Любовь для Янтарного лорда
Часть 11 из 21 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вот там он, – Тилкен мотнул головой в сторону массивных двустворчатых дверей. – Сама пойдешь, я не хочу господину на глаза попадаться, когда он ранен и зол.
– А что он делает? – Я вообразила уже худшее.
Поскольку Аламбер лорд со странностями и даже не хочет общаться с брауни, мне показалось, что Тилкен сейчас поведает леденящие кровь истории, как хозяин за провинности частично замуровывает его в янтаре.
Мерроу он же заточил для своего развлечения, хотя она и оставалась жива.
В общем, во всей красе плохое отношение к животным и магическим меньшинствам!
– Да жаловаться он начинает! – Брауни поднял маленькую руку и рубанул ею по воздуху. – А также демонстративно умирать. И заставляет меня писать завещание. А ты знаешь, сколько у него собственности?!
– Ну… холм? – предположила я. – И окрестности?
– Если бы он ограничивался только этим – все было бы просто! Нет, в такие моменты на его Янтарную милость снисходит желание оставить после себя добрую и светлую память. И вот тому семейству завещает вазочку, тому картину, а дальнему другу с именем на полторы страницы – коллекцию неприличных статуэток с подробной описью!
– Затейник, однако.
– И не говори. В общем, если что, зови.
– Спасать меня? – сыронизировала я вслед растворяющемуся в воздухе фейри.
– Пф-ф-ф-ф… перо и листы принесу. И это, терпения тебе, глейстига. Большого, как воды Бескрайнего моря!
Я повела плечами и, мысленно посмеявшись, направилась к двери. Конечно, мне говорили, что болеющие мужчины иногда странно себя ведут, но ведь не до такой же степени, правильно?
Да и вообще Алам – умный и взрослый.
Высший лорд!
Декан, в конце-то концов!
Потому я уверенно постучала и толкнула тяжелую створку.
Через полчаса
– Иногда мне кажется, что все наше существование бессмысленно, – вдохновенно вещал раскинувшийся под белой простынкой обнаженный Алам, со всей печалью мира пялясь в потолок. – Вот на что нам вечная жизнь, Ула, дочь Лирнестин? Зачем мне века, если я не замечаю их течения, зачем мне эти руки и эта магия, если я попробовал уже практически все, что можно попробовать?
– Угу… – мрачно поддакнула я, сидя в кресле возле кровати страдальца.
– И вот сейчас, после тяжелого похода, когда я весь израненный лежу и ощущаю, как жизнь по капле утекает из меня… я радуюсь!
– Угу… – повторила я.
– Ты не слышала? – скосил на меня красивые глаза этот мерзавец. – Умираю и радуюсь!
– Мне тоже порадоваться, чтобы ты не ощущал себя одиноким в этом занятии? – осведомилась я.
– Злая ты, – фыркнул в ответ дивный. – По-человечески злая девочка Ула.
– Так вроде тебе невиданно нравилась моя человечность, – насмешливо напомнила я, вытянув ножки вперед, и с удовольствием пошевелила обнаженными пальчиками.
– Мне нравилась твоя человеческая страстность, – скривил губы высший. Внезапно коварно улыбнулся и, перекатившись на живот, положил подбородок на сомкнутые руки.
А потом этот поганец потянулся. Я зависла, разглядывая мощные плечи, широкую спину и совершенно роскошную задницу.
Ущипнула себя за левую руку, чтобы хоть как-то прийти в разум. Да, в разум!
Великая Дану, лучше бы он завещание писал в очередной раз!
– Страстность… – с очень мечтательным видом повторил Аламбер. – Кстати, ты не утомилась сидеть в этом жестком кресле? Мне кажется, гораздо лучше не сидеть, а лежать… например, на этой прекрасной и, хочу заметить, очень удобной кровати.
– Кстати? – рассмеявшись, повторила я. – Интересные у тебя параллели, Алам. Но нет, я ничуть не хочу перебираться к тебе на постель, чтобы обсуждать это вот все.
– Ну и зря, – припечатал высший и перекатился обратно на спину. Я стыдливо опустила ресницы и с тоской посмотрела в сторону двери. Янтарный зашуршал тканью и бросил: – Прикрылся уже, прикрылся… стеснительная моя.
– Спасибо!
– Так о чем это я… – тотчас вспомнил о своем плачевном положении Янтарный. – Точно – умираю!
А мне кажется, что ни в одном глазу! Но к делу наступления своей далекой смерти Аламбер относится настолько ответственно, что очень хочется способствовать ее скорейшему наступлению. Чисто чтобы не мучился!
– Все тлен. Все тщета и ловля ветров в Долине Пустоты. Бессмысленная и беспощадная.
– Все, что здесь есть бессмысленное и беспощадное, – это твое поведение! – наконец-то взорвалась я.
Хотя надо признать, что когда я увидела лежащего ничком на кровати бледного до синевы дивного, всего в окровавленных повязках, то не на шутку испугалась.
– Ну и уходи, – тотчас фыркнул в ответ Янтарный. – Сама пришла, а я в итоге и виноват. А могла бы спросить, чем помочь!
– Я спросила! Ты ответил, что просто посидеть с тобой!
– Ну и если не заметила, то за последние полчаса мне изрядно полегчало! Работает же. А если ты уйдешь, то я могу снова стать больным и умирающим…
Я не выдержала, вскочила и, схватив первый подвернувшийся предмет, швырнула в самого больного симулятора во всех мирах! К его счастью, это оказалась книжка, ну и я не попала. Но остроухий гад чрезвычайно стремительно для его паршивого состояния вскочил с кровати и, схватив меня в охапку, рухнул обратно.
– Отпусти!
– Ни за что, – всхлипывая от смеха куда-то мне в шею, ответил Аламбер.
– Гад!
– Ну, ты критична…
– Мерзавец!
– Некоторые бы с тобой согласились, да.
– Козел!
– От козы слышу, между прочим.
– Сво… – открыла я в очередной раз рот.
И не закрыла. Потому что Алам стремительно подмял меня под себя и, запустив руку в волосы, поцеловал.
На этот раз в его прикосновении не было с ума сводящей страсти и агрессии. И если первый мой поцелуй был окрашен вкусом вина и крови, то этот оказался с флером неги и медовых яблок из садов королевы. С флером нежности и томности, качающих на темных волнах и затягивающих в свою глубину.
И я плыла на этих волнах, погружалась ко дну и вновь выплывала навстречу солнцу.
Вдох и выдох. Вдох я с трудом вырвала у Аламбера, а выдох мы делили на двоих, и это было прекрасно. Мои сжатые кулаки давно расслабились, и пальцы словно не могли насытиться прикосновениями. Скользили по гладкой, но удивительно плотной коже, перебирали шелковые волосы, гладили острые кончики ушей, от чего мужчина вздрагивал и тихо порыкивал.
И эти раскатистые звуки зажигали пожар в крови, а ответные прикосновения дивного сводили с ума.
Он не торопился. Через несколько минут отстранился и просто смотрел в глаза, скользя кончиками пальцев по моим чертам, словно пытался их запомнить на ощупь и узнать среди тысяч других даже в полном мраке…
– Моя девочка, – шепнул Аламбер, почти целомудренно целуя меня в лоб. Теплые губы скользнули по вздернутому изгибу носа, а потом вовлекли в совсем не невинный поцелуй.
Высший игриво лизнул верхнюю губу, и я ошеломленно раскрыла губы, чем он тотчас воспользовался, поцеловав так, что если бы я стояла – ноги несомненно бы подкосились. А так… так у меня просто сладко свело низ живота, особенно после того, как на слишком чувствительную кожу легла большая ладонь, выразительно очертив кромку штанов.
– Что ты?.. – возмущенно округлила я глаза, когда Алам быстро дернул за хвост кокетливого бантика на брючках.
– Тиш-ш-ше, малышка, – искушающе прошептал он в мое чуть вздрогнувшее ухо. – Не случится ничего из того, что тебе бы не понравилось.
– Но… – Я мучительно пыталась сформулировать свою мысль о том, что «понравилось» в настоящем моменте еще не равно отсутствию сожалений в будущем.
Великая Дану, как же сложно быть человеком! Психика не меняется так быстро, как мне бы хотелось, а плотно вросшие предрассудки решительно мешают рухнуть в пучину страсти.
А хочется. Потому что он гладит меня по спине, по бокам и наконец кладет ладони на грудь, сжимает… и меня выгибает от удовольствия. Резкого, сильного, испепеляющего любые мысли, любые сомнения.
– Сладкая… – Легкий поцелуй в шею, а за ним укус. – Знаешь, почему фейри так нравится заниматься любовью? Потому что это то немногое, что не теряет с годами своей остроты. Особенно когда в твоих руках не просто женщина… а та самая, по-настоящему твоя и правильная. Особенно когда эту женщину трогает мужчина, который точно знает, что с ней делать.
Мне, может, и хотелось осадить его самоуверенность, но я не могла. Я задыхалась, потому что, фоморы подери, Аламбер действительно прекрасно знал, что делать с попавшим к нему в руки телом.
И я плавилась. Я даже не заметила, что он расстегнул на мне рубашку, сдернул ее с плеч и сжал розовые соски, окончательно, ко всем демонам, сводя меня с ума!
Я даже не думала, я даже не представляла, что на свете может быть такое удовольствие…
Хоть немного ко мне вернулся разум только на том моменте, когда хитрый, как демон, Янтарный, уже умудрился стащить с меня штаны. Но не успела я даже пискнуть, как вновь запечатал рот поцелуем и крепко обнял, скользнув рукой вниз, проводя по уже давно влажной ткани…
– Алам… – Я распахнула невидящие глаза, опять выгибаясь в его руках.
– Ш-ш-ш… – Он вновь поцеловал меня в ушко и погладил снова… и снова, пока не отвел в сторону бесполезный кусочек ткани, добираясь до самого сокровенного, размазывая скользкую влагу по складочкам. Пальцы сильно, до упора, до легкой боли вошли в меня и тут же отправились назад, задевая какую-то волшебную точку.
Я стонала, я бормотала что-то непонятное, я то прижималась к широкой груди Аламбера, впиваясь в нее ногтями, то, наоборот, отталкивала, пыталась вырваться, отползти от невероятно сильных и острых ощущений. Мне казалось, что это не может больше продолжаться, что это невозможно терпеть. И я оказалась права. Алам оставил мои губы в покое и, наклонившись, рывком сместился чуть ниже, накрывая вершинку груди ртом и с силой всасывая.
– А что он делает? – Я вообразила уже худшее.
Поскольку Аламбер лорд со странностями и даже не хочет общаться с брауни, мне показалось, что Тилкен сейчас поведает леденящие кровь истории, как хозяин за провинности частично замуровывает его в янтаре.
Мерроу он же заточил для своего развлечения, хотя она и оставалась жива.
В общем, во всей красе плохое отношение к животным и магическим меньшинствам!
– Да жаловаться он начинает! – Брауни поднял маленькую руку и рубанул ею по воздуху. – А также демонстративно умирать. И заставляет меня писать завещание. А ты знаешь, сколько у него собственности?!
– Ну… холм? – предположила я. – И окрестности?
– Если бы он ограничивался только этим – все было бы просто! Нет, в такие моменты на его Янтарную милость снисходит желание оставить после себя добрую и светлую память. И вот тому семейству завещает вазочку, тому картину, а дальнему другу с именем на полторы страницы – коллекцию неприличных статуэток с подробной описью!
– Затейник, однако.
– И не говори. В общем, если что, зови.
– Спасать меня? – сыронизировала я вслед растворяющемуся в воздухе фейри.
– Пф-ф-ф-ф… перо и листы принесу. И это, терпения тебе, глейстига. Большого, как воды Бескрайнего моря!
Я повела плечами и, мысленно посмеявшись, направилась к двери. Конечно, мне говорили, что болеющие мужчины иногда странно себя ведут, но ведь не до такой же степени, правильно?
Да и вообще Алам – умный и взрослый.
Высший лорд!
Декан, в конце-то концов!
Потому я уверенно постучала и толкнула тяжелую створку.
Через полчаса
– Иногда мне кажется, что все наше существование бессмысленно, – вдохновенно вещал раскинувшийся под белой простынкой обнаженный Алам, со всей печалью мира пялясь в потолок. – Вот на что нам вечная жизнь, Ула, дочь Лирнестин? Зачем мне века, если я не замечаю их течения, зачем мне эти руки и эта магия, если я попробовал уже практически все, что можно попробовать?
– Угу… – мрачно поддакнула я, сидя в кресле возле кровати страдальца.
– И вот сейчас, после тяжелого похода, когда я весь израненный лежу и ощущаю, как жизнь по капле утекает из меня… я радуюсь!
– Угу… – повторила я.
– Ты не слышала? – скосил на меня красивые глаза этот мерзавец. – Умираю и радуюсь!
– Мне тоже порадоваться, чтобы ты не ощущал себя одиноким в этом занятии? – осведомилась я.
– Злая ты, – фыркнул в ответ дивный. – По-человечески злая девочка Ула.
– Так вроде тебе невиданно нравилась моя человечность, – насмешливо напомнила я, вытянув ножки вперед, и с удовольствием пошевелила обнаженными пальчиками.
– Мне нравилась твоя человеческая страстность, – скривил губы высший. Внезапно коварно улыбнулся и, перекатившись на живот, положил подбородок на сомкнутые руки.
А потом этот поганец потянулся. Я зависла, разглядывая мощные плечи, широкую спину и совершенно роскошную задницу.
Ущипнула себя за левую руку, чтобы хоть как-то прийти в разум. Да, в разум!
Великая Дану, лучше бы он завещание писал в очередной раз!
– Страстность… – с очень мечтательным видом повторил Аламбер. – Кстати, ты не утомилась сидеть в этом жестком кресле? Мне кажется, гораздо лучше не сидеть, а лежать… например, на этой прекрасной и, хочу заметить, очень удобной кровати.
– Кстати? – рассмеявшись, повторила я. – Интересные у тебя параллели, Алам. Но нет, я ничуть не хочу перебираться к тебе на постель, чтобы обсуждать это вот все.
– Ну и зря, – припечатал высший и перекатился обратно на спину. Я стыдливо опустила ресницы и с тоской посмотрела в сторону двери. Янтарный зашуршал тканью и бросил: – Прикрылся уже, прикрылся… стеснительная моя.
– Спасибо!
– Так о чем это я… – тотчас вспомнил о своем плачевном положении Янтарный. – Точно – умираю!
А мне кажется, что ни в одном глазу! Но к делу наступления своей далекой смерти Аламбер относится настолько ответственно, что очень хочется способствовать ее скорейшему наступлению. Чисто чтобы не мучился!
– Все тлен. Все тщета и ловля ветров в Долине Пустоты. Бессмысленная и беспощадная.
– Все, что здесь есть бессмысленное и беспощадное, – это твое поведение! – наконец-то взорвалась я.
Хотя надо признать, что когда я увидела лежащего ничком на кровати бледного до синевы дивного, всего в окровавленных повязках, то не на шутку испугалась.
– Ну и уходи, – тотчас фыркнул в ответ Янтарный. – Сама пришла, а я в итоге и виноват. А могла бы спросить, чем помочь!
– Я спросила! Ты ответил, что просто посидеть с тобой!
– Ну и если не заметила, то за последние полчаса мне изрядно полегчало! Работает же. А если ты уйдешь, то я могу снова стать больным и умирающим…
Я не выдержала, вскочила и, схватив первый подвернувшийся предмет, швырнула в самого больного симулятора во всех мирах! К его счастью, это оказалась книжка, ну и я не попала. Но остроухий гад чрезвычайно стремительно для его паршивого состояния вскочил с кровати и, схватив меня в охапку, рухнул обратно.
– Отпусти!
– Ни за что, – всхлипывая от смеха куда-то мне в шею, ответил Аламбер.
– Гад!
– Ну, ты критична…
– Мерзавец!
– Некоторые бы с тобой согласились, да.
– Козел!
– От козы слышу, между прочим.
– Сво… – открыла я в очередной раз рот.
И не закрыла. Потому что Алам стремительно подмял меня под себя и, запустив руку в волосы, поцеловал.
На этот раз в его прикосновении не было с ума сводящей страсти и агрессии. И если первый мой поцелуй был окрашен вкусом вина и крови, то этот оказался с флером неги и медовых яблок из садов королевы. С флером нежности и томности, качающих на темных волнах и затягивающих в свою глубину.
И я плыла на этих волнах, погружалась ко дну и вновь выплывала навстречу солнцу.
Вдох и выдох. Вдох я с трудом вырвала у Аламбера, а выдох мы делили на двоих, и это было прекрасно. Мои сжатые кулаки давно расслабились, и пальцы словно не могли насытиться прикосновениями. Скользили по гладкой, но удивительно плотной коже, перебирали шелковые волосы, гладили острые кончики ушей, от чего мужчина вздрагивал и тихо порыкивал.
И эти раскатистые звуки зажигали пожар в крови, а ответные прикосновения дивного сводили с ума.
Он не торопился. Через несколько минут отстранился и просто смотрел в глаза, скользя кончиками пальцев по моим чертам, словно пытался их запомнить на ощупь и узнать среди тысяч других даже в полном мраке…
– Моя девочка, – шепнул Аламбер, почти целомудренно целуя меня в лоб. Теплые губы скользнули по вздернутому изгибу носа, а потом вовлекли в совсем не невинный поцелуй.
Высший игриво лизнул верхнюю губу, и я ошеломленно раскрыла губы, чем он тотчас воспользовался, поцеловав так, что если бы я стояла – ноги несомненно бы подкосились. А так… так у меня просто сладко свело низ живота, особенно после того, как на слишком чувствительную кожу легла большая ладонь, выразительно очертив кромку штанов.
– Что ты?.. – возмущенно округлила я глаза, когда Алам быстро дернул за хвост кокетливого бантика на брючках.
– Тиш-ш-ше, малышка, – искушающе прошептал он в мое чуть вздрогнувшее ухо. – Не случится ничего из того, что тебе бы не понравилось.
– Но… – Я мучительно пыталась сформулировать свою мысль о том, что «понравилось» в настоящем моменте еще не равно отсутствию сожалений в будущем.
Великая Дану, как же сложно быть человеком! Психика не меняется так быстро, как мне бы хотелось, а плотно вросшие предрассудки решительно мешают рухнуть в пучину страсти.
А хочется. Потому что он гладит меня по спине, по бокам и наконец кладет ладони на грудь, сжимает… и меня выгибает от удовольствия. Резкого, сильного, испепеляющего любые мысли, любые сомнения.
– Сладкая… – Легкий поцелуй в шею, а за ним укус. – Знаешь, почему фейри так нравится заниматься любовью? Потому что это то немногое, что не теряет с годами своей остроты. Особенно когда в твоих руках не просто женщина… а та самая, по-настоящему твоя и правильная. Особенно когда эту женщину трогает мужчина, который точно знает, что с ней делать.
Мне, может, и хотелось осадить его самоуверенность, но я не могла. Я задыхалась, потому что, фоморы подери, Аламбер действительно прекрасно знал, что делать с попавшим к нему в руки телом.
И я плавилась. Я даже не заметила, что он расстегнул на мне рубашку, сдернул ее с плеч и сжал розовые соски, окончательно, ко всем демонам, сводя меня с ума!
Я даже не думала, я даже не представляла, что на свете может быть такое удовольствие…
Хоть немного ко мне вернулся разум только на том моменте, когда хитрый, как демон, Янтарный, уже умудрился стащить с меня штаны. Но не успела я даже пискнуть, как вновь запечатал рот поцелуем и крепко обнял, скользнув рукой вниз, проводя по уже давно влажной ткани…
– Алам… – Я распахнула невидящие глаза, опять выгибаясь в его руках.
– Ш-ш-ш… – Он вновь поцеловал меня в ушко и погладил снова… и снова, пока не отвел в сторону бесполезный кусочек ткани, добираясь до самого сокровенного, размазывая скользкую влагу по складочкам. Пальцы сильно, до упора, до легкой боли вошли в меня и тут же отправились назад, задевая какую-то волшебную точку.
Я стонала, я бормотала что-то непонятное, я то прижималась к широкой груди Аламбера, впиваясь в нее ногтями, то, наоборот, отталкивала, пыталась вырваться, отползти от невероятно сильных и острых ощущений. Мне казалось, что это не может больше продолжаться, что это невозможно терпеть. И я оказалась права. Алам оставил мои губы в покое и, наклонившись, рывком сместился чуть ниже, накрывая вершинку груди ртом и с силой всасывая.