Лорд Лондона

Что-то во мне изменилось. Когда я проснулся всего двадцать минут назад, с Ческой в моих объятиях и обрушившимися стенами внутри, все изменилось.

Меня ничего не пугало. Смерть меня не пугала. Но девчонка из Челси, Ческа Харлоу-Райт? Она чертовски пугала меня. Потому что поселилась в моем сердце. Она вцепилась в него когтями, и если захочет уйти или если ее заберут, пути назад не будет. Это будет конец.

Я принял душ и почистил зубы, пытаясь избавиться от тяжести ночи и алкоголя. Но с той минуты, как мои глаза открылись, мне нужно было, черт возьми, выйти. Мой желудок скрутило, подсказывая мне, куда нужно идти. Машина ждала, и фургон с солдатами был готов следовать за нами.

Я оторвался от губ Чески. Она внимательно посмотрела на меня.

— Мне нужно, чтобы ты поехала со мной.

— Куда? — спросила она, но встала. Стопроцентное доверие. Она доверяла мне без колебаний. Жар распространился по мне от осознания этого.

Я поднял одеяло, которым накрывал Ческу. Схватив ее за руку, притянул ее к своей груди, снова целуя. Я был чертовски зависим. Так было всегда. Но теперь, после сегодняшнего вечера, все было по-другому. Это было похоже... на нечто большее.

— Ты можешь поспать в машине, — сказал я, и она вышла из комнаты, все еще полусонная, сжимая мою руку. У двери она надела кроссовки, и я завернул ее в одеяло, когда мы вышли на морозный ночной воздух. Она прижалась ближе ко мне, когда мы вышли под дождь и сели в «Бентли».

Когда мы выехали на пустынную в это время улицу, Ческа прильнула ко мне. Я чувствовал, что она наблюдает за мной, пока выискивал кого-нибудь, кто мог следить за нами. Мои люди в фургоне и те, что были в других, менее заметных машинах, незаметно следовали за мной, чтобы проследить, что ничего не случится.

Наконец, убедившись, что все в порядке, я встретился с ней взглядом.

— Принцесса, — сказал я и откинул волосы с ее лица. Мне нужно было видеть это идеальное лицо.

— Ты в порядке? — она нервно сглотнула. — Мы в порядке?

Я прижался лбом к ее лбу, моя грудь сжалась. Потому что я мог винить только себя. Я облажался. Был эгоистичным придурком слишком много лет. Был бесчувственным и холодным слишком долго. Но я собирался попробовать с ней. Девчонка из Челси была единственной, кто мог заставить меня попытаться ослабить свою защиту. Больше никто. Только она. Всегда она.

— Мы в порядке, — сказал я ей в губы, услышав вздох облегчения. — Более чем.

— Мы едем в Котсуолд? — тихо спросила, читая мои гребаные мысли. Она знала меня. Ческа тоже теряла людей. Знала, что я сейчас чувствую. Я кивнул и поцеловал ее в макушку, когда она прижалась ко мне. Я думал, она уснет. Но она не спала, пока мы ехали несколько часов, чтобы добраться до любимого места моей мамы.

Ческа взяла меня за руку и крепче прижала к себе, мое тело напряглось, когда мы приблизились к дому, и в поле зрения появились знакомые узкие, извилистые проселки. Деревья создавали вокруг нас туннели, их ветви были голыми, лед прилипал к коре.

Когда мы приехали, было еще темно. Я хотел вернуться в церковь к утру. Я хотел, чтобы охота началась немедленно. Я хотел, чтобы эти заклейменные ублюдки были найдены.

Но мне нужен был этот момент затишья перед бурей.

Ческа села и повернулась ко мне.

— Я с тобой, — я кивнул ей в ответ и позволил себя поцеловать. Она схватила меня за руку, когда водитель выехал на подъездную дорожку. Я выглянул в окно. Тюдоровский дом с мансардными окнами должен был быть виден из-за кустов. Но там ничего не было, только звезды в небе над тихой деревней и вороны, кружащие впереди, как будто они знали, что здесь произошли убийства. Как будто они знали, что было совершено преступление против моей семьи, и я был здесь, чтобы увидеть призрак жнеца, который забрал их.

«Бентли» остановился, и Ческа выглянула в окно. У меня в животе забились крылья, огромные гребаные крылья, принадлежавшие кондору или кому-то подобному. Я видел, как мои люди заполонили территорию, держа оружие и ножи наготове, проверяя, все ли чисто. Джим, командир этого отряда, кивнул мне, возвращаясь из-за деревьев.

Все было чисто.

Но я не мог пошевелиться. Не мог пошевелиться. Я уставился в окно на землю, ранее выжженную, где теперь росли трава и сорняки. Чертово место, где мама и сестра, должно быть, кричали и хватались друг за друга, когда огонь поглощал их целиком.

— Ты готов, малыш? — Ческа сжала мою руку. Я запер дверь. Мои челюсти сжались, и я почувствовал, что закрываюсь на хрен, заглушая чувства, которые пытались задушить меня. Они загоняли меня в угол, и я не собирался подчиняться. Не собирался, черт возьми, сдаваться и позволять демонам взять контроль.

Но тут Ческа опустилась передо мной на колени и приподняла мою голову.

— Ты можешь это сделать. Ты можешь выйти из машины, если хочешь. — Она поцеловала тыльную сторону моей ладони.

Глядя на ее лицо, я заставил себя расслабиться. Заставил себя позволить гребаному горю поглотить меня. Горю, которое пыталось жить во мне годами, занять свое законное место в моем полумертвом сердце, пока не перестану дышать.

Я закрыл глаза. Голова раскалывалась. Это было связано с похмельем. Это было связано с тем, что крики моей сестры и мамы были заперты в деревьях вокруг нас, их крики все еще были в гребаном ветре, который дул с ураганной скоростью вокруг.

— Я не могу, — выдохнул я, так ясно представляя себе дом. Представляя, как открылась входная дверь, и Перл выбежала на улицу к деревянным качелям на дереве. Представляя, как мама вышла следом за ней с чаем и печеньем на подносе. Потом подошла ко мне, когда я сидел на скамейке под окном. Села рядом со мной. Просто была.

Просто была моей мамой.

Моя чертовски идеальная мама, которую эти ублюдки заперли внутри и сожгли.

— Я буду с тобой, — сказала Ческа, и я повернулся к ней лицом, ее зелено-карие глаза говорили мне, как сильно она, черт возьми, любила меня... меня... гребаного убийцу. Но эта девчонка… Шикарная и потрясающая девчонка любила меня.

Ческа улыбнулась мне. Так ласково и сладко.

— Покажи мне место, которое ты любил до пожара, — сказала она, и я повернул голову, услышав призрачное эхо Перл, кричащей от смеха, когда я преследовал ее с моим водяным пистолетом. Еще слишком мал, чтобы папа вложил мне в руку настоящий.

«Арти! Нет!» — она закричала и нырнула в переднюю дверь, чтобы мама защитила ее.

Я хотел показать Ческе это место. Я хотел, чтобы она увидела, что я не всегда был таким испорченным. Меня не всегда мучили тьма и демоны с гребаными лезвиями вместо зубов. Я не всегда был убийцей, каким она меня знала. Когда-то я был невинен. Моя душа была непорочна и чиста. Мое сердце не всегда было черным и окруженным личным валом Адриана.

Я так крепко сжал руку Чески, что испугался, что причиню ей вред. Но я открыл дверь, холодный ветер хлестал нас по лицу, и вывел ее из машины. Ческа завернулась в одеяло, чтобы согреться от пронизывающего холода, а я ощутил под ногами знакомую почву и вдохнул свежий воздух. В этом воздухе не было смога и того запаха, что в Лондоне.

— Так тихо. — Ческа прижалась щекой к моей руке. — Покажи мне, — сказала она. — Покажи мне, почему тебе здесь так нравилось. Почему она так любила это место.


Моя мама.

Это была гребаная встреча Чески с моей мамой.

Эта дорожка. Я гулял со своей женщиной по акрам, которыми мы владели. Через рощу деревьев и сад, который Перл и мама сажали давным-давно, теперь заросший и дикий, а растения давно отцвели и сгнили. Ческа так и не отпустила мою руку. И с каждым шагом я чувствовал, как чертова потеря моей сестры и мамы проникает все глубже и глубже. Как должно было быть много лет назад.

Мы свернули с тропинки, ведущей в сад, и я остановился, как вкопанный, на том месте, где когда-то стоял дом. Мои легкие сжались, словно кто-то сдавил их в кулаке. Мое сердце колотилось все быстрее и быстрее, будто собиралось вырваться из груди, а желудок сжался так сильно, что мне показалось, будто мышцы вот-вот разорвутся пополам.

Поцеловав тыльную сторону ладони Чески, я отпустил ее пальцы и сделал шаг вперед. Мои ноги словно налились свинцом, когда я заставил их дойти до центра места, где когда-то стоял дом. Я поднял голову к ночному небу и почувствовал запах дыма, который мог бы поглотить пространство. Густой черный дым заглушал тяжелый запах роз, которые мама с сестрой посадили по периметру дома.

Розы… От Чески тоже всегда пахло розами.

Я открыл глаза и моргнул, каждое движение моих век роняло на мои щеки слезы. Ветер уносил их так же быстро, как они появились. Я, черт возьми, плакал. Проливал все больше и больше слез, как проклятую грешную воду Адли. Будто дань их жизням. Жизням, отнятым нашим темным преступным миром. Какими-то заклейменными ублюдками, которые разрывали мою семью на части так много лет, что невозможно сосчитать.

Я наклонился, опустив руку в землю под ногами. Грязь проваливалась сквозь пальцы. Слезы текли по моим щекам и капали на землю, присоединяясь к невидимому пеплу членов семьи, которых я любил больше всего.

— Арти. — Я закрыл глаза и услышал, как мама зовет меня по имени, как будто она была прямо у меня за спиной. Я чувствовал ее руку на своем плече. Сильный запах дорогих духов, которые папа покупал ей на каждое Рождество. — Я люблю тебя, мой мальчик, — шептала она мне на ухо. — Мой милый, милый мальчик. Я скучала по тебе.

— Я тоже скучал по тебе, мама, — прошептал я в ответ.

И я, черт возьми, сломался. Мои плечи затряслись, когда годы и годы горя лились из меня на землю Котсуолда. Мое испорченное, разорванное в клочья сердце истекало кровью подо мной. На той самой земле, где лежали тела моей мамы и сестры, когда они горели. Когда они испускали свой последний вздох. Мои руки и колени уперлись в землю, пока я разваливался на части.

Я с трудом дышал, когда это видео снова возникло в моем сознании. Я мысленно повторял шаги ублюдка на экране, заливающего бензином дом и заталкивающего мою семью внутрь. Он чиркнул спичкой и бросил ее, совершенно не заботясь о том, что убивает мою мать. Мою маму. Мою сестру. Мою надоедливую младшую сестренку, которую я так сильно хотел разозлить каждый день.

Руки обхватили меня, и я прижал голову к груди Чески.

— Я здесь, — сказала она. Ее слова обволакивали меня и прогоняли запах огня, дым, который заполнял мои легкие и лишал возможности вдохнуть свежий воздух.

— Они умерли, — сказал я срывающимся голосом. — Они, черт возьми, умерли, а я их не спас.

— Ты не мог их спасти, — поправила Ческа. — Ты был ребенком. — Ребенок, который был занят своим первым убийством, когда все рухнуло.

Я сел и провел руками по лицу. Ческа сидела рядом со мной, положив руку мне на спину.

— Их убили, принцесса. — Она кивнула, и слезы покатились по ее бледным щекам. — Их, убили.

— Я знаю, малыш.

Я вздохнул, а потом мой желудок сжался, когда я подумал, может ли мама видеть меня сейчас. Если бы только, где бы она ни была, она могла увидеть меня здесь, наконец-то узнавшего правду о ее смерти.

Но мое гребаное сердце едва не остановилось при этой мысли.

— Ты думаешь, они видят, во что я превратился? — спросил я. Ческа попыталась прочесть выражение моего лица, и я подумал, это потому, что она не знала, как отнестись к вопросу. Я сам не был уверен, что именно я вкладывал в этот вопрос.

Гордилась бы она мной или ужаснулась тому, чем я зарабатываю на жизнь?

Ческа положила руки мне на щеки.

— Мне кажется, она тебя видит. Я думаю, она видит тебя, улыбается, любит и так гордится тобой, что ей больно видеть тебя снова. Потому что не может прикоснуться к тебе, поцеловать в щеку и сказать, как она гордится тем, что ты так заботишься о своей семье. Как жертвуешь своим счастьем снова и снова, чтобы не сломаться, чтобы не упасть. И я думаю, что это разбивает ей сердце. Видеть, как бремя таких тяжелых испытаний давит на тебя. Как ты отталкиваешь людей, только чтобы не принимать горечь потери. — Ее нижняя губа задрожала. — Что ты нашел любовь, которую заслуживаешь. Но боролся с ней так много лет, что она сделала тебя измученным и чувствующим себя недостойным такого дара.

— Она бы тебя полюбила, — сказал я.

Лицо Чески погрустнело.

— И я уверена, что полюбила бы ее. И твою сестру тоже.

Я кивнул, и улыбка тронула мои губы. Потому что Перл полюбила бы Ческу. Она много раз говорила мне, что хотела бы иметь сестру вместо меня, своего надоедливого старшего брата.

Я стоял на коленях, пока небо не начало светлеть. До тех пор, пока непроглядная темнота неба не начала превращаться в королевскую синеву. Взяв Ческу за руку, я сказал:

— Поехали домой.

— Мой ли это дом? — прошептала Ческа, показывая мне, как глубоко ранили ее мои слова прошлой ночью.

Я не знал, то ли меня толкнуло ощущение мамы рядом, то ли это была просто Ческа. Мое сердце и гребаная темная душа признают ее своей и заявляют на нее права навсегда. Я притянул ее лицо к своему.

— Принцесса… — сказал я, чувствуя, как пульс бьется у меня на шее. Чувствуя, как жар обжигает кожу, несмотря на то, что было чертовски холодно. Ческа затаила дыхание. — Я… — Я крепко зажмурился. — Я люблю тебя.

— Артур, — вкрикнула Ческа и прижалась губами к моим.

— Все, что у меня есть, принадлежит тебе, принцесса, — сказал я, и Ческа прижалась к моей груди. — Все… все твое.

— Мне просто нужен ты, — вздохнула она. — Я всегда хотела только тебя. Только тебя, Артур.