Любовник смерти

— Да тут пуды!

Князь и Очко, позабыв о Сеньке, тоже загрохотали металлом.

Скорик по стеночке, по стеночке подобрался поближе к Смерти. Шепнул:

— Дуем отсюда!

Она, тоже шёпотом:

— Нельзя.

— Ты что? Они сейчас очухаются и кончат меня!

А Смерть ни в какую:

— Эраст Петрович не велел.

Бросить, что ли, её здесь, раз она такая упрямая, заколебался Сенька. Может, и бросил бы (хотя, конечно, навряд ли), но тут, лёгок на помине, появился господин Неймлес.

Видно, крались через горловину на цыпочках, потому что шагов слышно не было.

Просто один за другим в камору быстро вошли трое: Эраст Петрович, пристав Солнцев и Будочник. Инженер держал фонарь (который, впрочем, сразу загасил — и без того светло было); у пристава в каждой руке было по револьверу, а Будочник просто выставил вперёд кулачищи.

— Руки в небо! — лихо крикнул пристав. — Уложу на месте!

Господин Неймлес встал слева от него, городовой справа.

Оба фартовых и доильщик застыли. Первым бросил прут Упырь, медленно повернулся и поднял руки. Князь и Очко сделали то же.

— Вот паиньки! — весело воскликнул полковник. — Все здесь, голубчики! Дорогие мои, ненаглядные! И вы, мадемуазель! Какая встреча! Я вас предупреждал, пощепетильней со знакомствами. Теперь пеняйте на себя. — Он коротко взглянул на Эраста Петровича и Будочника. — Доставайте револьверы, что же вы? Это публика шустрая, всего можно ожидать.

— Я сегодня без огнестрельного оружия, — спокойно ответил инженер. — Оно не п-понадобится.

Городовой же прогудел:

— А мне ни к чему. Я, если надо, и кулаком вчистую уложу.

Не дурак оказался пристав-то, подумал Санька. Знал, какого помощника с собой взять.

— Сударыня и ты, Сеня, встаньте позади меня, — сказал Эраст Петрович не допускавшим возражений голосом.

Скорик-то, по правде говоря, и не думал возражать — вмиг забежал инженеру за спину и встал у самого выхода. Однако и строптивая Смерть спорить не осмелилась, присоединилась к Сеньке.

— Иннокентий Романович, позвольте мне произнести небольшую речь, — обратился к приставу господин Неймлес. — Я должен объяснить п-присутствующим истинный смысл этого собрания.

— Истинный смысл? — удивился Солнцев. — Но он очевиден — арестовать этих мерзавцев. Единственное, что мне хотелось бы знать, как вам удалось их сюда заманить? И что это за живописная фигура?

Последнее было сказано про Сеньку, который на всякий случай отступил подальше в горловину.

— Это мой ассистент, — объяснил Эраст Петрович. — Но моя речь будет не о нём. — Он откашлялся и заговорил громче, чтоб было слышно всем. — Господа, у меня очень м-мало времени. Я собрал вас, чтобы покончить всё разом. Завтра — да, собственно, уже нынче — я покидаю пределы города и должен этой ночью завершить свои московские дела.

Пристав встревоженно перебил его:

— Покидаете? Но по дороге сюда вы говорили мне про то, как мы вместе истребим всю нечисть, и про то, какие это откроет передо мной служебные горизонты…

— Для меня существуют вещи поинтересней вашей карьеры, — отрезал инженер. — Например, спорт.

— Какой к черту спорт?!

Полковник так удивился, что перевёл взгляд с арестантов на Эраста Петровича. Рука Очка немедленно скользнула в рукав, но Будочник в два прыжка выскочил вперёд и занёс пудовую ручищу:

— Пришибу!!!

Валет немедленно выставил вперёд пустые ладони.

— Ещё раз перебьёте меня, и я отберу ваши “кольты”! — сердито прикрикнул господин Неймлес на пристава. — В ваших руках от них все равно мало проку!

Оглянуться на него снова Солнцев не решился, потому просто кивнул: хорошо-хорошо, молчу.

Показав всем, кто в курятнике петух (а именно так расценил Сенька поведение инженера), Эраст Петрович заговорил, обращаясь к арестованным:

— Итак, г-господа, я решил собрать вас здесь по двум причинам. Первая состоит в том, что все вы являлись подозреваемыми в деле о хитровских убийствах. Теперь я уже знаю, кто преступник, но все же коротко поясню, чем навлёк на себя подозрение каждый из вас. Князь знал о существовании клада, это раз. Разыскивал его, это два. К тому же в последние месяцы из обычного налётчика превратился в беспощадного убийцу, это три. Вы, господин Очко, также знали о кладе, это раз. Чудовищно жестоки, это два. Наконец, ведёте двойную игру за спиной своего покровителя: ни во что его не ставите, крадёте с его стола и спите в его п-постели. Это три.


— Что?! — взревел Князь, повернувшись к своему подручному. — Чего это он про постель?

Валет лишь улыбнулся, но такой улыбкой, что у Сеньки вся кожа запупырилась.

А господин Неймлес уже обратился у Упырю:

— Вам, господин доильщик, не давал покоя к-карьерный взлёт Князя. Как стервятник, крадущий чужую добычу, вы всё норовите выхватить кусок у удачливого соперника: хабар, воровскую славу, женщину. Это раз. Вы тоже не останавливаетесь перед убийствами, но прибегаете к этому к-крайнему средству, лишь приняв все меры предосторожности. Как и хитровский Кладоискатель, отличающийся маниакальной предусмотрительностью. Это два…

— Женщину? — перебил Князь, напряжённо вслушивавшийся в эту обвинительную речь. — Какую женщину? Смерть, о чем это он? Нешто и Упырь к тебе лапы тянул?

Сенька глянул на Смерть и увидел, что она бледна, как смерть (нет, лучше сказать — “как снег” или “как полотно”, а то непонятно получается). Однако усмехнулась.

— И он, и твой дружок Очко. Все вы друг друга стоите, пауки.

Не опуская поднятых рук, Князь развернулся и двинул валета в висок, но тот, похоже, был наготове — проворно отскочил, выхватил из рукава нож. Упырь тоже сунул руку в карман.

— Стоять! — заорал пристав. — Положу на месте! Всех троих!

Те застыли, испепеляя взглядами друг друга. Очко ножа не убрал, Упырь руки из кармана не вынул, у Князя же на пальцах сжатого кулака посверкивали стальные кольца кастета.

— Немедленно уберите оружие, — приказал инженер. — И вас, Иннокентий Романович, это тоже касается. Ещё выпалите невзначай. К тому же у нас тут не казаки-разбойники и не полицейские-воры, а совсем другая игра, в которой все на равных.

— Что? — опешил полковник.

— А то. Вы тоже были для меня одним из подозреваемых. Интересуетесь резонами? Извольте. Вы столь же беспощадны и жестоки, как остальные п-приглашённые. Ради своего честолюбия не остановитесь ни перед какой низостью и даже перед убийством. Свидетельством тому ваш послужной список, отлично мне известный. Шум на всю Москву о новоявленном потрошителе с Хитровки вам выгоден. Недаром вы так привечаете газетных репортёров. Сначала самому создать пугало, наводящее трепет на публику, а потом героически одолеть творение собственных рук — вот ваша метода. Именно так вы поступили год назад с пресловутыми “хамовническими грабителями” — этой шайкой вы сами и руководили, через вашего агента.

— Чушь! Домыслы! — крикнул пристав. — У вас нет доказательств! Вас в это время вообще в Москве не было!

— Но, не забывайте, у меня в Москве много старых д-друзей, в том числе из полиции. Не все они так слепы, как ваше начальство. Впрочем, это сейчас к делу не относится. Я лишь хочу сказать, что провокация с кровавым исходом для вас не внове. Вы расчётливы и холодны. Поэтому в вашу африканскую страсть к избраннице Князя я не верю — эта дама была вам нужна как источник информации.

— Как, и этот тоже? — простонал Князь с такой мукой, что Сеньке даже стало его жалко. — Шалава ты распоследняя! Всех своим подолом загребла, даже псом поганым не побрезговала!

А Смерть лишь рассмеялась — шелестящим, почти беззвучным смехом.

— Сударыня, — коротко оглянулся на неё Эраст Петрович. — Я требую, чтобы вы немедленно удалились. Сеня, уведи её!

Правильный момент выбрал умный инженер — так всем остальным голову заморочил, что не до Смерти им стало и тем более не до какого-то Сеньки.

Два раза просить Скорика не пришлось. Он взял Смерть за руку и потянул в горловину. Ясно было, что затеянный господином Неймлесом стык добром не кончится. Любопытно, конечно, было бы посмотреть до конца, но откуда-нибудь с третьего яруса в театральный бинокль. А оказаться на сцене, когда тут всех валить начнут — премного благодарны, как-нибудь в другой раз. К примеру, после среды во вторник.

Шажка два Смерть сделала, не больше, а потом упёрлась — не сдвинешь. Когда же Сенька попробовал её за бока тащить, ещё локтем под ложечку двинула, очень больно.

Скорик за живот схватился, ртом воздух хватал, а сам в это время из-за Смертьиного плеча выглядывал, только успевал головой вертеть. Интересно все ж таки. Видел, как пристав попятился к стене и наставил один револьвер на Эраста Петровича, второй же по-прежнему наводил на фартовых.

— Так это ловушка?! — воскликнул он, вертя туда-сюда головой ещё проворней Сеньки. — Не на того напали, Фандорин! В барабанах двенадцать пуль, на всех хватит! Будников, ко мне!

Городовой подошёл к начальнику и встал сзади, грозно сверкая глазами из-под сивых бровей.

— Тут, Иннокентий Романович, не одна ловушка, а целых две, — спокойно объяснил господин Неймлес, снова обозванный тем самым непонятным Сеньке словом. — Я же сказал, что сегодня ночью хочу разом закончить все московские дела. Свои подозрения я изложил вам исключительно для полноты картины. Преступник находится здесь и понесёт заслуженную кару. Остальных же я пригласил на эту встречу с другой целью: чтобы избавить некую даму от опасных знакомств и ещё более опасных заблуждений. Это совершенно исключительная женщина, господа. Она много страдала и заслуживает милосердия. Кстати говоря, она подсказала мне отличное название для операции, назвав вас пауками. Весьма точная м-метафора. Вы и есть пауки, причём четверо из вас относятся к биологическому виду пауков обыкновенных, а вот пятый — самый настоящий тарантул. Итак, добро пожаловать на операцию “Пауки в банке”. Если учесть, что мы находимся в хранилище серебряных слитков, то получается к-каламбур.

Тут инженер сделал паузу, как бы приглашая остальных оценить шутку.

— Пятый? — заморгал Солнцев, взглянув на Упыря, Князя и Очка. — Где вы видите пятого?

— У вас за с-спиной.

Пристав испуганно повернулся и уставился на Будочника, глядевшего на начальство с высоты своего саженного роста.

— Городовой Будников и есть главный из моих сегодняшних гостей, — сказал Эраст Петрович. — Редкий по размерам паучище.

Будочник гаркнул так, что с потолка посыпалась пыль:

— Вы что, ваше высокородие, белены объелись?! Да я…

— Нет, Будников, — резко оборвал его инженер — вроде не так уж и громко, но городовой смолк. — Это вы объелись б-белены, съехали с ума на старости лет. Однако про причину вашего умопомешательства мы ещё поговорим. Сначала давайте по существу. Вы были главным подозреваемым с самого начала, невзирая на всю вашу осторожность. Сейчас объясню, почему. Изуверские убийства на Хитровке начались месяца два назад. Убили и ограбили подвыпившего гуляку, потом репортёра, собравшегося написать статью о трущобах. Обычное для Хитровки дело — если б не одна деталь: выколотые глаза. Потом убийца точно так же выколол глаза всем членам семьи Синюхиных. Здесь примечательны два обстоятельства. Первое: невозможно представить, чтобы подобные из ряда вон выходящие преступления свершались на вашем участке, а вы не дознались бы, кто это творит. Это вы-то, истинный хозяин Хитровки! Приставы приходят и уходят, сменяются вожаки фартового мира, но Будочник вечен. У него везде глаза и уши, он всюду вхож, ему ведомы секреты и полиции, и “Обчества”. Происходили всё новые убийства, вот уже весь город о них заговорил, а вездесущий Будочник знать ничего не знает, ведать не ведает. Из этого я предположил, что вы связаны с таинственным Кладоискателем, а стало быть, являетесь его соучастником. Мои подозрения укрепились, когда во всех последующих убийствах жертвам перестали вырезать глаза. Помнится, это я вам сказал, что теория о запечатлении предсмертных зрительных образов на сетчатке трупа не нашла научного подтверждения… И всё же уверенности, что вы не просто соучастник, а убийца, у меня не было. Вплоть до вчерашней ночи, когда в подвале Ерошенковской ночлежки вы умертвили подростка, одного из ваших осведомителей. Именно тогда я окончательно исключил из числа подозреваемых всех прочих п-пауков и сосредоточился на вас…

— Чем же это, интересно будет узнать, я себя выдал? — спросил Будочник, рассматривая инженера с любопытством. Страха или хоть бы даже тревоги на лице городового Сенька не углядел.

Тут пришлось снова головой вертеть — на пристава.

— Ты что, Будников, сознаёшься?! — в ужасе вскричал полковник и отшатнулся от подчинённого. — Но он ещё ничего толком не доказал!

— Докажет, — благодушно махнул рукой Будочник, по-прежнему глядя только на господина Неймлеса. — У них не отвертишься. А ты помолчи, ваше высокоблагородие, твой нумер теперь последний.

Солнцев только рот разинул, а вымолвить ничего не смог. Это по-книжному называется “утратил дар речи”.