Люфт. Талая вода
Часть 4 из 12 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
От него привычно пахло потом, мылом и одеколоном. Простая, но выстиранная одежда все еще хранила отголоски ароматов мяты и ромашки. Молли подкладывала крохотные мешочки с этими травами в шкафы. Так моль не портила вещи.
– Иди, не успеешь ведь. – Он бережно сжал девичьи плечи и убрал выбившуюся прядь вьющихся волос. – Я не вправе отнимать у тебя прогулки, но будь осторожна.
– Хорошо.
Деревянная дверь захлопнулась, и Молли поспешила обратно на кухню. Суп уже готов, но ей хотелось приготовить на завтра тушеную картошку. Так останется больше времени на отдых.
Пролежавший всю зиму в сыром погребе картофель начинал прорастать, если его забывали убрать обратно. Ну вот, появились первые крохотные ростки. Молли тяжело вздохнула – придется обрезать больше обычного. Острый нож ровными полосами чистил кожуру. Она всегда старалась срезать так тонко, как только можно. Все равно шелуху придется выбрасывать. Хотя иногда за ней заезжали соседи, они забирали ошметки для своего участка за городом и варили еду для свиней.
Дверь противно скрипнула. Молли невольно вздрогнула и обернулась.
– Не бойся, свои, – Роб стряхнул с шапки слой снега и поставил корзину на пол.
Обветренное лицо вспыхнуло – жар в подвале неприятно покалывал. Черное пальто стало практически белым от снега, и как Роберт ни пытался его сбить, мокрый снег намертво прилип к шерсти.
– Сильно метет? – Лоуренц продолжила чистить картофель.
– Сейчас нет, но пару часов назад думал, что не доберусь домой.
Он растер замерзшие пальцы и повесил пальто на крючок – пусть влага стечет в подвале, а не в комнате. На чердаке и без того слишком влажно.
– Жаль, что зима не отступает… я так хотела бы вдохнуть весеннего воздуха.
Замечтавшись, Молли не заметила, как нож соскользнул и острое лезвие порезало палец. Брызнула кровь, испачкав домашнюю одежду. Молли вскрикнула и обронила несколько неприличных слов. Из глаз потекли слезы.
– Ну вот, – Роберт в несколько шагов оказался рядом. – Идем, сядешь возле стола, будет легче держать руку.
Холодные шершавые пальцы обжигали мягкую разгоряченную кожу. Молли прикусила губу, стараясь сдержать эмоции. Ей хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не стать обузой, которая не сможет помочь ни отцу, ни Ани… Именно из-за этого чувства глаза застилала пелена. Если она не сможет помогать по кухне – вся работа ляжет на отца и Ани с Робертом, а им и без этого хватает дел.
– Сядь и подними руку. Облокоти на стол, не напрягай! Держи так, пока я не вернусь. – Роберт внимательно осмотрел порезанный палец, помотал головой. – Не опускай, рубашку все равно уже нечего жалеть – не отстирается.
Наспех поднявшись по ступеням, он на несколько секунд остановился – перевести дух. Под кроватью, в дорожном рюкзаке нашлась плотная кожаная сумка. Небольшая, но в нее поместились все инструменты и лекарства, которые остались после работы в госпитале. Перед глазами поплыли воспоминания.
В прошлом
Ему было трудно держаться на ногах. Соленая вода разъедала раны, вызывая мучительные страдания. Кожу стягивало, и каждое новое движение вызывало невыносимую боль. Казалось, кто-то раз за разом проходит чем-то острым по из без того исполосованной спине. Яркий свет лампы резал покрасневшие глаза, во рту горчило, и Роберта, приложившего руку к животу, едва не вырвало. Кто-то просил его не двигаться, но все плыло перед глазами, голоса стихали, погружая его сознание в беспробудный сон.
Роберт очнулся от истошного вопля. Он вырывался из его груди: хриплый; наполненный металлом и раскаленной на углях болью. Хотелось закрыть глаза и снова окунуться в беспамятство, но чья-то холодная рука, сжимающая его плечо, возвращала к жизни.
– Выпей воды, – мягкий женский голос раздался совсем близко, но перед глазами все по-прежнему расплывалось. – Терпи, не буди остальных – им не легче.
Роберт с трудом сел, дрожащие пальцы едва сгибались, но он пересилил себя и взял в руки теплую чашку – подогретая вода. Ее легкое, практически невесомое прикосновение смочило пересохшие губы. В этот момент он впервые ощутил жажду.
– Не глотай так быстро, вырвет, – обладательница звонкого голоса смеялась, оттягивая чашку. – Не тревожься, принесу еще, а пока отдохни. Отойдешь, сможешь работать в нашем госпитале, останешься здесь, мистеру Дрейнсу не хватает помощников. Так что спи, тебе нужно больше спать.
Роберт послушно кивнул, добела сжал губы и, преодолевая резь, постарался лечь. В его застывшей душе не осталось ничего, кроме пустоты и боли, которая навсегда будет с ним. И лишь мелодичный голос, напоминающий о том, что он должен помочь, вырывал его из этого кошмара.
Ту ночь он запомнил на всю жизнь. Нервный сон, лихорадку… Спустя время он все еще просыпался от навязчивой, разрывающей виски головной боли. За окном уже заканчивалось лето.
Роберт провел в госпитале чуть больше двух лет. Мистер Дрейнс взял его к себе в помощь. Первое время Роберт подавал инструменты, дезинфицировал их, обрабатывал раны. Поначалу под руководством, затем сам. Чем больше проходило времени, тем больше он привыкал к крови, крикам, мольбе о помощи. Все стиралось, становилось привычным. Рваные раны, осколки в вывернутой наружу плоти… Кровь. Реки крови.
Он делал больше, чем должен был. В его пальцах ни разу не дрогнуло лезвие, ни разу Роберт не задумывался о том, что это не его дело – он не должен тонуть в крови, брать на себя больше, чем может.
Мистер Дрейнс говорил: «Неважно, кто ты, если ты можешь помочь – помоги». И он делал все, что говорили.
Роберт всегда оставался спокойным, собранным, хмурым. Ни разу его не видели выспавшимся и полным сил. Редко кто слышал, как он говорил не по делу. Замкнутый. Молчаливый. Отчужденный.
Он тонул в широкой, вязкой реке из боли, которая захлестывала его с головой, пыталась утопить, но чем больше он задыхался, тем сильнее хотелось вдохнуть полной грудью. Роберт держался за это чувство, стараясь передать его другим.
Госпиталь был набит людьми. Везде комнаты, полные страданий. Вокруг витало страшное, тихое и редко произносимое слово, остающееся на языке горьким привкусом. Смерть. Она всегда находилась где-то поблизости, стояла в углу, выглядывала из сумрака. Она была разной формы: стеклом, порезом, осколком, ударом… Принимала любой облик, стучалась в окна, будила ночью, а затем позволяла уснуть. Тихо.
Насовсем.
Навсегда.
Отогнав навязчивые мысли, Роберт поспешил вниз. Молли так и сидела, держа локоть на столе. Теперь кровь текла медленно. Молли плакала, едва сдерживая истерику. В голубых глазах плескалось море разочарований и волнений… Боялась? Наверное. Но больше всего жалела, что они оказались здесь. Знала, что другого варианта нет: произошел очередной излом миров, ничего не вернуть. Они застряли в этой реальности: холодной, сырой, страшной. Видимо, именно здесь не хватало тепла.
– Не кори себя, ничего страшного. Это точно не смертельно. – Он широко улыбнулся, раскладывая на столе баночки из сумки. – Будет больно, потерпи.
В этот момент это был совершенно другой, незнакомый ей Роберт. Хмурый, холодный, безэмоциональный. Выверенными движениями он намотал вату на тонкий инструмент. Взял ее руку и крепко сжал запястье. Осторожно обработал рану перекисью, а затем легко и быстро прошелся по краю зеленкой.
– Стоило быть внимательнее. – Молли глотала слезы, стараясь не обращать внимания на сильное жжение и нарастающую боль.
– Так нужно. Это уже случилось, зачем ты все усугубляешь? – Он вымыл руки, а затем достал стерильный бинт.
– Не хочу стать бесполезной.
– Тогда возьми себя в руки. Всего лишь небольшой порез. Не критично, – ответил Роберт.
Он наложил повязку так быстро, что Молли едва успела заметить. Рану немного прижало, отчего появилась навязчивая ноющая боль.
– Остановится кровь – сниму, заживет быстрее, а пока потерпи и старайся не опускать руку.
– Спасибо, – Молли смущенно отвела глаза, стараясь вытереть слезы. – Откуда у тебя это все? Ани никогда не говорила, что ты врач.
– Дело случая. – Он тяжело вздохнул, дезинфицируя инструмент и складывая все обратно. – Немного помогал в госпитале, не более.
– Почему же ты не поступил в университет после войны? Не думаю, что твое место здесь, в пекарне.
– Мне хватило той крови, которую я видел.
Молли ничего не ответила. В груди что-то неприятно защемило. Ее мать сказала бы, что Роберт из тех «замкнутых», что не пускают в свою душу. В этом Роберт напоминал ее отца.
* * *
Впервые за зиму за окном появилось солнце. Аннетт торопилась. Она задумчиво осматривала комнату, пытаясь отыскать шарф, оставленный в спешке где-то здесь… Небольшая комнатка на чердаке вспыхнула от ярких лучей солнца, заставив Ани поморщиться от яркого света. Из окна все еще сквозило, несмотря на то, что Роб заделывал его перед зимой. Именно возле него он и сидел, задумчиво наблюдая за суетой Ани. В его нахмуренном выражении ничего не читалось. Нет, он не был пустым человеком, для нее не был. Просто она не умела его читать. Ей не удавалось угадать, что он чувствует, о чем думает. Он не был привычной раскрытой книгой.
– Снова молчишь? – Роберт загадочно улыбнулся.
– Роб, я опаздываю, Молли наверняка уже ждет меня, а я только-только разнесла все заказы…
– Уверена, что хочешь пойти на ярмарку? И Молли, и тебе не стоит шастать в толпе. – Роб выжидающе смотрел, его зеленые глаза прожигали насквозь, заставляя сердце биться чаще. – Сейчас не то время.
– Я обещала пойти. А хочу или нет… Я не должна отпускать ее одну.
Аннетт виновато поджала губы, но не отступила, все глядела с настороженностью и удивлением. Чувствовала, перенимала эмоции, знала то, что так хотелось скрыть.
– С тобой всегда непросто договориться, да? – Тревога ушла, сменившись мягкой полуулыбкой.
Он мечтал о том, что сделал бы, если бы мог… Но у него нет права оступиться, нет шанса сказать эти слова не вовремя. В карих глазах Аннетт плескались тепло и забота, которые хлестали тонкими прутьями и без того исполосованную кожу. Старые шрамы вспыхнули, словно от огня. Роберт сделал шаг назад.
– Ступай, опоздаешь, – он ответил коротко, холодно, сипло.
– Не переживай, я знаю, что волшебство крестной феи развеивается к полуночи, – Ани рассмеялась и поспешила вниз по лестнице.
Молли ждала ее у выхода. Длинное пальто не закрывало ее темно-зеленые брюки, заправленные в сапоги. Из-под ворота выглядывал шелковый шарф изумрудного цвета. Именно он подчеркивал голубые глаза, делая их более насыщенными и яркими. Сегодня она распустила волосы: светлые кудри мягко спадали с плеч. Еще немного – и достанут до локтей. Она подкрасила губы, и теперь они казались розовей обычного.
– И ты хочешь сказать, что собралась на ярмарку? – Молли нахмурилась, стараясь надеть на перебинтованный палец варежку. – Ани, у тебя же есть нарядный шарф, я могла бы тебя накрасить!
Молли цокнула языком и помотала головой. Не то чтобы Ани выглядела плохо – нет, просто слишком привычно, обыденно. Все те же темные волосы, хорошо, что она их отпустила и теперь пряди почти доставали до плеча. Привычные черные брюки, большие, практически мальчишеские ботинки с высокой подошвой, темно-серое пальто в пол и пушистый вязаный шарф бордового цвета. На светлом лице под глазами виднелись синяки. Вновь плохо спала.
– Не успела, сегодня еле вырвалась от Нордманов. – Она помрачнела, вспоминая неприятную ситуацию. – А шарф… весной надену, мне лучше вязаный – теплее.
– А что случилось? Миссис Нордман не самая приятная женщина, конечно, но точно не стала бы скандалить и пытаться отказаться от заказа, – Молли открыла дверь и вышла на улицу.
– У нее есть внук. – Аннетт заправила волосы за уши и скривилась. – Доставал глупыми вопросами, предложениями напоить чаем и помочь.
– Понятно… Попроси Роберта относить им заказы и поторопись, уже почти полдень, а мы выбрались всего на пару часов.
Аннетт промолчала. Меньше всего ей хотелось беспокоить Роберта из-за подобных глупостей.
Густой, белый снег мягко окутывал тонкие верхушки деревьев. Порывистый ветер то и дело пытался стряхнуть его, освободить ветви от налипшей тяжести. Но ничего не выходило: ночной холод превратил тающий на вечернем солнце снег в лед, лишив последней надежды на скорый приход весны.
Ветер. Его порывы легко проникали сквозь пальто. Как бы тепло Ани не одевалась – не помогало. Улицы приютили на своих просторах вьюгу, которая заметала все на своем пути, укрывала, прятала, хоронила… Под ее белым одеялом скрывалось слишком много крови. Иногда нужно скрывать ошибки прошлого.
– Иди, не успеешь ведь. – Он бережно сжал девичьи плечи и убрал выбившуюся прядь вьющихся волос. – Я не вправе отнимать у тебя прогулки, но будь осторожна.
– Хорошо.
Деревянная дверь захлопнулась, и Молли поспешила обратно на кухню. Суп уже готов, но ей хотелось приготовить на завтра тушеную картошку. Так останется больше времени на отдых.
Пролежавший всю зиму в сыром погребе картофель начинал прорастать, если его забывали убрать обратно. Ну вот, появились первые крохотные ростки. Молли тяжело вздохнула – придется обрезать больше обычного. Острый нож ровными полосами чистил кожуру. Она всегда старалась срезать так тонко, как только можно. Все равно шелуху придется выбрасывать. Хотя иногда за ней заезжали соседи, они забирали ошметки для своего участка за городом и варили еду для свиней.
Дверь противно скрипнула. Молли невольно вздрогнула и обернулась.
– Не бойся, свои, – Роб стряхнул с шапки слой снега и поставил корзину на пол.
Обветренное лицо вспыхнуло – жар в подвале неприятно покалывал. Черное пальто стало практически белым от снега, и как Роберт ни пытался его сбить, мокрый снег намертво прилип к шерсти.
– Сильно метет? – Лоуренц продолжила чистить картофель.
– Сейчас нет, но пару часов назад думал, что не доберусь домой.
Он растер замерзшие пальцы и повесил пальто на крючок – пусть влага стечет в подвале, а не в комнате. На чердаке и без того слишком влажно.
– Жаль, что зима не отступает… я так хотела бы вдохнуть весеннего воздуха.
Замечтавшись, Молли не заметила, как нож соскользнул и острое лезвие порезало палец. Брызнула кровь, испачкав домашнюю одежду. Молли вскрикнула и обронила несколько неприличных слов. Из глаз потекли слезы.
– Ну вот, – Роберт в несколько шагов оказался рядом. – Идем, сядешь возле стола, будет легче держать руку.
Холодные шершавые пальцы обжигали мягкую разгоряченную кожу. Молли прикусила губу, стараясь сдержать эмоции. Ей хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не стать обузой, которая не сможет помочь ни отцу, ни Ани… Именно из-за этого чувства глаза застилала пелена. Если она не сможет помогать по кухне – вся работа ляжет на отца и Ани с Робертом, а им и без этого хватает дел.
– Сядь и подними руку. Облокоти на стол, не напрягай! Держи так, пока я не вернусь. – Роберт внимательно осмотрел порезанный палец, помотал головой. – Не опускай, рубашку все равно уже нечего жалеть – не отстирается.
Наспех поднявшись по ступеням, он на несколько секунд остановился – перевести дух. Под кроватью, в дорожном рюкзаке нашлась плотная кожаная сумка. Небольшая, но в нее поместились все инструменты и лекарства, которые остались после работы в госпитале. Перед глазами поплыли воспоминания.
В прошлом
Ему было трудно держаться на ногах. Соленая вода разъедала раны, вызывая мучительные страдания. Кожу стягивало, и каждое новое движение вызывало невыносимую боль. Казалось, кто-то раз за разом проходит чем-то острым по из без того исполосованной спине. Яркий свет лампы резал покрасневшие глаза, во рту горчило, и Роберта, приложившего руку к животу, едва не вырвало. Кто-то просил его не двигаться, но все плыло перед глазами, голоса стихали, погружая его сознание в беспробудный сон.
Роберт очнулся от истошного вопля. Он вырывался из его груди: хриплый; наполненный металлом и раскаленной на углях болью. Хотелось закрыть глаза и снова окунуться в беспамятство, но чья-то холодная рука, сжимающая его плечо, возвращала к жизни.
– Выпей воды, – мягкий женский голос раздался совсем близко, но перед глазами все по-прежнему расплывалось. – Терпи, не буди остальных – им не легче.
Роберт с трудом сел, дрожащие пальцы едва сгибались, но он пересилил себя и взял в руки теплую чашку – подогретая вода. Ее легкое, практически невесомое прикосновение смочило пересохшие губы. В этот момент он впервые ощутил жажду.
– Не глотай так быстро, вырвет, – обладательница звонкого голоса смеялась, оттягивая чашку. – Не тревожься, принесу еще, а пока отдохни. Отойдешь, сможешь работать в нашем госпитале, останешься здесь, мистеру Дрейнсу не хватает помощников. Так что спи, тебе нужно больше спать.
Роберт послушно кивнул, добела сжал губы и, преодолевая резь, постарался лечь. В его застывшей душе не осталось ничего, кроме пустоты и боли, которая навсегда будет с ним. И лишь мелодичный голос, напоминающий о том, что он должен помочь, вырывал его из этого кошмара.
Ту ночь он запомнил на всю жизнь. Нервный сон, лихорадку… Спустя время он все еще просыпался от навязчивой, разрывающей виски головной боли. За окном уже заканчивалось лето.
Роберт провел в госпитале чуть больше двух лет. Мистер Дрейнс взял его к себе в помощь. Первое время Роберт подавал инструменты, дезинфицировал их, обрабатывал раны. Поначалу под руководством, затем сам. Чем больше проходило времени, тем больше он привыкал к крови, крикам, мольбе о помощи. Все стиралось, становилось привычным. Рваные раны, осколки в вывернутой наружу плоти… Кровь. Реки крови.
Он делал больше, чем должен был. В его пальцах ни разу не дрогнуло лезвие, ни разу Роберт не задумывался о том, что это не его дело – он не должен тонуть в крови, брать на себя больше, чем может.
Мистер Дрейнс говорил: «Неважно, кто ты, если ты можешь помочь – помоги». И он делал все, что говорили.
Роберт всегда оставался спокойным, собранным, хмурым. Ни разу его не видели выспавшимся и полным сил. Редко кто слышал, как он говорил не по делу. Замкнутый. Молчаливый. Отчужденный.
Он тонул в широкой, вязкой реке из боли, которая захлестывала его с головой, пыталась утопить, но чем больше он задыхался, тем сильнее хотелось вдохнуть полной грудью. Роберт держался за это чувство, стараясь передать его другим.
Госпиталь был набит людьми. Везде комнаты, полные страданий. Вокруг витало страшное, тихое и редко произносимое слово, остающееся на языке горьким привкусом. Смерть. Она всегда находилась где-то поблизости, стояла в углу, выглядывала из сумрака. Она была разной формы: стеклом, порезом, осколком, ударом… Принимала любой облик, стучалась в окна, будила ночью, а затем позволяла уснуть. Тихо.
Насовсем.
Навсегда.
Отогнав навязчивые мысли, Роберт поспешил вниз. Молли так и сидела, держа локоть на столе. Теперь кровь текла медленно. Молли плакала, едва сдерживая истерику. В голубых глазах плескалось море разочарований и волнений… Боялась? Наверное. Но больше всего жалела, что они оказались здесь. Знала, что другого варианта нет: произошел очередной излом миров, ничего не вернуть. Они застряли в этой реальности: холодной, сырой, страшной. Видимо, именно здесь не хватало тепла.
– Не кори себя, ничего страшного. Это точно не смертельно. – Он широко улыбнулся, раскладывая на столе баночки из сумки. – Будет больно, потерпи.
В этот момент это был совершенно другой, незнакомый ей Роберт. Хмурый, холодный, безэмоциональный. Выверенными движениями он намотал вату на тонкий инструмент. Взял ее руку и крепко сжал запястье. Осторожно обработал рану перекисью, а затем легко и быстро прошелся по краю зеленкой.
– Стоило быть внимательнее. – Молли глотала слезы, стараясь не обращать внимания на сильное жжение и нарастающую боль.
– Так нужно. Это уже случилось, зачем ты все усугубляешь? – Он вымыл руки, а затем достал стерильный бинт.
– Не хочу стать бесполезной.
– Тогда возьми себя в руки. Всего лишь небольшой порез. Не критично, – ответил Роберт.
Он наложил повязку так быстро, что Молли едва успела заметить. Рану немного прижало, отчего появилась навязчивая ноющая боль.
– Остановится кровь – сниму, заживет быстрее, а пока потерпи и старайся не опускать руку.
– Спасибо, – Молли смущенно отвела глаза, стараясь вытереть слезы. – Откуда у тебя это все? Ани никогда не говорила, что ты врач.
– Дело случая. – Он тяжело вздохнул, дезинфицируя инструмент и складывая все обратно. – Немного помогал в госпитале, не более.
– Почему же ты не поступил в университет после войны? Не думаю, что твое место здесь, в пекарне.
– Мне хватило той крови, которую я видел.
Молли ничего не ответила. В груди что-то неприятно защемило. Ее мать сказала бы, что Роберт из тех «замкнутых», что не пускают в свою душу. В этом Роберт напоминал ее отца.
* * *
Впервые за зиму за окном появилось солнце. Аннетт торопилась. Она задумчиво осматривала комнату, пытаясь отыскать шарф, оставленный в спешке где-то здесь… Небольшая комнатка на чердаке вспыхнула от ярких лучей солнца, заставив Ани поморщиться от яркого света. Из окна все еще сквозило, несмотря на то, что Роб заделывал его перед зимой. Именно возле него он и сидел, задумчиво наблюдая за суетой Ани. В его нахмуренном выражении ничего не читалось. Нет, он не был пустым человеком, для нее не был. Просто она не умела его читать. Ей не удавалось угадать, что он чувствует, о чем думает. Он не был привычной раскрытой книгой.
– Снова молчишь? – Роберт загадочно улыбнулся.
– Роб, я опаздываю, Молли наверняка уже ждет меня, а я только-только разнесла все заказы…
– Уверена, что хочешь пойти на ярмарку? И Молли, и тебе не стоит шастать в толпе. – Роб выжидающе смотрел, его зеленые глаза прожигали насквозь, заставляя сердце биться чаще. – Сейчас не то время.
– Я обещала пойти. А хочу или нет… Я не должна отпускать ее одну.
Аннетт виновато поджала губы, но не отступила, все глядела с настороженностью и удивлением. Чувствовала, перенимала эмоции, знала то, что так хотелось скрыть.
– С тобой всегда непросто договориться, да? – Тревога ушла, сменившись мягкой полуулыбкой.
Он мечтал о том, что сделал бы, если бы мог… Но у него нет права оступиться, нет шанса сказать эти слова не вовремя. В карих глазах Аннетт плескались тепло и забота, которые хлестали тонкими прутьями и без того исполосованную кожу. Старые шрамы вспыхнули, словно от огня. Роберт сделал шаг назад.
– Ступай, опоздаешь, – он ответил коротко, холодно, сипло.
– Не переживай, я знаю, что волшебство крестной феи развеивается к полуночи, – Ани рассмеялась и поспешила вниз по лестнице.
Молли ждала ее у выхода. Длинное пальто не закрывало ее темно-зеленые брюки, заправленные в сапоги. Из-под ворота выглядывал шелковый шарф изумрудного цвета. Именно он подчеркивал голубые глаза, делая их более насыщенными и яркими. Сегодня она распустила волосы: светлые кудри мягко спадали с плеч. Еще немного – и достанут до локтей. Она подкрасила губы, и теперь они казались розовей обычного.
– И ты хочешь сказать, что собралась на ярмарку? – Молли нахмурилась, стараясь надеть на перебинтованный палец варежку. – Ани, у тебя же есть нарядный шарф, я могла бы тебя накрасить!
Молли цокнула языком и помотала головой. Не то чтобы Ани выглядела плохо – нет, просто слишком привычно, обыденно. Все те же темные волосы, хорошо, что она их отпустила и теперь пряди почти доставали до плеча. Привычные черные брюки, большие, практически мальчишеские ботинки с высокой подошвой, темно-серое пальто в пол и пушистый вязаный шарф бордового цвета. На светлом лице под глазами виднелись синяки. Вновь плохо спала.
– Не успела, сегодня еле вырвалась от Нордманов. – Она помрачнела, вспоминая неприятную ситуацию. – А шарф… весной надену, мне лучше вязаный – теплее.
– А что случилось? Миссис Нордман не самая приятная женщина, конечно, но точно не стала бы скандалить и пытаться отказаться от заказа, – Молли открыла дверь и вышла на улицу.
– У нее есть внук. – Аннетт заправила волосы за уши и скривилась. – Доставал глупыми вопросами, предложениями напоить чаем и помочь.
– Понятно… Попроси Роберта относить им заказы и поторопись, уже почти полдень, а мы выбрались всего на пару часов.
Аннетт промолчала. Меньше всего ей хотелось беспокоить Роберта из-за подобных глупостей.
Густой, белый снег мягко окутывал тонкие верхушки деревьев. Порывистый ветер то и дело пытался стряхнуть его, освободить ветви от налипшей тяжести. Но ничего не выходило: ночной холод превратил тающий на вечернем солнце снег в лед, лишив последней надежды на скорый приход весны.
Ветер. Его порывы легко проникали сквозь пальто. Как бы тепло Ани не одевалась – не помогало. Улицы приютили на своих просторах вьюгу, которая заметала все на своем пути, укрывала, прятала, хоронила… Под ее белым одеялом скрывалось слишком много крови. Иногда нужно скрывать ошибки прошлого.