Любовница поневоле

— Картина «Крайтонская красавица», — объясняю я, пролистывая страницы, на которых были иллюстрации.

— Я же не картину покупаю, — вспыхивает покупательница. Натурально, вспыхивает — от злости к ее лицу приливает кровь. — К тому же они черно-белые. Но вполне сойдет для моего Руперта в качестве раскраски. Цена этой книги десять крайтов, а я готова заплатить двести. Из-за вашего Мэлла!

Раскраска? Уникальное издание — раскраска?

— Вы не по адресу. — Я захлопываю томик и откладываю его на стойку, хотя больше всего на свете хочется треснуть им по ее голове. Но книга-то ни в чем не виновата. — Магазин канцтоваров через один квартал в сторону Примской площади. Там можно и фломастеры приобрести. Мы же работаем для тех, кто любит книги.

— Вы меня выгоняете?!

— Я предлагаю вам подумать над другим подарком для вашего сына.

— Руперт — мой муж, — цедит она. — И я буду жаловаться на вас владельцу книжного магазина, и вас уволят!

— Я владелица этого магазина, но так уж и быть, подумаю над собственным увольнением.

У недопокупательницы сначала пропал дар речи, а потом она разразилась обвинительной речью на всю лавку, полную покупателей. Там было много всего: от того, что я скотина, до того, что подобные заведения нужно сразу прикрывать.

Я поймала обеспокоенный взгляд Венеры и поняла, что эта курица с раскрасками меня просто бесит.

— Вон, — тихо приказала я. — Вон из моего магазина.

И так посмотрела на скандалистку, что она мигом заткнулась и отшатнулась от меня. А после сбежала, будто опасалась, что я действительно погонюсь за ней с «Крайтонскими сказками».

Я оглянулась на Рэбел и поймала шокированный взгляд, но помощница быстро пришла в себя и перевела свое внимание на следующего в очереди покупателя.

А я решила, что достаточно засветилась и, если не хочу разогнать всех клиентов впечатлениями о своем уникальном методе по работе с претензиями (они и так косились на меня с опаской), лучше уйти. Поэтому я подхватила сумку и присоединилась к Венере, которая смотрела на меня как-то странно. И в магазине, и по пути к моей машине, и когда я завела мотор.

— Прошу прощения за эту безобразную сцену. Некоторые посетители иногда попадают к нам по ошибке, и получается то, что получается. Наверное, я вела себя слишком грубо для волчицы?

Я пытаюсь пошутить, и это срабатывает — Венера улыбается.

— Мы наполовину животные, так что не знаю, как бы я поступила в такой ситуации.

— Тогда не смотри так, будто у меня за полчаса выросли волчьи ушки!

Венера все равно смотрит, долго хмурится, а потом признается:

— Я просто впервые слышу голос альфы от женщины. И от человека.

— То есть властный? — уточняю я.

— Нет. Голос альфы. Подавляющий волю. Тот, которому невозможно не подчиниться.

В памяти тут же всплывает сцена в ресторане, когда Джинджер буквально упала к ногам Доминика.

Хорошо, что я еще не покинула парковку, потому что резко жму на тормоз. Сердце колотится так, будто за мной гнались волки.

— Как такое возможно?

— Не представляю, — осторожно качает головой Венера. — Я считала, что так в принципе не бывает. Но даже мне захотелось пригнуть уши и ползти прочь из магазина, когда ты приказала этой приме убираться.

То есть моя шутка про то, что я овервольфоваюсь, может оказаться вовсе не шуткой? Только не говорите, что альфовость передается половым путем!

— Доминик точно должен знать, в чем дело, — говорит волчица. — А если не знает, то может спросить у старейшин.

В ее голосе столько уверенности. Просто море. А вот я что-то совсем ни в чем не уверена.

Поэтому я подаюсь к Венере и сжимаю ее руку:

— Не нужно ничего ему рассказывать.

— Но…

— Я сделаю это сама.

Волчица смотрит на меня долго, но все-таки отводит взгляд:

— Хорошо.

Мне хочется ее расспросить насчет голоса и в то же время закрыть эту тему. Венера могла ошибиться. А если не ошиблась, то мне хватает проблем, чтобы разбираться и с этим.

— Давай забудем об этом и просто выберем туфли, — предлагаю я, все-таки трогаясь с места.

Венера озвучивает адрес, и мне даже не приходится искать его по навигатору. Я знаю этот большой торговый центр, где есть все магазины. Поэтому следующие два часа мы занимаемся тем, что ищем подходящую обувь к тому гардеробу, который у меня уж есть. И обсуждаем только обувь и только стиль.


Когда дело оказывается сделано, располагаемся в одном из уютных кафе на последнем этаже торгового центра. Я заказываю кофе и большой сэндвич с ростбифом, Венера берет зеленый салат, миниатюрное ореховое пирожное и травяной чай.

— Думала, что все вервольфы мясоеды, — говорю я.

— Я предпочитаю мясо в другом качестве, — смущенно объясняет она. — Волчице оно нужно, а мне нет.

Она откладывает меню в сторону и смотрит мне в глаза. Но если у большинства такой прямой взгляд получился бы угрожающим или нервирующим, у Венеры он скорее внимательный и заинтересованный.

— Ты не ради обуви захотела со мной встретиться.

— Не ради, — признаюсь я. — Хотя ты замечательный стилист, этого не отнять.

— Тогда зачем?

— Поговорить о вервольфах.

Она изумленно моргает:

— О вервольфах?

— Да. Как оказалось, я слишком мало о вас знаю. О правилах и законах. Но хочу понять, разобраться. Я могу спросить у Доминика, но он мужчина, а ты женщина. Это другое.

— И что именно тебя интересует?

— Например, дети.

Не знаю, почему у меня вырывается именно этот вопрос, потому что я на самом деле не собиралась обсуждать маленьких вервольфов. Наверное, подсознание виновато и наш разговор с Домиником.

Но взгляд Венеры мигом меняется, по красивому лицу пробегает тень, а шоколадного цвета глаза гневно сверкают. Даже при встрече с Одри они так не сверкали.

— Доминик тебе все рассказал?

Теперь наступает моя очередь хмуриться.

— Рассказал что?

— Не рассказал, — выдыхает она облегченно.

Я понимаю, что наш разговор зашел куда-то не туда.

— Он всего лишь сказал, что у тебя есть секрет, который можешь рассказать только ты. Если для тебя эта тема болезненная, то давай сразу ее закроем, — предлагаю я.

— Нет-нет, — поспешно исправляется Венера. — Прости, это было грубо с моей стороны.

— Грубо? — Я приподнимаю бровь. — Ерунда. Ладно, проехали.

— Не проехали. Почему ты спрашиваешь про детей?

— Потому что у вервольфа и человека они могут быть только приемными.

Ну вот. Я это сказала. Мы с Домиником обсуждали его детей и моих детей, но не обсудили тех, что будут не его и не мои. Он сказал, что для него нет ничего невозможного, поэтому мне нужно было знать, что никакой лазейки нет. Чтобы не начать питать иллюзий, а затем и испытывать какие-либо чувства.

— Насколько реально взять приемного ребенка у вервольфов?

Кажется, новый вопрос повергает Венеру в еще больший шок, потому что она долго молчит, будто стараясь подобрать слова. Но потом, видимо, решает быть честной:

— Наш вид не слишком многочисленный, поэтому это шанс на миллион.

— Доминик был приемным ребенком.

— Я знаю. Его взял на воспитание дед. Но если бы он этого не сделал, Доминика забрали бы другие родственники или кто-то из старейшин. Волчата — самое ценное, что у нас есть.

Последнее она произносит с такой горечью, что я чувствую ее на языке.

— Но пара вервольфов может усыновить человека.

— Человека? — Кажется, до такого могла додуматься только я, потому что глаза Венеры становятся большими. — Тоже вряд ли. Все вервольфы должны заботиться о продолжении рода, и если ты его не продолжаешь, то становишься парией. Изгоем. Волчица, которая не может иметь потомство, не нужна.

Она делает глубокий вдох и признается:

— Мой муж прогнал меня, когда узнал, что я не могу забеременеть.

— Что?! — вырвалось у меня.