Ловчий

– Дело к корявым есть.

– Етить… Сейчас! – Данко опять сорвался с места и побежал к себе в дом. – Сейчас, сейчас…

Вернулся он уже через несколько минут. В руках держал длинный лук, туго набитый стрелами колчан и большой мешок из ряднины.

– Значитца… – Данко перевел дух и решительно заявил: – Значитца, я с вами. Не сомлевайтесь, пригожусь. Сызмальства здесь охочусь, все тропинки знаю. Проведу прямо в падь. Ни один корявый не спохватится. Ежели они Лидку и Настусю сразу не прибили, значитца… значитца, ослобонить можно. А не получится – так и жизни мне нет. Мое слово верное…





Глава 16




Серединные земли. Стоозерье. Седая пуща

22 Хлебороста 2002 года от восхождения Старших Сестер.

Раннее утро

– Женился-то я поздно… – Данко смущенно улыбнулся. – Думал уже свой век бобылем доживать, а тут Настуська… Я ее на ярмарке в Луковицах как увидел, так и обомлел… Седмицу не решался подойти. Ну куда… Она такая… – Охотник запнулся. – Аж светится, а я…

Заночевали мы в старой заброшенной медвежьей норе в полутора верстах от Броневаца. Костра разжигать не стали, наскоро перекусили и легли спать. Рада задремала сразу, а я заснуть не смог, так и просидел до утра с охотником, вызвавшимся караулить всю ночь.

К слову, он действительно знал все здешние окрестности как свои пять пальцев, но при этом был чрезмерно болтлив. Но, к счастью, оказался довольно приятным человеком и раздражения не вызывал.

– Жили душа в душу, а как Лидка у нас появилась… э-эх… – Охотник тяжело вздохнул и на несколько секунд замолчал. – Не будет, милсдарь Горан, мне жизни без них, не будет. Но ничего, ежели Старшие Властительницы смилуются – обойдется. Да вы не беспокойтесь, милсдарь, здесь безопасно, не заходят в эти места корявые. А вот верстой к северу – тама уже их земли, тама надо держать ушко востро.

– А как вы раньше жили с яссами?

– С корявыми-то? – переспросил Данко. – Дык нормально жили. Правда, они к себе никого не пущали, но и сами к нам не заходили. Ежели кто по дурости забредет к ним, по первой, значитца, не трогали. Но то наших. Чужих сразу… того… Мы торговали с ними даже. Ну как торговали… Корявые сюда носу не казали, оставляли товар у Душного яра, шкурки там, ягоду отборную, живов корень, смолу пепельни́цы, а мы им иглы, топоры, наконечники для стрел, сукно и прочее. На обмен, значитца. Сам не знаю, что на них нашло…

– А чего их корявыми прозвали?

– Ну дык… – Охотник пожал плечами. – Вроде как человеки, а вроде и нет. Низенькие, широкие, ноги кривые, морды плоские, а руки как у лешака – длиннющие. Как таких назовешь? Корявые и есть.

– Видел их?

– А как же. – Данко усмехнулся. – По молодости все их земли облазил. Зачем – ей-ей, не знаю. Из дурной лихости. Ведь сам голову в пасть совал. Но ежели с умом, то пройти можно. Я вон до самого замка доходил и даже внутрь совался. Капище их видел. Раньше-то Хельгину падь Чудовой называли. А как боярыня помре, так и переименовали. Муж ейный, боярин Горд, значитца, любил ее страсть и еще при жизни жонкину статую заказал, в саду досе стоит. Корявые там свое капище устроили. Почитают боярыню, значитца, как свою покровительницу. Говаривают, добрая баба была, всех привечала, лечила. Но то давненько уже случалось, еще при моем прапрадеде. А вы того, милсдарь Горан, зачем… тудой, значитца?

– Лихие люди украли моих… – я задумался, подбирая слова, – …моих деток. А потом сами вместе с ними к корявым угодили.

– Эвона как… – Охотник сочувственно покачал головой. – Лихим-то и поделом, а вот детки… Но вы не переживайте, милсдарь. Успеем мы. Корявые режут полон на капище своем на Волошкины святки, а до них еще два полных дня. Я проведу к замку, ей-ей проведу. А уж дальше… это как Старшие решат…

– Как решат, – машинально повторил я. Что делать после того, как мы доберемся до пади, даже не представлял. Буду действовать по ситуации. По ситуации… Вот всегда у меня так. Лезу наобум хрен знает куда, а потом… Правда, всегда пока выпутывался. Хочется надеяться, что и сейчас получится.

Данко подполз на коленях к выходу из норы.

– Скоро рассветет, милсдарь Горан. Будили бы вы милсдарыню. Собираться в путь надо.

Охотник дождался, когда проснется Рада, тактично помолчал минуту, а потом серьезным уверенным голосом продолжил:

– Значитца, так. Корявые живут ночью, днем на белый свет носа не кажут. Да и видят скверно. Но сие не значит, что можно дорогой плясать и голосить. Напрямки к пади, по старой дороге, всего верст десять, а в обход, как мы пойдем, вдвое поболе будет. У замка будем уже в сумерках. Там и схоронимся до утра, я место знаю надежное. Но наперво будем путь держать к Дедову Камню, подношение принесем ему, значитца. Лесовик страсть не любит корявых и буркалы им замылит, ежели с подношением угодим.

– У меня есть амулеты незначимости. – Рада нырнула рукой в сумку и показала пару маленьких серых камешков в костяной оправе на кожаных шнурках. – Против нечисти действуют, проверяла. Против людей хуже, но тоже работают.

– Пойдет, – кивнул Данко. – Лишними не будут. А теперича… – Он подал нам глиняную бутылочку с пробкой из куска деревяшки. – Мажьтесь. Нюхом корявые шибко вострые – требуеца дух людской отбить. Под одежей мазните да обличья с дланями. Обувку тоже смастите.

Я откупорил бутылку, капнул себе на ладонь густой бесцветной жидкости и втянул в себя воздух – к удивлению, она пахла довольно приятно: прелой листвой, хвоей и еще чем-то сладковатым.

Пока мы «отбивали людской дух», он достал из своего мешка объемный сверток, очень похожий на кипу сухой травы с валежником пополам, развернул его и набросил на себя, сразу став похожим на лешего. Таким, каким его представляли в моем мире. Здесь он совершенно другой.

Затем выделил и нам накидки, вдобавок заставив замазать лицо и тыльную часть кистей бурой краской. Все проверил и продолжил инструктаж:

– Ловушек разных, пастей, сигналок и прочего страсть как много натыкано по землям корявых. Так что идите за мной след в след. И молча. Как руку подниму, замрите где стоите. Понятно? До Дедова Камня дорога свободная, но шуметь все равно опасайтесь. Ну… храни нас Старшие Властительницы…

Данко осенил себя обережным знаком и шагнул из пещеры.

К Дедову Камню, большому плоскому и замшелому валуну, мы добрались через четверть часа.

Охотник достал из сумы пару кусков копченого мяса и бутыль из засушенной тыквы-горлянки, положил их в выемку на камне, потом обернулся к нам и шепнул:


– Вельми падок дед на первач с вепрятиной. И вы ложьте, что не жалко, не стесняйтесь.

Рада положила на камень кожаную флягу с огневицей и несколько кусков ягодного сахара. Ничего съестного у меня не нашлось, поэтому я пожертвовал лесовику пару серебряных румийских дукатов.

– Прими, деда, от внучков… – Данко низко поклонился и отошел на несколько шагов назад.

Пару минут ничего не происходило, потом послышалось одобрительное старческое ворчание, подношения с легким хлопком исчезли, а вместо даров в выемке появилась горсть сушеных ягод.

Внезапно почувствовав на себе взгляд, я обернулся и увидел того самого старичка, который слопал у меня всю форель. Он сидел на пеньке, болтал ножками, довольно чавкал и с утробными урчаниями вливал в себя попеременно самогон и огневицу.

Впрочем, видел я его всего мгновение, после чего лесовик бесследно исчез.

– Вельми благодарны, деда… – Данко еще раз поклонился, забрал с камня ягоды и разделил их между нами: – Ешьте, не надо брезговать. От даров дедушки всегда только польза, вреда не ждите. Если бы он чем прогневался, плюнул бы прямо на наше подношение.

Я забросил одну ягодку в рот и невольно зажмурился от наслаждения. Такого я никогда еще не пробовал, в подношении был смешан невероятный вкус всех даров леса, мало того: сразу же все вокруг расцвело яркими цветами, слух усилился и я стал различать самые тонкие звуки: писк мышей в норках, злобное хрипение ласки и даже шелест ветра в крыльях жаворонка.

– Поднимайте ноги повыше, ступайте на полную ступню… – Охотник продемонстрировал, как надо идти по лесу. – Близко ко мне не подходите, но и не отставайте. Готовы? Вперед…

Дорога все забирала вверх, к полудню мы уже забрались так высоко, что Лихва стала казаться серебристой широкой лентой.

Шагалось легко, подарок лесовика действовал как великолепный стимулятор. Несколько раз Данко давал команду замереть, но почти сразу отменял ее. Никаких ловушек по пути тоже не попадалось. По крайней мере, мне на глаза не попадалось.

Живности хватало: на одной из полянок мы почти в упор наткнулись на пару здоровенных медведей, со страстью предававшихся любовным утехам. Не знаю, что тому виной – амулеты Псицы, зелье Данко или благословение лесовика, но косолапые любовники даже не покосились. Остальная живность: олени, косули и здоровенный облезлый волчара – тоже не желали обращать своего внимания на визитеров.

Во второй половине дня Данко повел нас уже вниз, в небольшую долину между двух гор. А вот здесь наконец пришлось увидеть корявых…

Охотник неожиданно поднял руку вверх и замер, согнувшись в три погибели. Вовремя заметив сигнал, я ступил за треснутый ствол лиственницы. Рада шла последней и схоронилась за обломком скалы.

На едва заметной тропинке в полусотне метров ниже нас появилось три низких коренастых фигурки. В своих бурых свободных накидках они почти полностью сливались с местностью. Шли в ту же сторону, что и мы, быстрым, плавным и скользящим шагом, низко опустив головы, гуськом, в длинных руках держали короткие толстые копья с массивными наконечниками.

Дойдя до бесформенной груды вросших в землю валунов, они один за одним исчезли в узенькой, прикрытой кустами щели.

Данко подождал еще минуту и подал знак продолжать путь, но теперь стал забирать обратно вверх – видимо, хотел обойти стороной убежище яссов.

Внезапно позади меня раздался протяжный жужжащий звук, прервавшийся коротким глухим ударом.

Обернулся и чуть не обмер от ужаса. Радослава странно скорчилась у ствола дерева, а в ней… в ней торчало толстое узловатое древко.

Наступила на ловушку? Самострел?

Мгновением позже я облегченно выдохнул, разглядев, что Псица уцелела, – копье пробило только накидку и застряло в лиственнице.

Уже было собрался помочь ей сняться с копья, но она справилась сама. И почти сразу же внизу послышался шум.

Из норы выскочили те самые трое корявых и теперь внимательно смотрели на склон. А через несколько секунд стали подниматься прямо в нашу сторону.

Боясь пошевелиться, я скосил глаза на Данко и увидел, что он держит лук наготове. Рада тоже вставила стрелу в свой.

«Черт!!! При некотором везении снять яссов по-тихому – не особо большая проблема. Но стрелков у нас всего двое, мой самострел еще зарядить надо, а это не как быстро, как натянуть стрелу. Опять же не факт, что нора пустая, там может находиться целая орава корявых. Малейший подозрительный звук – и очень скоро небо покажется нам с овчинку. Уйти-то, может, и уйдем, но о всякой скрытности можно будет забыть…»

Вдруг позади раздался сильный треск и топот, откуда ни возьмись из кустов выскочил здоровенный олень и, прижимая рога к спине, рванул по склону большими скачками.

Корявые остановились, проводили взглядом рогатого, перекинулись парой словечек и побрели к себе в нору. Скорее всего, решили, что именно олень спустил ловушку. Но вот почему они не поднялись ее опять настроить, я так и не понял. Впрочем, это и к лучшему. Интересно, так само получилось или олешек волей лесного деда появился? Очень уж кстати рогатый возник.

Подождав немного, Данко повел нас дальше. Вниз, вверх – путь к замку петлял, как заячий след. На привалы не останавливались за ненадобностью, потихоньку жевали на ходу подарок лесного деда – ягоды утоляли голод и прибавляли сил получше любых деликатесов.

Чем ближе мы подходили к Хельгиной пади, тем больше становилось следов присутствия яссов. Оленьи, медвежьи и человеческие черепа, просто кости – все это было укреплено на деревьях в виде уродливых непонятных тотемов. Кое-где попадались мумифицированные человеческие останки, насаженные на ветви, словно кузнечики, наколотые сушиться пустельгой. Над ними хорошо поработали: лица были сильно обезображены – рты разрезаны до ушей, а нижняя челюсть оттянута вниз почти до груди. Зачем – бог весть, но выглядело это жутко и мерзко.

Ловушки попадались на каждом шагу: волчьи ямы, пасти, растяжки с самострелами и вовсе уж мудреные конструкции. Зверье почти перестало встречаться, да и сам лес с каждым шагом становился все угрюмей и страшней.

Около версты прошли вдоль горной речушки, потом через заброшенную деревушку, от которой остались лишь разваленные печки, а к вечеру поднялись на невысокую горку, где Данко скомандовал привал.

– Смотрите… – Охотник поманил нас за собой. – Вот она, Хельгина падь…

Внизу расстилалась сплошь заросшая лесом холмистая долина, на которой поблескивало под вечерним солнышком широкое озеро. На противоположном от нас берегу, на скалистом полуострове, чернел небольшой замок. Его стены во многих местах осыпались, но несколько башен, в том числе центральный донжон, сохранились довольно неплохо. Но если бы не мерцающие кое-где в проломах огоньки костров, выглядел он абсолютно заброшенным.

– Далековато боярин жить забрался.

– Тутой раньше прямой тракт от самого Вышеграда в Харамшит шел. – Данко показал рукой на некогда широкую дорогу, все еще просматривающуюся вдоль берега озера. – Да поселение большое, Чудова падь, так и называлось. Но людишки давно ушли, сейчас здесь только корявые. Их земля.

– Как ты туда внутрь попадал? – не отрывая взгляда от замка, спросила Рада у охотника.

– Дык по воде, – простодушно ответил охотник. – Тама, под берегом, течение сильное. Ежели прицепиться к коряге какой, снесет прямо под стены. Труба тама есть, едва из воды выглядывает. Вот по ней и пробрался, а потом через колодезь в одну из башен, в самый ее низ. Входу в нее со двора нет, наверх тоже, засыпано…