Ловец душ и навья невеста
Часть 8 из 55 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Карна несколько мгновений сидела неподвижно, как статуя, зрачки расширились, затопив всю радужную оболочку, на лбу выступила испарина.
Он быстро поднялся, подошел к ней и, склонившись, похлопал по щекам, потер плечи, встряхнул.
Карна моргнула, зрачки сузились в крохотные точки. А потом она замахнулась и влепила ему пощечину.
– Неплохой удар для монашки, – произнес он, потирая саднящую щеку. – Вторую щеку подставлять не буду, и не проси.
Она вскочила и ткнула ему пальцем в грудь:
– Ты не имел права этого делать!
– О, я ни о чем не жалею.
– Это мое личное дело!
– Почему это? Я должен был узнать, что тобой движет. Ты врала при приеме на работу, Карна, – упрекнул он ее. – «Ловцы – люди исключительной смелости и душевной силы…» Где-то я уже слышал эти слова. Но монастырь… Карна, что у тебя произошло? Ты овдовела, так?
– Тебя это не касается, – заявила она. – И ты больше не будешь влезать мне в голову!
– Это основное, что мне от тебя нужно, – твои воспоминания, – возразил он. – Без них ты мне вообще не сдалась. Бедная Августина!.. – Он рассмеялся. – Ты, наверное, первая женщина, которая пришла требовать пострига в таком безапелляционном тоне. Смирение? Послушание? Нет, не слышала. Привыкла, что перед тобой бегают, угождают, исполняют все желания…
– Верно, – не стала она спорить. – И ты тоже исполнишь мои требования, если хочешь, чтобы я осталась.
– Я весь внимание. – Рихард снова опустился на стул и, сложив руки на груди, уставился на Карну.
Она села напротив, гипнотизируя его взглядом. Так и хотелось окунуться в ее глаза снова, но он и так пробыл там слишком долго. Продолжительность надо увеличивать постепенно.
– Первое – я буду сама выбирать воспоминания, – заявила Карна.
– Ты не знаешь, что именно мне надо, – возразил Рихард.
– Ты объяснишь. Я понятливая. И в отличие от тебя понимаю все с первого раза. Второе – ты не лезешь в мою жизнь и в мое прошлое.
– Я и так узнал достаточно, – пожал он плечами. – Высшее общество – это и Уго понял. Вдова, так? Решила поиграть в трагедию, вместо того чтобы жить дальше, как делают тысячи других женщин. Эгоистка, инфантилка и обманщица. Из тебя получится отвратительная монашка.
– А ты… – Она прищурила глаза и наклонилась над столом. – Моральный дегенерат. Но знаешь что? Ты будешь выполнять свою работу на все сто процентов, а я за этим прослежу. Пока я здесь, ты убьешь столько навок, сколько возможно. А потом пройдешь эту проверку, а я уйду в монастырь.
– То есть я еще и плохо работаю? – насмешливо уточнил Рихард.
– Аббатиса так не считает. Но я уже успела убедиться, что она в тебе сильно ошибалась. Так что, ты согласен на мои условия?
Рихард потер подбородок – совсем как Августина в воспоминании.
– А если еще раз влезешь в мою голову без спроса, – процедила Карна ледяным тоном, – я собираю вещи и ухожу.
– А поторговаться? – спросил он. – Вдруг это будет вопрос жизни и смерти?
– Ты же лучший ловец, последний в своем роде, – язвительно напомнила она. – Выкарабкаешься.
– Ладно, – кивнул он и накрыл ладонью пальчики Карны. – По рукам.
– И сейчас я отправлюсь с тобой, – категорично напомнила она, выдернув свою ладонь. – Посмотрю, так ли ты хорош.
– Карна, правда, тебе не стоит туда идти. Тем более сначала мне надо зайти кое-куда… за реквизитом…
– Тем лучше. Увижу, можно ли занести это в расходы и по какой статье учета.
– Прекрасно, – усмехнулся Рихард. – Тогда иди собирайся. Солнце давно село.
Карна поднялась и, кивнув ему свысока, вышла из кухни.
Рихард закинул руки за голову и потянулся. Во всем теле была легкость, словно он только что принял освежающий душ. Увидеть Августину оказалось приятно. В воспоминании Карны она выглядела неплохо, несмотря на седину. Пять лет он ее не навещал – прозвучало как упрек. Что, если Августина предполагала, что он увидит это воспоминание? И те слова – о том, что монастырь не путь для Карны, что ей нужна его помощь, – предназначались ему?
Можно попробовать уговорить Карну показать ему это воспоминание еще раз. Там было что-то еще… Но с ней, похоже, будет сложно договориться.
Потянувшись еще раз, он встал со стула. Грязная посуда осталась в раковине, Грета помоет. Кастрюля внутри была испачкана остатками рагу, а вот крышка отличалась абсолютной чистотой. А ведь рагу готовится долго, осталась бы накипь. Рихард провел пальцем по стенке кастрюли, собирая остатки соуса, и облизал. Вкусно.
Засучив рукава, он открыл дверцу шкафчика под раковиной и вынул мусорное ведро. Овощных очистков, как он и предполагал, не обнаружилось. Зато нашелся скомканный фирменный пакет с витиеватой надписью «Золотой гусь» и изображением упитанной птицы. Рихард свернул его, бросил назад в ведро и пошел в гостиную.
Оружие он хранил на скрытой стойке за дубовой панелью: пистолет с серебряными пулями, кинжал, больше ему сегодня ничего не понадобится.
– Ты скоро? – выкрикнул он, обувшись и надев пальто. – Для монашки ты слишком долго собираешься! Уверена, что хочешь пойти? Предупреждаю, там не лучшее место для тебя.
– Твой дом – тоже не лучшее место для меня, – буркнула Карна, спускаясь по лестнице. – Однако я здесь.
Ловец заявил, что любит ходить пешком, и вскоре Карна согласилась опереться на предложенный локоть, потому что улицы Рывни не были предназначены для прогулок. Выяснилось, что Крыжовенный переулок, в котором ютился дом ловца, еще не самая дыра. Сейчас они шли вдоль деревянных домов, просевших в землю до самых окон, а под ногами чавкала густая грязь. Фонари горели через один, и единственным верным источником света была полная луна, повисшая над Рывней щербатой монетой.
– Здесь даже не замостили дорогу, – пробурчала Карна, придерживая подол длинной юбки свободной рукой.
– Удивительная привередливость для монахини, – заметил ловец.
Карна мрачно покосилась на него исподлобья. Выглядел он до отвращения довольным и хитрым – словно кот, тайком налакавшийся сметаны.
– Тебе лучше смотреть под ноги, – посоветовал он. – Если не хочешь упасть в грязь лицом в прямом смысле.
Карна, фыркнув, отвернулась. Она и так рассмотрела его профиль. Нос ловца был слегка кривоват, как будто не слишком правильно сросся после перелома, а подбородок потемнел от щетины, хотя утром Рихард брился.
– Не помню, когда мы успели перейти на «ты», – проворчала она.
– Сразу после того, как ты влепила мне пощечину, – тут же отозвался он.
Карна снова покосилась на него – обижается? Нет, сияет как медный таз.
А вот она мучилась чувством вины. Первое, чему их учили в Институте благородных девиц, – это вести себя с достоинством в любой ситуации. А она разоралась, как базарная баба, стала обзываться, драться… Конечно, ее спровоцировали – сначала его друг, который вел себя хуже свиньи, потом сам ловец, когда забрался в ее личные воспоминания. Но она не должна была опускаться до их уровня.
– Послушайте, Рихард…
– Давай на «ты», – перебил он ее, – раз уж перешли. Нам предстоит тесное сотрудничество, а все эти условности, если честно, – не мое.
– Об этом я и хотела поговорить, – кивнула Карна. – Мое поведение было неподобающим.
Он слегка удивленно приподнял бровь, глянув на нее.
– Ты вел себя соответственно своему воспитанию, и странно было ожидать другого, – продолжила она. – Ты – продукт своей среды, и вполне логично, что поступаешь как…
– Дегенерат? – подсказал он ей.
Карна почувствовала, как к щекам прилила кровь.
– Я не должна была тебя оскорблять, – тихо, но твердо сказала она. – Хоть ты и заслужил. Надеюсь, ты не станешь таить на меня обиду. Просто все это выбило меня из колеи. Я думала, что аббатиса оставит меня в монастыре, я проведу полгода или год послушницей, а потом приму постриг, и дальнейшая жизнь казалась мне простой и понятной, а теперь я здесь, и сама не понимаю, почему согласилась…
– Августина умеет брать на слабо, – улыбнулся он. – Я не раз на это попадался.
– Вы давно с ней знакомы?
– Она работала в приюте, где я рос.
– О, ты вырос в приюте…
– Ты так истово веришь в бога? – спросил вдруг Рихард.
Карна помолчала, идя рядом с ним. Ее пальцы лежали на крепком мужском предплечье, и она чувствовала твердость мышц даже через пальто. Наверное, хорошо быть таким сильным, уверенным, не пасовать перед смертью и убивать тварей тьмы за десяток монет…
– Я не знаю, во что мне верить, – произнесла Карна. – Но речь не обо мне.
Рихард остановился у входа в двухэтажное здание из серого камня, из-за зашторенных окон которого пробивался свет. Сбоку от ступеней торчала какая-то железная полоска, и Карна со смесью любопытства и брезгливости увидела, как ловец принялся счищать об нее грязь, налипшую на ботинки.
– Давай теперь ты, – сказал он, поддерживая ее под локоть.
Вторая рука обняла ее за талию, и Карна не стала возмущаться. Стоя на одной ноге, она провела второй вдоль железки, отскребая грязь. Справившись, повернулась к ловцу. Фонари освещали его лицо, но глаза казались темными провалами в бездну.
– Пожалуйста, прости, что назвала тебя моральным дегенератом! – выпалила она на одном дыхании.
– Ладно, – кивнул он и, шагнув через ступеньку, открыл перед ней дверь.
Карна вошла внутрь и будто окунулась в безумный коктейль звуков, смеха, музыки, красок и запахов. Бордовые бархатные шторы, обилие зеркал, спиртное и женщины в ярких легкомысленных нарядах, которые не годились даже в качестве пеньюаров. Проплывавшая мимо рыжеволосая девушка многозначительно подмигнула ловцу и улыбнулась. Правая грудь ее была полностью оголена, а сосок подкрашен алым.
– Рихард… – Карна повернулась к ловцу, и голос ее сорвался, прозвучав непривычно высоко: – Ты что, привел меня в бордель?!
– Харди, милый…
Женщина, спешащая к ним и протягивающая руки для объятий, показалась Карне на удивление приличной: светлые волосы забраны в низкий хвост, на блузке цвета шампанского расстегнуты лишь две пуговки, темная юбка доходит до середины икры. Разве что каблуки высоковаты. Но такая дама легко может сойти за преподавательницу в институте, и если бы Карна встретила ее где-нибудь на улице, то ни за что не догадалась бы, что перед ней хозяйка борделя.
– Мадам Роуз прекрасна, как всегда.
Он быстро поднялся, подошел к ней и, склонившись, похлопал по щекам, потер плечи, встряхнул.
Карна моргнула, зрачки сузились в крохотные точки. А потом она замахнулась и влепила ему пощечину.
– Неплохой удар для монашки, – произнес он, потирая саднящую щеку. – Вторую щеку подставлять не буду, и не проси.
Она вскочила и ткнула ему пальцем в грудь:
– Ты не имел права этого делать!
– О, я ни о чем не жалею.
– Это мое личное дело!
– Почему это? Я должен был узнать, что тобой движет. Ты врала при приеме на работу, Карна, – упрекнул он ее. – «Ловцы – люди исключительной смелости и душевной силы…» Где-то я уже слышал эти слова. Но монастырь… Карна, что у тебя произошло? Ты овдовела, так?
– Тебя это не касается, – заявила она. – И ты больше не будешь влезать мне в голову!
– Это основное, что мне от тебя нужно, – твои воспоминания, – возразил он. – Без них ты мне вообще не сдалась. Бедная Августина!.. – Он рассмеялся. – Ты, наверное, первая женщина, которая пришла требовать пострига в таком безапелляционном тоне. Смирение? Послушание? Нет, не слышала. Привыкла, что перед тобой бегают, угождают, исполняют все желания…
– Верно, – не стала она спорить. – И ты тоже исполнишь мои требования, если хочешь, чтобы я осталась.
– Я весь внимание. – Рихард снова опустился на стул и, сложив руки на груди, уставился на Карну.
Она села напротив, гипнотизируя его взглядом. Так и хотелось окунуться в ее глаза снова, но он и так пробыл там слишком долго. Продолжительность надо увеличивать постепенно.
– Первое – я буду сама выбирать воспоминания, – заявила Карна.
– Ты не знаешь, что именно мне надо, – возразил Рихард.
– Ты объяснишь. Я понятливая. И в отличие от тебя понимаю все с первого раза. Второе – ты не лезешь в мою жизнь и в мое прошлое.
– Я и так узнал достаточно, – пожал он плечами. – Высшее общество – это и Уго понял. Вдова, так? Решила поиграть в трагедию, вместо того чтобы жить дальше, как делают тысячи других женщин. Эгоистка, инфантилка и обманщица. Из тебя получится отвратительная монашка.
– А ты… – Она прищурила глаза и наклонилась над столом. – Моральный дегенерат. Но знаешь что? Ты будешь выполнять свою работу на все сто процентов, а я за этим прослежу. Пока я здесь, ты убьешь столько навок, сколько возможно. А потом пройдешь эту проверку, а я уйду в монастырь.
– То есть я еще и плохо работаю? – насмешливо уточнил Рихард.
– Аббатиса так не считает. Но я уже успела убедиться, что она в тебе сильно ошибалась. Так что, ты согласен на мои условия?
Рихард потер подбородок – совсем как Августина в воспоминании.
– А если еще раз влезешь в мою голову без спроса, – процедила Карна ледяным тоном, – я собираю вещи и ухожу.
– А поторговаться? – спросил он. – Вдруг это будет вопрос жизни и смерти?
– Ты же лучший ловец, последний в своем роде, – язвительно напомнила она. – Выкарабкаешься.
– Ладно, – кивнул он и накрыл ладонью пальчики Карны. – По рукам.
– И сейчас я отправлюсь с тобой, – категорично напомнила она, выдернув свою ладонь. – Посмотрю, так ли ты хорош.
– Карна, правда, тебе не стоит туда идти. Тем более сначала мне надо зайти кое-куда… за реквизитом…
– Тем лучше. Увижу, можно ли занести это в расходы и по какой статье учета.
– Прекрасно, – усмехнулся Рихард. – Тогда иди собирайся. Солнце давно село.
Карна поднялась и, кивнув ему свысока, вышла из кухни.
Рихард закинул руки за голову и потянулся. Во всем теле была легкость, словно он только что принял освежающий душ. Увидеть Августину оказалось приятно. В воспоминании Карны она выглядела неплохо, несмотря на седину. Пять лет он ее не навещал – прозвучало как упрек. Что, если Августина предполагала, что он увидит это воспоминание? И те слова – о том, что монастырь не путь для Карны, что ей нужна его помощь, – предназначались ему?
Можно попробовать уговорить Карну показать ему это воспоминание еще раз. Там было что-то еще… Но с ней, похоже, будет сложно договориться.
Потянувшись еще раз, он встал со стула. Грязная посуда осталась в раковине, Грета помоет. Кастрюля внутри была испачкана остатками рагу, а вот крышка отличалась абсолютной чистотой. А ведь рагу готовится долго, осталась бы накипь. Рихард провел пальцем по стенке кастрюли, собирая остатки соуса, и облизал. Вкусно.
Засучив рукава, он открыл дверцу шкафчика под раковиной и вынул мусорное ведро. Овощных очистков, как он и предполагал, не обнаружилось. Зато нашелся скомканный фирменный пакет с витиеватой надписью «Золотой гусь» и изображением упитанной птицы. Рихард свернул его, бросил назад в ведро и пошел в гостиную.
Оружие он хранил на скрытой стойке за дубовой панелью: пистолет с серебряными пулями, кинжал, больше ему сегодня ничего не понадобится.
– Ты скоро? – выкрикнул он, обувшись и надев пальто. – Для монашки ты слишком долго собираешься! Уверена, что хочешь пойти? Предупреждаю, там не лучшее место для тебя.
– Твой дом – тоже не лучшее место для меня, – буркнула Карна, спускаясь по лестнице. – Однако я здесь.
Ловец заявил, что любит ходить пешком, и вскоре Карна согласилась опереться на предложенный локоть, потому что улицы Рывни не были предназначены для прогулок. Выяснилось, что Крыжовенный переулок, в котором ютился дом ловца, еще не самая дыра. Сейчас они шли вдоль деревянных домов, просевших в землю до самых окон, а под ногами чавкала густая грязь. Фонари горели через один, и единственным верным источником света была полная луна, повисшая над Рывней щербатой монетой.
– Здесь даже не замостили дорогу, – пробурчала Карна, придерживая подол длинной юбки свободной рукой.
– Удивительная привередливость для монахини, – заметил ловец.
Карна мрачно покосилась на него исподлобья. Выглядел он до отвращения довольным и хитрым – словно кот, тайком налакавшийся сметаны.
– Тебе лучше смотреть под ноги, – посоветовал он. – Если не хочешь упасть в грязь лицом в прямом смысле.
Карна, фыркнув, отвернулась. Она и так рассмотрела его профиль. Нос ловца был слегка кривоват, как будто не слишком правильно сросся после перелома, а подбородок потемнел от щетины, хотя утром Рихард брился.
– Не помню, когда мы успели перейти на «ты», – проворчала она.
– Сразу после того, как ты влепила мне пощечину, – тут же отозвался он.
Карна снова покосилась на него – обижается? Нет, сияет как медный таз.
А вот она мучилась чувством вины. Первое, чему их учили в Институте благородных девиц, – это вести себя с достоинством в любой ситуации. А она разоралась, как базарная баба, стала обзываться, драться… Конечно, ее спровоцировали – сначала его друг, который вел себя хуже свиньи, потом сам ловец, когда забрался в ее личные воспоминания. Но она не должна была опускаться до их уровня.
– Послушайте, Рихард…
– Давай на «ты», – перебил он ее, – раз уж перешли. Нам предстоит тесное сотрудничество, а все эти условности, если честно, – не мое.
– Об этом я и хотела поговорить, – кивнула Карна. – Мое поведение было неподобающим.
Он слегка удивленно приподнял бровь, глянув на нее.
– Ты вел себя соответственно своему воспитанию, и странно было ожидать другого, – продолжила она. – Ты – продукт своей среды, и вполне логично, что поступаешь как…
– Дегенерат? – подсказал он ей.
Карна почувствовала, как к щекам прилила кровь.
– Я не должна была тебя оскорблять, – тихо, но твердо сказала она. – Хоть ты и заслужил. Надеюсь, ты не станешь таить на меня обиду. Просто все это выбило меня из колеи. Я думала, что аббатиса оставит меня в монастыре, я проведу полгода или год послушницей, а потом приму постриг, и дальнейшая жизнь казалась мне простой и понятной, а теперь я здесь, и сама не понимаю, почему согласилась…
– Августина умеет брать на слабо, – улыбнулся он. – Я не раз на это попадался.
– Вы давно с ней знакомы?
– Она работала в приюте, где я рос.
– О, ты вырос в приюте…
– Ты так истово веришь в бога? – спросил вдруг Рихард.
Карна помолчала, идя рядом с ним. Ее пальцы лежали на крепком мужском предплечье, и она чувствовала твердость мышц даже через пальто. Наверное, хорошо быть таким сильным, уверенным, не пасовать перед смертью и убивать тварей тьмы за десяток монет…
– Я не знаю, во что мне верить, – произнесла Карна. – Но речь не обо мне.
Рихард остановился у входа в двухэтажное здание из серого камня, из-за зашторенных окон которого пробивался свет. Сбоку от ступеней торчала какая-то железная полоска, и Карна со смесью любопытства и брезгливости увидела, как ловец принялся счищать об нее грязь, налипшую на ботинки.
– Давай теперь ты, – сказал он, поддерживая ее под локоть.
Вторая рука обняла ее за талию, и Карна не стала возмущаться. Стоя на одной ноге, она провела второй вдоль железки, отскребая грязь. Справившись, повернулась к ловцу. Фонари освещали его лицо, но глаза казались темными провалами в бездну.
– Пожалуйста, прости, что назвала тебя моральным дегенератом! – выпалила она на одном дыхании.
– Ладно, – кивнул он и, шагнув через ступеньку, открыл перед ней дверь.
Карна вошла внутрь и будто окунулась в безумный коктейль звуков, смеха, музыки, красок и запахов. Бордовые бархатные шторы, обилие зеркал, спиртное и женщины в ярких легкомысленных нарядах, которые не годились даже в качестве пеньюаров. Проплывавшая мимо рыжеволосая девушка многозначительно подмигнула ловцу и улыбнулась. Правая грудь ее была полностью оголена, а сосок подкрашен алым.
– Рихард… – Карна повернулась к ловцу, и голос ее сорвался, прозвучав непривычно высоко: – Ты что, привел меня в бордель?!
– Харди, милый…
Женщина, спешащая к ним и протягивающая руки для объятий, показалась Карне на удивление приличной: светлые волосы забраны в низкий хвост, на блузке цвета шампанского расстегнуты лишь две пуговки, темная юбка доходит до середины икры. Разве что каблуки высоковаты. Но такая дама легко может сойти за преподавательницу в институте, и если бы Карна встретила ее где-нибудь на улице, то ни за что не догадалась бы, что перед ней хозяйка борделя.
– Мадам Роуз прекрасна, как всегда.