Лучшая фантастика
Часть 75 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Они должны были пройти сквозь слои воздуха, достаточно плотные, чтобы багги замедлился и попал в поле действия притяжения Земли, но не настолько плотные, чтобы расплавился импровизированный теплозащитный экран. Они с Цзинъи объединили свои знания и как можно тщательнее провели компьютерное моделирование, но на базе не было справочников по профилям атмосферных плотностей, и даже знай они предмет в совершенстве, им бы не удалось учесть мезосферные капризы.
Айша почувствовала первые свидетельства нагрева через перчатки, коснувшись рамы багги. Она отдернула руки, и ей на помощь пришла сила сопротивления, оттолкнув ее от сиденья и заставив повиснуть на ремне, словно пассажира в опрокинувшейся после аварии машине. Полотно перед ней начало испускать тускло-красный свет, тепловое излучение ударило в лицевую пластину; скафандр лихорадочно поглощал тепловую энергию сплавом с фазовым переходом, но этого надолго не хватит.
Нури забеспокоилась, но не испугалась. Айша еще не испытывала боли, однако вспомнила холодные ночи, когда ложилась слишком близко к электрообогревателю, и изначально уютное тепло начинало казаться опасным.
Сила ослабела; свечение угасло. Айша проверила показания акселерометра багги. Все прохождение заняло четыре минуты, меньше, чем предсказывали расчеты.
Она ввела данные в свою модель. Багги достаточно сбросил скорость, чтобы Земля его притянула, однако он достигнет апогея примерно в ста тысячах километрах отсюда. И хотя затем он вновь приблизится к Земле, на этот раз его скорость будет меньше, а значит, и сопротивление окажется ниже. Модель показывала кошмарную последовательность поступательных изменений: потребуется шестьдесят три оборота, на которые уйдет почти пятьдесят дней, прежде чем они опустятся достаточно низко, чтобы раскрыть парашют.
Оставаться на Центральной базе в ожидании спасения было невыносимо. Любой риск казался оправданным, даже если узкая дорожка домой пройдет между гибелью в огне и медленной смертью от голода. Но теперь Айша понимала выбор Цзинъи: больше всего та боялась, что ей придется наблюдать, как ее подруга и ребенок, которому она помогла появиться на свет, умирают рядом, когда кончается пища, высыхает вода и воздух становится непригодным для дыхания.
Айша осторожно приподняла полотно, чтобы дать скафандру возможность избавиться от избытка тепла. Быть может, в модели были какие-то скрытые ошибки, и ситуация еще обернется в ее пользу. Она почувствовала, как Нури шевельнулась и прижалась к ней шершавой от сыпи теплой щекой.
Случай их не спасет. Если предоставить дело случаю, они погибнут.
Айша смотрела, как планета медленно удаляется. Теперь их скорость и высоту при следующем вхождении в атмосферу нельзя изменить. Остается только… что? Торможение будет зависеть от их формы и площади, которую они подставят воздушному потоку. Полотно было намного больше рамы багги, поскольку ему предстояло стать парашютом, но если Айша попробует сейчас прицепить его сзади, беззащитный багги сгорит. Если бы она захватила половину стоек с башни, ей бы, возможно, удалось бы растянуть полотно и сделать щит побольше, но все стойки остались на дальней стороне Луны.
Нури спала и просыпалась, ела и испражнялась, ни о чем не догадываясь. Айша не могла смириться с тем, что ее дочь умрет в три года от несчастного случая, или подростком, когда механизмы Центральной базы начнут отказывать, или, если машины будут работать безукоризненно, самым одиноким долгожителем в истории.
Но с этим она тоже не могла смириться.
Она закрыла глаза и представила чудесное полотно, которое они так долго ткали вместе с Цзинъи, как оно трепещет над головой, а багги медленно планирует к зеленому полю или спокойному морю. Полотно, натянутое благодаря аэродинамической силе. Но когда они коснутся непригодной для дыхания, разреженной мезосферы… какое давление изнутри понадобится, чтобы надуть "палатку", превратив ее в шар?
Не слишком высокое.
Айша открыла глаза и провела вычисления. Это было возможно. Она полагала, что может так сделать и остаться в живых.
Она дождалась, чтобы до перигея оставался всего час, давая батареям зарядиться. Потом раскинула полотно вокруг багги и как можно крепче привязала шнуры к отверстию сзади. Шар не будет герметичным, но ему придется удерживать содержимое всего несколько минут.
Она проверила время и велела скафандру начать выпускать воздух.
Полотно осталось обвисшим и смятым.
– Выпускай больше, – приказала она.
– При этом резерв упадет ниже безопасного уровня, – сообщил скафандр.
Айша взялась руками в перчатках за шлем и повернула его. Скафандр попытался ее отговорить, но Цзинъи доказала, что это можно сделать. Герметичность нарушилась, воздух со свистом вышел, полотно натянулось в вакууме.
Айша повернула шлем в обратную сторону. Сделала вдох. Воздуха не хватало. Вдохнула глубже; у нее закружилась голова, но она не начала задыхаться.
Кремниевый шар начал съеживаться под воздействием стремительного потока разреженного воздуха снаружи. Айша лицом ощутила нарастающий жар, пробившийся сквозь дурноту.
Торможение швырнуло ее вперед; чуть слабее, чем в прошлый раз, но намного сильнее, чем предсказывали ее поспешные расчеты. Она следила, как идет время, пока вновь не почувствовала невесомость. Три минуты.
Айша сверилась с акселерометром. Еще шесть орбит – и они по спирали направятся к Земле.
Нури радостно залопотала, издавая звуки, которых Айша никогда прежде не слышала. Она позволила себе всплакнуть – из-за Джанни, из-за Цзинъи, из-за хаоса, который мог ждать ее внизу.
Потом она взяла себя в руки и принялась тихо напевать дочери в ожидании того момента, когда они смогут вновь посмотреть друг другу в глаза.
Чинело Онвуалу
Чинело Онвуалу (chineloonwualu.wixsite.com/author) – нигерийская писательница и редактор, проживающая в Торонто. Она является соосновательницей "Оменана" – журнала африканской фантастики, а также в прошлом была пресс-секретарем "Африканского общества фантастики". В 2014 году Онвуалу как обладательница стипендии Октавии Э. Батлер посетила писательские курсы на Кларионском фестивале для молодых писателей-фантастов. Ее рассказы публиковались в журналах "Slate", "Uncanny", "Strange Horizons", "The Kalahari Review", и "Brittle Paper", а также в литературных антологиях "Новые солнца" и "Союз матерей: Истории в жанре афрофутуризма и не только".
Что сказал мертвец
Думаю, можно сказать, что все началось с грозы.
За тридцать лет я не видела ничего подобного. С тех самых пор, как переехала из Ткаронто[67], который находится в Северной туземной зоне Острова Черепахи, и который поселенцы-колонисты до сих пор упрямо называют "Северной Америкой". Я уже забыла, какой необузданной и могучей бывает стихия: угрюмые грозовые облака черными кляксами закрыли солнце, так что полдень в мгновение ока сменился вечером, а затем начался дождь, да такой свирепый, словно небеса стремились причинить людям зло.
Я сидела в пустом пассажирском терминале в гавани реки Нигер, ожидая автобуса, и смотрела, как дождевая вода серебристыми струйками стекала по мостовой, устремляясь в узкие впадины между выложенной солнечными панелями дорогой и канавами. Паром давно уплыл вверх по реке в самое сердце земли Игбо, оставив меня одну в этом чужом для меня мире.
На мониторе с противоположной стороны улицы крутили какую-то голографическую рекламу средства от бесплодия. Из-за дождя изображение казалось нечетким, но я смогла разглядеть полную и невероятно счастливую женщину в новой красной геле[68]. Ее кожа, которая была подсвечена лучами солнца, созданного с помощью компьютера, отливала золотом, она прижимала к себе только что родившегося младенца и танцующей походкой направлялась к семейному храму. Женщину окружали радостные члены семьи, но она остановилась перед величественной пожилой четой и показала им ребенка. Старик с ласковой улыбкой взял его на руки, а женщина протянула руки к молодой матери, которая опустилась перед ними на колени, ожидая благословения. В финале ролика появился крупный план лица улыбающейся матери, а в углу замерцал логотип компании, лечащей бесплодие. Я отвернулась, прежде чем мои глазные импланты успели синхронизироваться со звуковым рядом рекламного ролика, однако мне удалось уловить смысл слогана: "Не позволим жизни в Биафре[69] угаснуть".
Мой искусственный интеллект оповестил меня о прибытии автобуса. Когда я покинула Нигерию и оказалась в Новой Биафре, мой интерфейс автоматически переключился на язык игбо. Английский и анишинаабский языки здесь не распознавались. Я уже несколько десятилетий не говорила на игбо, но в его музыкальности слышалось нечто нежное и родное, как будто все это время он просто ждал, когда ему наконец-то удастся оказаться в поле моего внимания. Я не сразу обратила внимание на звуковые сигналы, так как мне хотелось еще немного полюбоваться дождем. Я будто надеялась, что он сейчас смоет всю эту реальность и я смогу вернуться к той тихой жизни, которую построила для себя по другую сторону Атлантики.
"Нельзя откладывать это вечно".
Я нахмурила брови и вздохнула. Мертвец был прав. Это похоже на процесс модификации тела. Ты испытываешь ужасную боль, но в итоге становишься совершенно новым человеком. Я накинула на голову капюшон моего плаща-дождевика, надела на плечи рюкзак и вышла навстречу грозе.
Однако на самом деле все началось с сообщения, которое я получила двумя днями ранее. Мой отец скончался – по крайней мере мне так об этом сообщили. Но все это казалось мне нереальным. Во всяком случае, в тот момент.
Реальность для меня заключалась в том, что я вернулась в Оничу – мой родной город. И хотя я все свое детство бродила по его узким красным улочкам, это место показалось мне чужим, пока я проезжала по нему, ссутулившись в пассажирском салоне автоматического микроавтобуса. Как я могла забыть, каким все здесь было компактным, как будто этот город построили для того, чтобы разместить в нем как можно больше людей, которых давно уже нет на этом свете? Бабушка с дедушкой рассказывали мне, что столетие назад на этих не тронутых цивилизацией улицах проживало более полумиллиона человек. Сейчас же от них не осталось и половины…
Микроавтобус плавно ехал по Нигерийской авеню, время от времени останавливался, чтобы высадить пассажиров или пропустить пешеходов, переходивших дорогу. Когда мы проезжали Фегдже, я увидела старинные дома, в которых жили семьи этого района: постройки из бетона, приземистые строения с жестяными крышами, они теснились друг подле друга, как хмурые детишки. Пересекая Центральный рынок с его мастерскими и магазинчиками и направляясь в сторону тихих улочек жилой части Американского квартала, я заметила ребятишек в чистой форме, которые шли, взявшись за руки, на учебу. Дети были большой редкостью в Ткаронто, и те немногие, кто мог позволить себе их родить, предпочитали не покидать свои городские коммуны, защищавшие их драгоценное потомство от всех жизненных неурядиц. На улицах невозможно было увидеть детей, за исключением больших праздников вроде Дня освобождения.
Всю свою поездку я видела, как на горизонте мерцали огни моста через реку Нигер. Мне хотелось бы прогуляться по нему, как обычной туристке, и разослать всем моим западным друзьям из соцсетей фотографии могучей реки. Но с собой из вещей я взяла лишь одну смену одежды и туалетные принадлежности. Похоронная церемония должна была начаться этим вечером с поминального обряда, который продлится всю ночь, а закончится на следующий вечер церемонией "вторых похорон". Я не планировала задерживаться после этого.
Можно было вести бесконечные дискуссии о том, что если бы не Катастрофа – тот ужасный период между 2020-ми и 2060-ми годами, когда половина планеты была выжжена дотла, а другая половина – затоплена, – то никогда бы не возникло такое государство, как Новая Биафра. На пороге XXII столетия, когда люди продолжали бежать внутрь континента, спасаясь от постоянно повышающегося уровня моря, группа сепаратистов, говоривших на языке игбо, воспользовалась этой возможностью и заявила о своей независимости от развалившегося на куски колониального образования под названием Нигерия. Новое государство призвало обратно в диаспору всех своих детей, и мои бабушки и дедушки, – инженеры, с трудом зарабатывавшие себе на жизнь на берегах Старого Нью-Йорка, – оказались в числе тысяч других, которые откликнулись на призыв и расселились в таких местных городах, как Онича, Нневи, Авка и Аба.
Мы называли это Великим возвращением. Каждый, кто мог доказать свою принадлежность к народу игбо, сразу же получал гражданство. Тем, кто обладал особенно престижными профессиями: генетики, инженеры и биологи, – предоставили жилье, гранты на открытие собственного дела и даже высокие посты в правительстве. Поколение моих бабушек и дедушек привело в порядок заброшенные города и их окрестности и освободило эти территории для лесов, которые занимали теперь 80 процентов нашей страны. Они заново посадили эти леса и вдохнули в них жизнь, используя растения и животных, созданных с помощью биоинженерии. Им удалось построить обширную монорельсовую сеть, которая соединила все наши города и позволила добираться до них, минуя леса внизу. Но они не учли одного: занимаясь возрождением нашей страны, они не удосужились одновременно с этой важной работой создавать большие семьи, которые поддерживали бы эту страну и способствовали ее процветанию.
Когда они состарились и ослабли, забота о них и необходимость поддержания того мира, который они создали, легла на наши плечи. Мои сверстники, с которыми я продолжала общаться после переезда, говорили, что мне очень повезло, ведь я успела вырваться оттуда. Когда я уехала из Новой Биафры, мне было всего двадцать лет, и я была еще слишком юной, чтобы испытать на себе гнет социальных обязательств. Они жаловались, что им приходилось работать по много часов, чтобы поддерживать на плаву семейный бизнес, полученный ими от состарившихся родителей, а также бабушек и дедушек. Они с завистью рассказывали о больших выплатах, которые получали от правительства семьи, сумевшие родить трех и более детей, но мало кто из них мог выделить время на то, чтобы обзавестись такими большими семьями. И хотя моя жизнь – просторная квартира в Хайленд-Кресент и работа консультантом в области искусства, которая доставляла мне большое удовольствие и совсем не утомляла – сильно отличалась от того, как жили они, я не была уверена, что мой поступок можно было назвать побегом. Даже уехав в далекие земли, все равно невозможно было порвать невидимые нити дочернего долга.
Отец, разумеется, исполнил свой долг перед родителями. Он стал лесником, защищал полученных биотехническим методом животных, которых его родители выпустили в специально подготовленные для этого леса. Я, его единственный ребенок, должна была последовать его примеру. Мне всегда нравилась работа на земле, поэтому все думали, что я займусь агробиологией, буду выращивать еду, которая накормит наш народ. Но после того случая с моим дядей… Я покачала головой, гоня прочь воспоминания.
Когда автобус остановился перед семейным домом, располагавшимся по адресу Старая Госпитальная дорога, 142, я отвлеклась от своих размышлений и заметила, что дождь прекратился. Дом был таким же, каким я видела его несколько десятилетий назад. Черт возьми, возможно, он не изменился за две сотни лет с тех самых пор, как был построен в 1920-е годы!
Это было строение U-образной формы с центральным бунгало, по обе стороны от которого находились двухэтажные апартаменты. Перед домом – открытый внутренний двор, устланный ковром изо мха, с фруктовыми деревьями и полевыми цветами. Бабушка и дедушка укрепили стены дома пермабетоном и переделали интерьер в соответствии со стандартами XXII века, но на этом все улучшения закончились. После их смерти дом отошел к отцу, который никогда не питал особого интереса к технологиям. За те двадцать лет, что ему довелось здесь прожить, он разве что заряжал батарейки и заменял вышедшие из строя фотоэлектрические панели.
По традиции, самые старшие члены семейства занимали бунгало, в то время как их дети и другие домочадцы ютились в двух похожих на лабиринты квартирах. Если бы моя семья, следуя примеру некоторых местных жителей, позволяла проживать в этих квартирах только кровным родственникам, дом стоял бы полупустым. В наше время родство определялось уже не тем, кто с кем спал, а скорее общностью интересов и черт характера. Я вспомнила шумные парочки, состоявшие в браке или просто жившие вместе, которые населяли этот дом, когда я была совсем юной: бесчисленные мои кузены, дяди и тети, хотя наше кровное родство было весьма отдаленным.
В доме было шумно и людно. Кто-то установил навес в углу лужайки, где мы, будучи детьми, занимались разными виртуальными видами спорта. С заднего двора доносился приятный запах вареного риса и тушеного козленка, и мой рот наполнился слюной. Жившие в доме семьи не поскупились на организацию мероприятия. Я хотела незаметно проскользнуть мимо, но меня тут же заметили.
– Азука? Это ты? – послышался голос откуда-то из толпы. Это была тетя Чио – близкая подруга моей бабушки. Сколько я себя помнила, она всегда жила здесь. Обе ее внучки были моими лучшими подругами, и теперь они жили в мегаполисе Эко-Атлантик. Чио – одна из немногих среди моих взрослых родственников, кто продолжал поддерживать со мной контакт после того, как мы с матерью переехали на Остров Черепахи.
Я заметила ее гибкую фигуру, облаченную в разноцветные ткани с африканскими узорами, когда она выскользнула из дверей центрального бунгало. Ее гладкое, лишенное морщин лицо не выдавало возраста, а ведь ей уже было под девяносто! И не успела я опомниться, как тетя заключила меня в крепкие объятия.
Я слабо улыбнулась.
– Добрый вечер, тетушка.
– Ах-ах, когда же ты приехала? – Она отстранилась от меня на расстояние вытянутой руки и окинула взглядом с ног до головы. От ее проницательного взора ничто не могло ускользнуть.
– Да вот только что. Нужно было закончить кое-какую работу…
Она кивнула и посмотрела на меня скептически и вместе с тем сочувственно. Тетя открыла было рот, чтобы сказать что-то еще, однако ее возглас привлек внимание остальных, и вскоре меня окружила толпа.
– Добро пожаловать, матушка-Азу! Какая ты выросла! Высооокая!
– Ты ведь не помнишь меня? Ты была такой маленькой, когда мы в последний раз виделись.
– Мои соболезнования, дорогуша. Надеюсь, ты справишься.
Я пыталась отвечать на каждую реплику и вопрос улыбками, а не словами, и в скором времени меня взяли под руки и повели в основную часть дома. Лишь в этот момент я поняла: кое-что здесь все же изменилось. Маленькая будка для охраны, которая находилась около главных ворот, исчезла.
Тем вечером во время поминального обряда мы с тетушкой Чио сидели в гостиной около биоурны, в которой находилось тело моего отца, помещенное ногами в сторону дверей. Прежде тетушка, в соответствии с традициями, поздравила всех находившихся в доме родственников, а также преподнесла богам дома подношения в виде орехов колы и пальмового вина. Другие мои пожилые тетки – я уже забыла, в какой степени родства мы находились – начали читать молитвы, выливая вино, чтобы призвать в наш дом духов предков, которые должны были сопроводить душу моего отца на землю мертвых.
Это была ночь скорби, и в тот момент мне больше всего хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Но как единственный биологический ребенок своего отца я должна была оставаться рядом с его телом и до рассвета принимать соболезнования. Затем утром приедет государственный представитель, чтобы зазвонить в колокол огене и объявить всем соседям о смерти отца. Биоурну вместе с саженцем дерева следовало предать земле на лужайке перед домом. Дедушка рассказывал мне, что когда он еще в детстве посещал Оничу, там о смерти оповещали выстрелом из ружья. После того как в Новой Биафре запретили огнестрельное оружие в начале 2104-х годов, мы стали использовать гонги – и ему это нравилось намного больше.
Это была одна из тех многочисленных историй, которые рассказывали мне дедушка с бабушкой – о том, почему они решили вернуться в Оничу с Острова Черепахи после того, как Старый Нью-Йорк был затоплен в результате Катастрофы. Ребенком я проводила много времени с бабушкой и дедушкой – которых называла "Мамой" и "Папой" – сидела с ними на веранде в сумерках, пока они делились воспоминаниями. Я забиралась к бабушке на колени, прижималась к ее груди и с удовольствием слушала, как вибрировал ее голос, когда она говорила.
– Как жаль, что твоей отец так и не увидел внуков, родившихся от тебя. – Голос тетушки Чио отвлек меня от воспоминаний. – Но теперь, когда ты вернулась домой, мы с радостью увидим их вместо него.
Я вопросительно посмотрела на нее, но ничего не сказала. Мне не хотелось выслушивать напоминания о том, что я не смогла воспроизвести на свет следующее поколение нашей семьи. Она, вероятно, увидела что-то такое в моем взгляде, поскольку ее голос опустился на тон ниже, и в нем появились нотки утешения:
– Тебе необязательно выходить за кого-нибудь замуж. Можно зачать ребенка суррогатным способом, если хочешь. Для этого даже существуют правительственные программы.