Ловец душ и навья невеста
Часть 7 из 55 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Уго, не чуткий к интонациям, весело подмигнул ей и ушел. Когда дверь за ним захлопнулась, Рихард нехотя произнес:
– Прошу прощения.
– За что именно? – сердито уточнила Карна.
– Вы намекаете на утренний инцидент? – понял он.
– Я бы предпочла забыть об этом навсегда.
– Зачем тогда сами напоминаете?
Сейчас она снова была другой – злой, колючей, надменной принцессой, которая снизошла до общения с бедным пастушком, не иначе.
– У вас сегодня работа? – перевела она тему.
– Да. Жрун, ничего особенного, – не стал распространяться Рихард.
– Я пойду с вами.
– Вот как? – удивился он. – Зачем?
– Затем, что мне нужно больше узнать о вашей работе, чтобы понять, какие траты можно включить в отчеты для гильдии, – напомнила она. – Я уже говорила об этом. Но, похоже, вам все нужно повторять дважды.
Он откинулся на спинку стула, пристально глядя на нее, и Карна, отложив вилку и нож почти с отвращением, тоже подняла на него взгляд.
– Вы снова об этом, – понял Рихард.
– Да, об этом, – подтвердила она, уже не такая румяная, но все еще злая. Глаза ее блестели, но оставались сухими. – Я сразу сказала – никаких поцелуев. Однако вы пришли ко мне утром и явно хотели… Нет – значит нет. Надеюсь, со второго раза до вас дойдет.
Он хмыкнул, скрестив руки на груди.
– Иногда женщина говорит «нет», а подразумевает «да», – пожал он плечами. – Посудите сами: вы явились ко мне среди ночи, сказали, что восхищаетесь ловцами, заняли мою спальню…
– Вы сами отдали ее мне!
– И все же… Я не мог не попытаться.
– Мое «нет» – это «нет», – отрезала Карна. – Потрудитесь впредь вести себя как воспитанный человек. Или у вас в роду тоже были свиньи, как и у вашего друга?
Повисла пауза, в которой звуки, доносящиеся с улицы, стали слышнее. Вот рассмеялся Уго – громко, с повизгиванием. Проехал экипаж, копыта цокали так звонко, будто лошадь только что подковали.
Рихард резко поднялся, и Карна невольно вжалась в спинку стула. Он быстро собрал посуду со стола, убрал в раковину, переставил вазу с астрой и сдернул скатерть, заляпанную соусом.
– Руки, – потребовал он, – на стол.
– Сейчас?
– У меня дело вечером. Это часть ваших обязанностей.
Когда Карна нерешительно вытянула руки, он схватил ее запястья, прижав к столу.
– Наклонитесь ближе, – сухо приказал он. – Еще.
– Мне надо вспоминать что-то хорошее? – спросила Карна. – О чем-то думать?
Кровь отхлынула от ее лица, губы дрогнули, и Рихарду на мгновение стало ее жаль. На очень короткое мгновение. Она сама его вынудила. И когда синие глаза оказались напротив, он вошел в ее воспоминания, точно зная, что хочет увидеть.
Августина почти не изменилась, разве что русые волосы еще больше посеребрила седина, а от уголков глаз расходились лучики морщин. Раньше морщинки появлялись, только когда она улыбалась. Рихард всегда удивлялся, как ей удается найти повод для улыбки даже в самые отвратные дни.
Она сидела за вишневым столом, заваленным бумагами, и смотрела на гостью с легкой тоской.
– С вами произошла большая трагедия, – произнесла она мягко, – но это не значит, что ваше место здесь.
Рихард с жадностью впитывал детали обстановки: герань на подоконнике, маленький образок с изображением святой Марлы, на обоях с цветочным рисунком следы кошачьих когтей. Комната была ему незнакома, по-видимому, у Августины новый кабинет – попросторнее, посолиднее, но все эти мелочи делали его почти родным.
– Я пожертвовала вашему монастырю весьма щедрую сумму, не так ли? – Голос Карны звучит резко, но слегка дрожит, будто она плакала. Рука в черной перчатке смахнула слезинку со щеки. – Разве вы вправе мне отказать?
– Вправе, – сказала Августина таким тоном, что сразу стало понятно: пост аббатисы ей по плечу, а Карна не на ту напала. – Я не торгую местами в монастыре. И вот основная причина моих сомнений: вы слишком… своевольны для монахини.
– Разве нам не дана свобода воли? – возразила Карна. – Разве не в этом великий дар человечеству? Мы сами вольны выбирать свою судьбу, и это мой выбор.
Аббатиса постучала кончиком карандаша по губам, рассматривая посетительницу. Пальцы Карны непроизвольно сжались сильнее на ручке сумочки, стоящей у нее на коленях. Рихард узнал серебряную защелку в виде цветка.
– Ваш выбор… Что ж, раз вы так настаиваете… Вы ведь знаете, что послушницы проводят какое-то время при монастыре, готовясь принять постриг?
– Разумеется. – Голос Карны прозвучал увереннее.
– Молятся, работают, выполняют различные поручения…
– Я готова пройти весь этот путь, – быстро подтвердила Карна.
– У меня есть одно поручение специально для вас, – сказала Августина. – Считайте его подготовкой к постригу. Проверкой силы вашего желания, уверенности в выбранном пути, смирения…
Аббатиса посмотрела на Карну с сомнением, и та поспешно кивнула:
– Я выполню все, что не нарушает законов государства и морали.
– Конечно, не нарушает! – возмущенно возразила Августина, заинтересовавшись вдруг бумагами, лежащими перед ней. – Напротив. Это самое что ни на есть богоугодное дело… Вы знаете, кто такие ловцы душ? Мужчины, отобранные и обученные специальным образом, уничтожающие тварей тьмы…
– Я знаю, кто они, – с легким недоумением ответила Карна. – Но при чем здесь…
– Один из них – мой друг. Вы отправитесь к нему и станете помощницей ловца.
Карна вздрогнула, но аббатиса подняла ладонь, пресекая жестом возражения.
– Смирение, послушание, служение свету – вот основные принципы монахинь.
Карна прикусила губу, сдерживая рвущиеся слова.
– Будете помогать ему по хозяйству, – с воодушевлением продолжила аббатиса, – вести бухгалтерию, составлять отчеты. Харди никогда не был в этом силен.
– Харди?
– Рихард Мор. Вы ведь окончили Институт благородных девиц? Там учат всему необходимому.
– Я справлюсь, конечно, но работать у мужчины… Он женат?
– Нет.
– Но вы понимаете, что это неприлично?
– Для той, кем вы были, – разумеется. Это полностью недопустимо. И это он, ваш камень преткновения. Вы не сможете отринуть ту, кем являетесь, и стать обычной монахиней. Ваша гордыня вам не позволит. – Аббатиса вздохнула с легкой жалостью и вновь стала перебирать бумаги на столе.
– Вы не так поняли, – пробормотала Карна. – И он тоже может не так понять…
– О, Харди понятливый, – отмахнулась Августина.
– Он аристократ?
– Точно нет, – усмехнулась аббатиса.
– Но вы уверены в его моральных устоях? Все же мужчины низших сословий не отличаются щепетильным отношением к женщинам…
– Харди вас не обидит, – заверила Августина.
– Вы так хорошо его знаете? Часто видитесь?
– По правде сказать, я не видела его лет пять… – задумалась аббатиса, потерев подбородок, не потерявший с годами твердых очертаний.
– Откуда тогда такая уверенность?
– То, что он делает, – благородно и самоотверженно. Ловцы душ – люди исключительной смелости, честности и душевной силы. И то, что вы можете внести посильный вклад, – в некотором роде честь. – По-видимому, на лице гостьи вновь отразилось сомнение, и аббатиса веско добавила: – Кодекс ловцов. У Рихарда есть правила.
– Кодекс ловцов? – повторила Карна.
Аббатиса посмотрела ей в глаза, лицо такое честное, что сразу ясно – врет, и кивнула. Правую руку Августина спрятала под стол, и Рихард готов был поклясться, что она скрестила пальцы по старой наивной привычке – вроде как это не ложь, а лишь шутка.
– Но я не хочу, чтобы он знал, кто я! – воскликнула Карна. – Пойдут сплетни, слухи…
– Так и не говорите, – пожала женщина плечами, снова возвращаясь к бумагам.
– Но он спросит, почему я устраиваюсь на работу.
– Соврите что-нибудь, – посоветовала аббатиса и подмигнула ей. – Я постоянно так делаю. Я напишу рекомендательное письмо. Этого будет достаточно. И вот что я скажу… – Она смотрела на Карну, но Рихарду чудилось, что Августина смотрит прямо на него. – Это ошибка. Я видела многое и разбираюсь в людях. Это не ваш путь. Вы будете несчастны в монастыре. Я понимаю, почему вы идете на это: здесь вы будете в безопасности, это так, но не найдете утешения… А если то, что вам кажется, – правда, то тем более вам дорога к ловцу. Харди – лучший. Больше таких вы не найдете. Он – последний в своем роде, и если вам нужна помощь…
Пульс под его пальцами забился как бешеный, и Рихард, опомнившись, вышел из воспоминания.
– Прошу прощения.
– За что именно? – сердито уточнила Карна.
– Вы намекаете на утренний инцидент? – понял он.
– Я бы предпочла забыть об этом навсегда.
– Зачем тогда сами напоминаете?
Сейчас она снова была другой – злой, колючей, надменной принцессой, которая снизошла до общения с бедным пастушком, не иначе.
– У вас сегодня работа? – перевела она тему.
– Да. Жрун, ничего особенного, – не стал распространяться Рихард.
– Я пойду с вами.
– Вот как? – удивился он. – Зачем?
– Затем, что мне нужно больше узнать о вашей работе, чтобы понять, какие траты можно включить в отчеты для гильдии, – напомнила она. – Я уже говорила об этом. Но, похоже, вам все нужно повторять дважды.
Он откинулся на спинку стула, пристально глядя на нее, и Карна, отложив вилку и нож почти с отвращением, тоже подняла на него взгляд.
– Вы снова об этом, – понял Рихард.
– Да, об этом, – подтвердила она, уже не такая румяная, но все еще злая. Глаза ее блестели, но оставались сухими. – Я сразу сказала – никаких поцелуев. Однако вы пришли ко мне утром и явно хотели… Нет – значит нет. Надеюсь, со второго раза до вас дойдет.
Он хмыкнул, скрестив руки на груди.
– Иногда женщина говорит «нет», а подразумевает «да», – пожал он плечами. – Посудите сами: вы явились ко мне среди ночи, сказали, что восхищаетесь ловцами, заняли мою спальню…
– Вы сами отдали ее мне!
– И все же… Я не мог не попытаться.
– Мое «нет» – это «нет», – отрезала Карна. – Потрудитесь впредь вести себя как воспитанный человек. Или у вас в роду тоже были свиньи, как и у вашего друга?
Повисла пауза, в которой звуки, доносящиеся с улицы, стали слышнее. Вот рассмеялся Уго – громко, с повизгиванием. Проехал экипаж, копыта цокали так звонко, будто лошадь только что подковали.
Рихард резко поднялся, и Карна невольно вжалась в спинку стула. Он быстро собрал посуду со стола, убрал в раковину, переставил вазу с астрой и сдернул скатерть, заляпанную соусом.
– Руки, – потребовал он, – на стол.
– Сейчас?
– У меня дело вечером. Это часть ваших обязанностей.
Когда Карна нерешительно вытянула руки, он схватил ее запястья, прижав к столу.
– Наклонитесь ближе, – сухо приказал он. – Еще.
– Мне надо вспоминать что-то хорошее? – спросила Карна. – О чем-то думать?
Кровь отхлынула от ее лица, губы дрогнули, и Рихарду на мгновение стало ее жаль. На очень короткое мгновение. Она сама его вынудила. И когда синие глаза оказались напротив, он вошел в ее воспоминания, точно зная, что хочет увидеть.
Августина почти не изменилась, разве что русые волосы еще больше посеребрила седина, а от уголков глаз расходились лучики морщин. Раньше морщинки появлялись, только когда она улыбалась. Рихард всегда удивлялся, как ей удается найти повод для улыбки даже в самые отвратные дни.
Она сидела за вишневым столом, заваленным бумагами, и смотрела на гостью с легкой тоской.
– С вами произошла большая трагедия, – произнесла она мягко, – но это не значит, что ваше место здесь.
Рихард с жадностью впитывал детали обстановки: герань на подоконнике, маленький образок с изображением святой Марлы, на обоях с цветочным рисунком следы кошачьих когтей. Комната была ему незнакома, по-видимому, у Августины новый кабинет – попросторнее, посолиднее, но все эти мелочи делали его почти родным.
– Я пожертвовала вашему монастырю весьма щедрую сумму, не так ли? – Голос Карны звучит резко, но слегка дрожит, будто она плакала. Рука в черной перчатке смахнула слезинку со щеки. – Разве вы вправе мне отказать?
– Вправе, – сказала Августина таким тоном, что сразу стало понятно: пост аббатисы ей по плечу, а Карна не на ту напала. – Я не торгую местами в монастыре. И вот основная причина моих сомнений: вы слишком… своевольны для монахини.
– Разве нам не дана свобода воли? – возразила Карна. – Разве не в этом великий дар человечеству? Мы сами вольны выбирать свою судьбу, и это мой выбор.
Аббатиса постучала кончиком карандаша по губам, рассматривая посетительницу. Пальцы Карны непроизвольно сжались сильнее на ручке сумочки, стоящей у нее на коленях. Рихард узнал серебряную защелку в виде цветка.
– Ваш выбор… Что ж, раз вы так настаиваете… Вы ведь знаете, что послушницы проводят какое-то время при монастыре, готовясь принять постриг?
– Разумеется. – Голос Карны прозвучал увереннее.
– Молятся, работают, выполняют различные поручения…
– Я готова пройти весь этот путь, – быстро подтвердила Карна.
– У меня есть одно поручение специально для вас, – сказала Августина. – Считайте его подготовкой к постригу. Проверкой силы вашего желания, уверенности в выбранном пути, смирения…
Аббатиса посмотрела на Карну с сомнением, и та поспешно кивнула:
– Я выполню все, что не нарушает законов государства и морали.
– Конечно, не нарушает! – возмущенно возразила Августина, заинтересовавшись вдруг бумагами, лежащими перед ней. – Напротив. Это самое что ни на есть богоугодное дело… Вы знаете, кто такие ловцы душ? Мужчины, отобранные и обученные специальным образом, уничтожающие тварей тьмы…
– Я знаю, кто они, – с легким недоумением ответила Карна. – Но при чем здесь…
– Один из них – мой друг. Вы отправитесь к нему и станете помощницей ловца.
Карна вздрогнула, но аббатиса подняла ладонь, пресекая жестом возражения.
– Смирение, послушание, служение свету – вот основные принципы монахинь.
Карна прикусила губу, сдерживая рвущиеся слова.
– Будете помогать ему по хозяйству, – с воодушевлением продолжила аббатиса, – вести бухгалтерию, составлять отчеты. Харди никогда не был в этом силен.
– Харди?
– Рихард Мор. Вы ведь окончили Институт благородных девиц? Там учат всему необходимому.
– Я справлюсь, конечно, но работать у мужчины… Он женат?
– Нет.
– Но вы понимаете, что это неприлично?
– Для той, кем вы были, – разумеется. Это полностью недопустимо. И это он, ваш камень преткновения. Вы не сможете отринуть ту, кем являетесь, и стать обычной монахиней. Ваша гордыня вам не позволит. – Аббатиса вздохнула с легкой жалостью и вновь стала перебирать бумаги на столе.
– Вы не так поняли, – пробормотала Карна. – И он тоже может не так понять…
– О, Харди понятливый, – отмахнулась Августина.
– Он аристократ?
– Точно нет, – усмехнулась аббатиса.
– Но вы уверены в его моральных устоях? Все же мужчины низших сословий не отличаются щепетильным отношением к женщинам…
– Харди вас не обидит, – заверила Августина.
– Вы так хорошо его знаете? Часто видитесь?
– По правде сказать, я не видела его лет пять… – задумалась аббатиса, потерев подбородок, не потерявший с годами твердых очертаний.
– Откуда тогда такая уверенность?
– То, что он делает, – благородно и самоотверженно. Ловцы душ – люди исключительной смелости, честности и душевной силы. И то, что вы можете внести посильный вклад, – в некотором роде честь. – По-видимому, на лице гостьи вновь отразилось сомнение, и аббатиса веско добавила: – Кодекс ловцов. У Рихарда есть правила.
– Кодекс ловцов? – повторила Карна.
Аббатиса посмотрела ей в глаза, лицо такое честное, что сразу ясно – врет, и кивнула. Правую руку Августина спрятала под стол, и Рихард готов был поклясться, что она скрестила пальцы по старой наивной привычке – вроде как это не ложь, а лишь шутка.
– Но я не хочу, чтобы он знал, кто я! – воскликнула Карна. – Пойдут сплетни, слухи…
– Так и не говорите, – пожала женщина плечами, снова возвращаясь к бумагам.
– Но он спросит, почему я устраиваюсь на работу.
– Соврите что-нибудь, – посоветовала аббатиса и подмигнула ей. – Я постоянно так делаю. Я напишу рекомендательное письмо. Этого будет достаточно. И вот что я скажу… – Она смотрела на Карну, но Рихарду чудилось, что Августина смотрит прямо на него. – Это ошибка. Я видела многое и разбираюсь в людях. Это не ваш путь. Вы будете несчастны в монастыре. Я понимаю, почему вы идете на это: здесь вы будете в безопасности, это так, но не найдете утешения… А если то, что вам кажется, – правда, то тем более вам дорога к ловцу. Харди – лучший. Больше таких вы не найдете. Он – последний в своем роде, и если вам нужна помощь…
Пульс под его пальцами забился как бешеный, и Рихард, опомнившись, вышел из воспоминания.