Любовь с чистого листа

Но все, что не касается шрифтов этого заведения, подсказывает: мы с Ридом вряд ли бы зашли внутрь. Судя по всему, в этом «Биргартене» человек сто, и все одеты примерно одинаково: мокасины на голую ногу, укороченные брюки цвета хаки, рубашки в пастельных тонах. Я чуть ли не проверила геолокацию в телефоне, на случай, если вдруг телепортировалась из Бруклина на вечеринку какого-то братства в колледже.

Эта картинка так не вяжется с образом Рида, что лучше об этом долго не думать. Я толкаю тяжелую дверь, проходя мимо шоу в Биргартене, и на меня тут же обрушивается вал запредельной громкости. Здесь толпа совершенно другая – больше джинсов скинни и бород, даже парочка кожаных браслетов.

Так что я без труда нахожу нужного мне человека.

Он сидит у дальнего края длинной потемневшей барной стойки. На нем его выходная куртка, выходная футболка и джинсы. Уверена, для посторонних он выглядит странно: осанка идеальная, слишком формальная для бара. Но я знаю тело Рида так хорошо, что замечаю, как ссутулились, пусть и совсем чуть-чуть, его широкие плечи; пальцы обхватили низкий стакан с янтарной жидкостью.

«Это неправильно, – думаю я. – Здесь должна быть чашка с чаем».

В недоумении я ринулась к нему, и неважно, если мы сильнее поссоримся. Я просто хочу вывести его отсюда, из этого чуждого ему места. Я сажусь рядом на свободный стул, Рид тут же поворачивает ко мне голову, удивленно округлив глаза, и резко выпрямляется.

– Мэг. Привет.

От попытки казаться трезвым он выглядит еще пьянее. Его голос кажется куда ниже и строже обычного, и это не должно мне нравиться: он же явно борется с заплетающимся языком. Но ничего не могу с собой сделать – он звучит классно.

– Привет, Рид, – краем глаза вижу девушку-бармена, машу ей в знак того, что я нашла его и все в порядке. Она улыбается и скромно указывает на терминал оплаты. Я киваю, показывая, что возьму на себя счет.

– Ты вся в кошках, – вдруг говорит Рид.

Смотрю вниз и вспоминаю о мордочках Hello Kitty. Надо было надеть что-то менее абсурдное. Однако Рид, вопреки ожиданиям, не хмурится, наоборот, на его лице появилась невнятная улыбка, будто он совершенно очарован.

Будто мы и не ссорились вовсе.

Признаюсь, мне хочется этому поддаться. «Да, – думает какая-то часть меня, – смотри на мое дурацкое платье и забудь Проспект-парк. Допивай, и мы пойдем гулять, искать знаки. Мы забудем о том, что случилось. И никогда больше не вернемся к этому разговору».

Вместо этого я спрашиваю его прямо, насколько только могу:

– Ты потерял телефон?

Он смотрит на меня, его улыбка исчезает.

– Нет, просто оставил дома. Надо было от него отдохнуть.

Я сглатываю, ужаленная его ответом. Три звонка – это не так уж и много. Несмотря ни на что, я остаюсь на месте.

Я остаюсь.

– От работы, – поясняет он, как будто прочитав мои мысли. Он поворачивает стакан на девяносто градусов, но не пьет.

– Я взял сегодня больничный.

Я внимательно изучаю его лицо, что-то в нем изменилось: выточенные скулы стали острее с нашей прошлой встречи. Как и с осанкой, незнакомцу его лицо покажется безупречным, но я-то вижу разницу. Неужели он всю неделю провел на том берегу реки, так же загружен цифрами, как я – буквами, занимался бессмысленным счетом? И, как и я, в итоге оказался в баре с алкоголем в руке, но, в отличие от меня, рядом с ним нет никого – кроме Гретхен, конечно, – такого же крутого, как Лашель.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

Он пропускает вопрос мимо ушей.

– Я никогда раньше такого не делал. Не брал больничный. Наверняка у меня из-за этого будут… – он замолкает, трясет головой и продолжает: – То, что случилось в парке. Бывает, я выхожу из себя, когда у меня стресс.

– Рид, – быстро, почти перебивая, отвечаю я. Мне интересно – очень, очень интересно, – но вдруг ко мне приходит как никогда четкое понимание, что надо делать. Рид сейчас сам не свой, и ссора с ним сейчас не лучшее решение, потому что мы не на равных. Я оплачу счет, вызову такси и потребую, чтобы он позвонил завтра. – Мы поговорим об этом позже.

Рид хочет что-то сказать, но тут на помощь приходит Гретхен, которая принесла счет. Я достаю кошелек, а повернувшись, с удивлением обнаруживаю Рида с кредиткой в руке.

– Я думал, что уже заплатил, – говорит он, но не с наездом, а… в растерянности.

Она метнула ему мою визитку по барной стойке, и на добрые пять секунд мы трое стояли, замерев в неловкости: я со своим огромным кошельком, из которого торчит какой-то чек; Гретхен, уперев руки в бока, переводит взгляд густо подведенных глаз с одного потенциального плательщика на другого; Рид, сидя, уставился на мою визитку.

Словно это знак.

– Ой, – произносит он наконец, я почти чувствую, как он трезвеет. И как к нему приходит сознание, почему его как бы подруга Мэг пришла в тот же вечер в тот же бар, что и он.

– Прости, чувак, – говорит Гретхен, пожимая плечами. Она улыбается, выдергивая кредитку у него из рук. – Решила, что тебе не помешает помощь.

Рид смотрит, как она удаляется, а я гляжу на розовые всполохи у него на щеках.

– Все в порядке, – говорю я, кладя бумажник обратно в сумку. – Я все равно была не дома.

– Мэг, – отвечает он тихо, почти неслышно из-за нарастающего шума вокруг. – Прости.

Я отмахиваюсь. Это нелепо, но я очень смутилась. Принеслась сюда, думая, что его надо спасать, и так соскучившись по нему.

– Я же сказала, что все равно…

– Нет, – перебивает он, наклонившись, чтобы я расслышала. По запаху чувствую: сегодня он был в бассейне. Моргнув, я чуть дольше держу веки закрытыми, наслаждаюсь этим знакомым уже ароматом. Рид продолжает, и я открываю глаза. – Прости, что я не позвонил. И что не брал трубку.


Я безмолвно молю о помощи – Лашель, Гретхен, судьбу, – потому что не ожидала, что первая попытка поссориться с Ридом окажется такой сложной. Что делать – дать ему высказаться? Перебить и сказать, как мне жаль, что все это моя вина, что я не хотела причинить ему боль? Или напомнить, что сейчас неподходящий момент, что он выпил, а здесь так шумно и неприятно? Или будет только хуже, а я покажусь ему грубой, пренебрежительной и равнодушной?

– Я хотел позвонить, – говорит он, пользуясь моей тихой панической нерешительностью. Он проводит рукой по волосам, таким растрепанным, что застревает пальцами с правой стороны. – Я думал об этом каждый день. А потом вспомнил твои слова. О том, что люди пытаются защитить себя.

– Я ошибалась, – выдаю я, хотя совершенно бесполезно сейчас объяснять ему, что я узнала сегодня о себе и о других.

Какая разница, ведь он продолжает. Гретхен отдает Риду его карточку и чек, чего он, кажется, даже не замечает: он неотрывно смотрит на меня. Когда в этом баре, полном свинтусов, снова поднимаются крики, Рид наклоняется еще ближе.

– Я не пытаюсь защитить себя. Я… – он сглатывает, – всегда признаю ошибки, как говорила Эйвери. Даже в ущерб себе. И окружающим.

Я напрягаюсь при упоминании Эйвери и нашего с Ридом прошлого, о критике, которую мы, видимо, обе на него обрушили. Снова чувствую укол вины и отчаянное желание убежать от боли, которую сама же ему причинила.

Но я остаюсь.

– Сегодня я вышел прогуляться, – продолжает Рид. – Перешел через мост. Прошелся по Бруклину. И кое-что понял.

«Нет, стой, – хочу сказать я. – Стой, я тоже кое-что поняла». Но, господи, как же здесь шумно, а Рид так близко, и его голос такой приятный…

– Я понял, что не до конца честен с тобой.

Я отклоняюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. Обычно это не сулит ничего хорошего: «Я не до конца честен с тобой». Но Рид произнес это, придав словам иное значение. Как будто если написать их, увидишь нечто новое. То, что в действительности хотелось увидеть.

– Но ты… – говорю я, но из-за шума мой голос не слышен. Рид опускает голову, подносит ухо к моим губам, чтобы расслышать. – Ты всегда говоришь то, что думаешь.

Он отклоняется, его взгляд скользит по моему лицу: глазам, носу, губам. «Пожалуйста, забудь, что на мне платье с Hello Kitty», – крутится у меня в мыслях.

– Нет, потому что будь это так…

В баре раздается звук бьющегося стекла и чей-то нечленораздельный крик, но никто из нас не двигается. Я смотрю на губы Рида на случай, если мне придется читать по ним, что он говорит.

– Будь это так, я бы сказал, что за неделю посмотрел все до единого видео на твоем сайте, чтобы только слышать твой голос. Я бы сказал, что ехал в метро рядом с женщиной, от которой пахло тем же шампунем, что у тебя, и я едва мог дышать, потому что невыносимо скучал по тебе. Я бы сказал, что весь день гулял рядом с тенью Мэг и зашел сюда только из-за вывески бара, а еще, чтобы сдержаться и не позвонить тебе в девять вечера в пятницу, моля поговорить со мной – о фрисби, погоде, той части буквы, о которой ты рассказывала…

– Шип, – шепчу я, потому что матерь божья. Это лучшая ссора в моей жизни.

Он серьезно кивает.

– Шип, – повторяет он.

Затем переводит взгляд на стойку, на мою карточку и добавляет:

– Я бы сказал, что ты очень сильно мне нравишься, Мэг.

И в этот, именно в этот момент разгорается нечто страшнее ссоры.

Глава 12

– Парой швов обойдемся.

Врач-женщина наклоняется и последний раз осматривает бровь Рида в строгой и нетерпеливой манере доктора неотложки, которого в коридоре ждут случаи и посерьезнее. Она трогает рукой в перчатке припухлость вокруг пореза, Рид сжимает челюсти от боли.

– Прости, большой мальчик, – говорит она, опуская руку и снимая перчатки. – Хорошая новость в том, что сотрясения у вас, скорее всего, нет.

– Я же так и сказал, – мрачно отвечает Рид.

– О, да, спасибо. Вы ведь эксперт в медицине. – Она смотрит на меня, закатив глаза.

Боже, она мне нравится.

Она подходит к планшету на светло-зеленой стойке, делает пару записей по итогу осмотра, а я, кажется, впервые за два часа могу нормально, глубоко вдохнуть. Всю дорогу до больницы моя сумка выполняла ответственную задачу бесперебойной поставки бумажных платочков (чистых! я ведь не животное и не старушка) Риду, чтобы прижать к сильно кровоточащему порезу. Мое тело и мозг были словно наэлектризованы, так что все мысли и действия выполнял не человек, а новая заряженная до упора Мэг-бот:

Шум, толпа, толчок, удар.

Кровь, дверь, улица, такси, врач.

Рид. Драка. В баре.

«Свинтус» абсолютно оправдал свое название, когда большинство его завсегдатаев бесцеремонно прервали самую романтичную ссору в моей жизни потасовкой из-за аэрохоккея. Все началось в дальней части бара, в таинственном месте, когда парни в пастельных рубашках, видимо, наконец столкнулись с бородачами. Между ними разгорелась жестокая вражда из-за разных предпочтений в настольных играх, а еще из-за понимания успеха в мире капитализма. Если бы мои глаза не превратились в гигантские красные сердечки, я бы сообразила, что волна нарастающего шума связана с появлением в баре все большего количества людей. Но я заметила это, только когда один бородач игриво швырнул парня в рубашке прямо в спинку стула, на котором сидел Рид.

Так я узнала, что Рид Сазерленд, несмотря на свой стоицизм, воспитанность и состояние легкого опьянения, умеет драться.

У него супербыстрая реакция, будто он и капли в рот не брал. Рид вскочил со стула, закрывая меня от вторгшейся толпы, и за краткий миг я неосознанно сделала то, о чем мечтала неделями: прижалась к нему всем телом.

На несколько секунд – наверняка это было всего несколько секунд, хотя ощущались они как вечность, – все погрузилось в хаос, было будто реальным и нереальным одновременно. Хаос – когда мне на спину плеснули холодное пиво, я вскрикнула и в шоке отпрыгнула от Рида. Хаос – когда его тело столкнулось с моим от силы удара локтем прямо в бровь, из-за чего мы теперь в больнице, и я услышала его хриплый выдох от боли.