придумать уважительную причину, чтобы посмотреть залы в восточном крыле. Там нет ничего примечательного, кроме множества картин с изображениями животных. Тяжело вздыхаю. Кроме картин, на ум больше ничего не приходит.

Я барабаню в дверь, пока стражник – Пабло? Пидру? Педро? – не открывает.

– Думаю, сегодня я погуляю по замку, а не в саду. Я еще не успела посмотреть все картины в восточном крыле, а они очень красивые. Вы не находите?

Страж пожимает плечами.

– Его Сиятельство разрешил гулять по замку и садам в сопровождении стражи.

– Тогда пойдем туда, – говорю я, с трудом скрывая улыбку.

Он указывает на первый попавшийся коридор. Я бод ро шагаю вперед, но вскоре замедляюсь и делаю вид, будто с интересом рассматриваю первую картину. Подробное изображение ламы. Стражник останавливается рядом. Краем глаза я замечаю Атока и его свиту в конце коридора; они поднимаются по лестницам, ведущим в глубь восточного крыла. Подхожу поближе к картине и слегка наклоняю голову, чтобы получше разглядеть, куда они идут.

Интересно, куда они уходят каждый день? Наверное, там его кабинет. Эта мысль разжигает во мне любопытство. Какие тайны могут скрываться в его личном уголке? Стражник рядом со мной откашливается, и я выпрямляюсь. Вздохнув, я перехожу к следующей картине и делаю вид, будто чрезвычайно увлечена очередным изображением ламы. Стражник снова покашливает – на этот раз чуть громче и дольше. Я с улыбкой гляжу на него. Продолжаю в том же духе, но тут замечаю, что Аток и его придворные приближаются к нам. Возвращаясь откуда-то из восточного крыла, они увлеченно беседуют и проходят мимо, не обратив на меня никакого внимания. Я – ничто; просто занимаю место в его жизни. Но его равнодушие только подстегивает меня.

Я не могу нормально изучить восточное крыло, пока этот стражник дышит мне в затылок. Может, мне удастся настолько его утомить, что он оставит меня в покое? Я останавливаюсь у следующей картины и внимательно рассматриваю каждый мазок. После того как я проделываю то же самое еще с восемью полотнами, стражник бросает на меня нетерпеливый взгляд.

– Вы будете на первом этаже?

– Да, – отвечаю я. – ¿Por qué?[44]

Он неуверенно переминается с ноги на ногу.

– Мой сын болен, и я хотел бы переговорить с лекарем. Может, он разрешит дать чуть больше мате. До обеда осталось всего несколько часов, я хотел бы застать его, пока он еще в лазарете.

Я вспоминаю маленького мальчика, весело игравшего в саду, и сердце сжимается. Сама не знаю почему, но я всегда расстраиваюсь, когда слышу о его болезни.

– Хорошо, – говорю я. – Мне жаль, что ваш сынишка болен.

Мои слова повисают в воздухе, и я с удивлением понимаю, что не солгала. Ненавижу болеть. Сидишь взаперти, нельзя даже встать с кровати. Каталина всегда говорила, что постельный режим помогает быстрее поправиться, но я так не думаю.

– Вы уверены?

Я киваю.

– Идите и позаботьтесь о своем сыне.

– Я ненадолго. Если только там не будет очереди.

Стражник все еще сомневается. Медлит. Видела бы меня сейчас Каталина! Я пытаюсь приободрить лаксанского стража, чьего имени толком не помню.

– Как вас зовут?

– Педру.


Конечно. Руми еще называл имя мальчика… как там его? Вспоминаю лицо малыша. Темные кудри и смеющиеся глаза, остренький подбородок и пухлые щечки.

– Ачик, – говорю я. – Ведь так зовут вашего сына?

Стражник удивленно моргает.

– Да. Откуда вы знаете?

– Лекарь сказал. Как он?

– Иногда лучше, иногда хуже. Сегодня не лучший день. Вы уверены?

– Педру, – отвечаю я. – Я прекрасно погуляю сама.

– Десять минут. Не больше.

– Хорошо.

Стражник кивает и, смущенно улыбнувшись, оставляет меня в коридоре. Я жду, пока он свернет за угол. Ухмыльнувшись, я иду дальше по коридору, но уже не останавливаюсь, чтобы полюбоваться живописью. Все эти картины похожи друг на друга; достаточно посмотреть одну. Больше портретов лам я просто не выдержу.

Я продвигаюсь вперед, запоминая, сколько дверей я оставила позади. В основном это спальни. Сворачиваю в другой коридор и обнаруживаю лестницу, ведущую на верхние этажи восточного крыла. Аток и его свита уходят туда каждый день. И Сайра с ними.

Посмотрев по сторонам, я вступаю на каменные ступени и заранее продумываю возможные объяснения, если кто-нибудь застанет меня здесь: заблудилась или показалось, будто услышала странные звуки. Жалобный вид, кроткий взгляд – и, возможно, мне удастся выбраться отсюда без проблем. А вот моему стражу не поздоровится. Эта мысль выбивает меня из колеи. Поднявшись по лестнице, оглядываюсь на проделанный путь. У него могут быть неприятности из-за того, что он оставил меня одну. Он всего лишь хочет помочь сыну и попросить чашку чая у лекаря. Педру может запросто лишиться работы.

Я досадливо выдыхаю. Откуда это все взялось? С какой стати меня должна заботить судьба лаксанского стражника? Я только что говорила себе: надо сосредоточиться. Моя нерешительность начинает раздражать. Что важнее: восстание или стражник, чье имя я только недавно узнала? Он мне не родственник. Не иллюстриец. Он с легкостью выступит против меня, если узнает о моих планах.

Вот и ответ. Я решительно направляюсь к восточному крылу. По одну сторону коридора расположено несколько одинаковых дверей, по другую – длинный железный поручень. Если кто-нибудь заглянет сюда, меня сразу обнаружат. Наугад открываю первую попавшуюся дверь. Красивая спальня. Стены нежно-голубого цвета, широкая кровать, на которой поместилось бы трое. В углу стоит симпатичный комод. Я открываю ящик и обнаруживаю там множество рубашек, жилетов и брюк. Мое внимание привлекает стопка темных вещей. Ловко достаю несколько штук; натягиваю штаны под длинной юбкой и прячу за пояс несколько туник. Хорошо, что лаксанцы любят свободный крой: можно незаметно спрятать кучу вещей. Быстро иду к двери, до сих пор не веря в свою удачу. Теперь у меня есть все для идеальной маскировки.

Луна наблюдает за мной даже при свете дня.

Осторожно выглянув наружу, я убеждаюсь, что в коридоре нет стражи. Тихонько усмехаюсь и выхожу из комнаты так же тихо, как вошла. Возвращаюсь по тому же маршруту. Педру, наверное, уже освободился, но мне все равно.

У меня есть все, чтобы сегодняшней ночью подробно, ни на что не отвлекаясь, изучить восточное крыло.





Глава тринадцатая




ДО СВАДЬБЫ ОСТАЛОСЬ всего четыре недели. Или еще четыре недели. Эта мысль наводит на меня ужас. Даже аппетитный аромат томленой свинины с острым желтым перцем и лайвой на гарнир не соблазняет меня. Каталина, наверное, уже получила мое сообщение по поводу Карнавала и готовит план восстания. Но если мы не найдем Эстрейю, все будет без толку. Для победы нам необходима армия призраков.

Поздно вечером горничная заходит за тарелкой.

– Не любите свинину?

– Очень люблю. Но мне что-то нехорошо.

И я не лгу. Горничная хмурится; ее взгляд выражает обеспокоенность. Я задумчиво склоняю голову. С чего бы ей за меня волноваться? Мне казалось, она терпеть меня не может.

– Кажется, вы правда заболели, – говорит она. – Что-то совсем на вас непохоже. Обычно вы едите за двоих.

– Я… Э-э-э… Спасибо.

Такое можно было услышать от Софии.

– Я пошлю за лекарем, – заключает горничная.

– ¿Qué? No! Estoy bien![45] – кричу я, выпрыгивая из кровати.

Она шикает на меня и уходит. Я растерянно смотрю на дверь. Я совсем не хотела бы видеть Руми, особенно когда мне плохо от переживаний, а не от болезни. Он сразу это поймет и насторожится. И будет прав: сегодня ночью я собираюсь осмотреть замок. Поэтому я не могу впустить его сюда. Он все испортит.

Руки, шея и уши начинают гореть. Смирившись, я встаю, чтобы прибрать в комнате. Складываю одежду, аккуратно ставлю ботинки в угол. Пожевываю листья мяты… Что? О чем я вообще думаю? Какие, к черту, листья мяты?

Я сплевываю в раковину, зажигаю свечи и уютно устраиваюсь под одеялом. Дверь на балкон оставляю открытой, чтобы лучи Луны падали на каменный пол. Зарываясь в подушку, я мысленно молюсь, чтобы визит Руми оказался коротким. Пусть проверит температуру и уходит. Надеюсь, он удостоверится, что я ничего не замышляю, и удовлетворится. Скорее всего, он будет холоден и молчалив: думаю, он не обрадуется, что его опять отвлекают из-за иллюстрийской кондесы. Возможно, заставит выпить какую-нибудь гадость и запретит выходить из комнаты.

Я беспокойно верчусь и никак не могу расслабиться. Но когда я собираюсь вылезти из кровати, стражник открывает дверь, и в комнату входит Руми. Он наскоро окидывает меня взглядом и хмурится.

– Ты действительно заболела, – говорит он.

– Что? – ошарашенно выпаливаю я.