Лука

— Как насчет короткого рекламного перерыва, чтобы мое сердце не пробило ребра?

Он рассмеялся и оставил ее, чтобы избавится от презерватива. Когда он вернулся, она уже натянула одеяло, и он забрался в постель рядом с ней.

— У тебя есть около двадцати минут, чтобы поговорить, прежде чем я снова буду готов. — Он повернулся к ней лицом, одной рукой проводя по изгибу ее бедра.

— Я думала, у меня есть двадцать минут, — запротестовала она, когда его пальцы скользнули к мягкому низу ее бедер, а затем снова вверх.

— Я могу говорить, только если прикасаюсь к тебе. — Его пальцы коснулись нижней части ее груди, все еще чувствительной от его грубого внимания.

— Прикосновение — это не то же самое, что ласка. — Габриэль сжала губы в притворном упреке.

— Мне нравится ласкать тебя, — ухмыльнулся Лука. — Мне нравится, как реагирует твое тело, как ты становишься влажной, рядом со мной. Ты уже потеряла минуту, может быть, даже две.

— Хорошо, но ласки прочь, — она вздохнула. — Я не так уж много о тебе знаю. Чем ты занимаешься, кроме как даришь умопомрачительные оргазмы и управляешь рестораном?

Не в силах сопротивляться, она провела рукой по его густым золотистым волосам, смахивая последние капельки воды.

— Всем понемножку, — он пожал плечами. — У меня есть интересы в нескольких компаниях.

Она слегка повернулась к нему лицом, ее ноги сошлись вместе, когда она погладила рукой его подбородок, жесткой от пятичасовой щетины.

— А чем ты занимаешься для развлечения?

— Этим.

— Сексом? — ее глаза расширились. — Это и есть твое развлечение?

— Именно сейчас. — Лука улыбнулся, когда его рука прошлась по ее телу.

— Кроме секса, чем ты любишь заниматься? — Габриэль переплела свои пальцы с его, удерживая его неподвижно. — Ты любишь кино?

— Комедию, но не фарс. Мне нравится что-то интеллектуальное. И Нуар (прим.пер. — кинематографический термин, применяемый к голливудским криминальным драмам 1940-х — 1950-х годов, в которых запечатлена атмосфера пессимизма, недоверия, разочарования и цинизма, характерная для американского общества во время Второй мировой войны и в первые годы холодной войны). О частных детективах. Такого рода вещи. Если у меня будет время, чего обычно не бывает.

Она долго изучала его лицо, пытаясь понять, что скрывается за его резким тоном.

— Значит, тебе нравятся детективы.

— Вымышленные детективы. — Он усмехнулся и убрал пальцы, только чтобы обхватить ими ее грудь. — И вот эта блондинка с самой сладкой, самой влажной киской…

— Никаких грязных разговоров, — предупредила она. — Я не буду вспоминать все вопросы, которые хотела тебе задать, если мой мозг затуманен похотью. А как же твоя семья? Они здесь с тобой?

— Да, все здесь. Я вырос в Вегасе. Мой отец умер, когда я был подростком. У него был... страховой полис, который получила моя мать, а я помогал, когда финансы закончились. У меня есть младшая сестра Анджела, она работает парикмахером, и брат Алекс, который всю жизнь только и делает, что курит дурь и попадает в неприятности. Мама по-прежнему держит семью вместе, заставляет всех ходить в церковь по воскресеньям, встречаться за семейным ужином…

— Церковь? — Ее губы дрогнули в улыбке, хотя сердце сжалось, когда она услышала о его брате. Она знала, как трудно бывает иметь в семье наркомана.

— Ты не знаешь мою мать.

— Я все еще скучаю по маме, — призналась она.

Его руки успокаивали, и он обнял ее.

— А как насчет твоей мачехи? Она была злой? Она заставляла тебя спать перед камином?

Габриэль рассмеялась.

— Она была нормальной, но у нее просто не было времени для меня, когда вся ее жизнь была занята тем, чтобы возить моих сводных братьев на тренировки и спортивные мероприятия и помогать моему отцу разбираться с моим братом. Я не была в приоритете, если это имело хоть какой-то смысл. Я научилась заботиться о себе, но мне было очень одиноко. Не знаю, что бы я делала без Сисси и ее семьи.

— А Дэвид? — подсказал он.

— Я познакомилась с ним, когда поступила в полицейскую академию. Он был одним из моих инструкторов. Он был на десять лет старше меня. Что внушало доверие. Знал, чего хочет и куда идет по жизни. Трудно было сопротивляться тому, кто сосредоточил все свое внимание на мне, кому было не все равно. Он тоже хотел изменить мир.

Она провела пальцем по его грудным мышцам, стараясь не касаться заживающего шрама от пулевого ранения, которое свело их вместе. Он ничего не сказал о ее шраме, и она не была уверена, хорошо это или плохо.

— Тебе больно? — Его шрам был больше, чем у нее, и операция оставила длинную рану поперек татуировки на его груди, вероятно, потому, что они должны были вытащить его пулю. Но они были круглыми в форме десятицентовой монеты, как у нее, и оба слегка приподнятые и розовые.

Лука пожал плечами. Совсем как настоящий мужчина. Слишком тяжко им было признавать боль.

— А как насчет этой татуировки? — Она провела пальцем по краям невероятной фигуры на его груди — черепа с крыльями и короной, окруженного розами, пламенем и мечами. Она охватывала так много, и все же под ней, было изображено что-то похожее на пустой свиток.

— Моя преданность семье и чести, жизни и смерти, любви и дружбе. По крайней мере, это то, что имелось в виду.

— А свиток? Что ты собираешься там изобразить?

— Имя моего первенца, — его лицо напряглось.


Габриэль открыла рот, чтобы спросить еще что-то, но он наклонился и поцеловал шрам чуть выше ее груди.

— А как же ты? Ты выбрала опасную профессию. Почему работа в полиции?

— Я хотела попытаться очистить улицы, избавиться от наркоторговцев, чтобы другие семьи не страдали, как мы, — сказала она. — Но я не смогла этого изменить. Даже когда стала детективом. Наверное, я была немного наивна.

— Какого рода детектив? — Его тело напряглось, и он чуть-чуть отстранился.

— Наркотики. Так же, как Джефф и Дэвид, — она нахмурилась, когда он отпустил ее и перекатился на спину. Неужели у него был плохой опыт общения с полицией? Или он все еще сердился из-за того, что случилось с Джеффом?

— Я подала заявление, потому что хотела найти убийцу Дэвида, — продолжила она, пытаясь заполнить неловкое молчание. — Мне нравится сторона расследования, но административная сторона может быть подавляющей. Иногда возможности проходят мимо вас, когда ты пересекаешь строгие указания, чтобы расставить точки над «и».

Такие возможности, как пойти за Гарсией, когда поступила наводка, вместо того, чтобы ждать четыре дня, пока документы будут готовы.

Лука заложил руки за голову и уставился в потолок. Несмотря на то, что он был рядом с ней, он вдруг показался ей далеким. Ей было больно снова чувствовать отсутствие его рук на себе, но она еще не знала его так хорошо, и не была уверена, что он почувствует, если она нарушит пространство, которое он намеренно поставил между ними.

— С меня хватит разговоров о наркотиках, — сказала она мягко. — Меня выгнали, потому что я здорово напортачила. Мы организовали большой рейд с командой спецгруппы, чтобы поймать парня, за которым я охотилась, и уничтожить большой центр распространения наркотиков. Я не хотела, чтобы он ускользнул от нас, поэтому пораньше отправилась на склад, — она вздохнула. — Они знали, что мы придем. Склад был почти пуст, когда я туда добралась, но в здании кто-то был. Я думаю, он, должно быть, убирал последние улики. Он выстрелил в меня и скрылся через боковую дверь. Я взяла на себя вину за неудавшийся рейд, хотя никто не знал наверняка, что наша цель была там. Я потеряла место в команде и была переведена на отдел Краж. Мой первый день в среду.

Она не хотела винить его за то, что он снова прикоснулся к ней, но, когда она закончила, он повернулся к ней лицом и провел пальцем по ее щеке.

— Ты упустила свой шанс отомстить.

— Да. Но теперь, похоже, он решил пойти за мной, хотя я понятия не имею почему. Я не видела лица стрелявшего и не стреляла из своего пистолета на складе, и я была одной из самых молодых в этом деле. Какой смысл посылать двух парней расстреливать мой дом? Я просто надеюсь, что они не вернутся однажды вечером, когда Николь будет дома.

— Тебе больше не придется о них беспокоиться. — Его глаза потемнели почти до черноты.

— Такой заботливый, — она тихо рассмеялась. — Я ценю твои чувства, но ты ничего не можешь с этим поделать. Я даже не знаю, кто они и нанял ли их тот парень, за которым я охотилась. И ты даже не знаешь, кто этот парень, и я не могу тебе сказать.

Он поднял бровь, и облака, которые омрачили его лицо всего несколько мгновений назад, исчезли под его чувственной улыбкой.

— Может быть, мне стоит снова начать манипулировать тобой с помощью секса, и ты расскажешь мне то, что я хочу знать. — Его рука ухватила ее за задницу, и сжала ее.

— Снова секс? Разве тебе не нужно работать? — Она уткнулась носом ему в шею. От него пахло чистым телом и сексом. От него пахло ею.

— Мы не открываемся до полудня, — сказал он, лаская ее зад. — Мой персонал работает в дневную смену, если только не будет заказа или мне не придется пробовать новую еду. Когда я не занят, я провожу время с сыном после окончания школы.

Она напряглась, но, когда попыталась оттолкнуть его, он крепко держал ее.

— У тебя есть сын?

— Маттео. Ему шесть.

— Ты женат? — Ее сердце глухо стучало о ребра.

— Был. — Он перевернул ее, пока она не легла на спину, придавленная его твердым, мускулистым телом. — Моя жена умерла, когда Маттео было всего два года.

— О, Лука. Извини, — она поднесла руку ко рту. — Ты тоже понес столько потерь. По крайней мере, он у тебя есть. Он живет с тобой?

Она не видела никаких детских игрушек или чего-то, что указывало бы на то, что ребенок живет с ним в пентхаусе, но, по крайней мере, теперь она поняла надпись под татуировкой. Должно быть, он намеревался написать на нем имя своего сына.

— Он живет с моей матерью. — Он покрывал поцелуями ее шею до плеча, его щетина восхитительно терлась о ее кожу. — Я много работаю и хочу, чтобы у него была стабильная жизнь и хороший образец для подражания. Я вижу его раз или два в неделю.

— Это, должно быть, тяжело. — Она наклонила голову в сторону, чтобы дать ему лучший доступ, раздвинула ноги, чтобы приспособиться к его растущему возбуждению, ее интерес к разговору угасал под пламенем желания.

— Это все, что он знает.

— Я имею в виду тебя.

Он поднял голову, нахмурив брови.

— Я хочу, чтобы у него была хорошая жизнь. Позволить моей матери растить его — лучший способ добиться этого.

— Не стоит недооценивать важность присутствия в его жизни, — мягко сказала она. — Не знаю, как тебе, но после смерти матери мне стало страшно и одиноко. Мой отец уже был вовлечен в свои новые отношения, хотя никто не знал, что у него был роман, и после того, как мы переехали в Неваду, зависимость Патрика поглотила наши жизни. В конце концов мачеха нас бросила, а после смерти Патрика отец впал в тяжелую депрессию. Я пошла в полицию, надеясь, что, увидев, как я воплощаю в жизнь мечту Патрика стать полицейским, он поправится, но он не пришел на мой выпускной. Он даже цветов не прислал.

Она шутливо упомянула о цветах, но Лука нахмурился.

— У красивых женщин должны быть красивые цветы. — Он играл с ее волосами, его взгляд был рассеянным, как будто он глубоко задумался. — В следующий раз на празднование тебе будет кое-что.

Теперь его глаза были скорее зелеными, чем карими. Любознательны. Когда он был чем-то увлечен, его глаза темнели, но, когда он задумывался или дразнил, они становились зелеными.

— Я рассказала тебе эту историю не для того, чтобы ты сбежал и купил мне цветы.

— Я бы все равно их купил. — Он оттолкнулся и встал на колени между ее раздвинутых ног, его эрекция торчала из гнезда завитков. — И ты поблагодаришь меня, обхватив своими сладкими губами мой член. Я снова готов к встрече с тобой, mio angelo. Ты как наркотик. Я не могу насытиться.