Люблю твои воспоминания

Кейт смеется:

– Прости, это потому, что я совершенно не представляю, чем ты занимаешься. Чем-то на фондовой бирже?

– Я заместитель начальника управления инвестиционной корпорации, менеджер отделения по работе с инвесторами, – отвечает Фрэнки.

Кейт безучастно смотрит на нее и вздыхает:

– Столько слов, чтобы сказать, что ты руководишь отделением.

– Ой, прости, напомни мне, а чем ты занята весь день? Вытираешь обкаканные попки и делаешь банановое пюре?

– Есть и другие аспекты материнства, Фрэнки, – высокомерно заявляет Кейт. – Это ответственная задача – подготовить трех человек к тому, чтобы они, если, упаси бог, со мной что-то случится или когда они станут взрослыми, смогли жить, работать и преуспевать в мире сами по себе.

– И еще ты готовишь банановое пюре, – добавляет Фрэнки. – Нет-нет, подожди, пюре ты делаешь до или после того, как подготовишь к полноценной жизни трех человек? Да. – Она кивает самой себе. – Да, определенно, делаешь банановое пюре, а потом подготавливаешь трех человек. Поняла.

– Фрэнки, сколько слов требуется, чтобы обозначить твою бюрократическую должность? По-моему, не меньше семи.

– По моим подсчетам, их десять.

– А у меня одно. Одно.

– Разве? «Квочка-несушка» – это одно слово или два? Как ты думаешь, Джойс?

Я не вмешиваюсь.

– Я пытаюсь сказать, что слово «мама», – раздраженно говорит Кейт, – коротенькое, малюсенькое словечко, которым называется каждая женщина с ребенком, не может вместить описание всех ее обязанностей. Если бы я делала то, что делаю каждый день, в твоей корпорации, я бы уже давно руководила этой чертовой конторой.

Фрэнки равнодушно пожимает плечами:

– Прости, но мне так не кажется. Знаешь, я не могу поручиться за своих коллег, но лично я люблю сама делать себе банановое пюре и вытирать свой собственный зад.

– Правда? – Кейт поднимает бровь. – Удивлена, что ты не подцепила какого-нибудь несчастного парня, который делал бы это за тебя.

– Все впереди, я пока ищу этого особенного человека, – любезно улыбается ей Фрэнки.

Они всегда так пикируются, подпуская друг другу шпильки, но не напрямую, а словно следуя некому сложному ритуалу, который, кажется, только сильнее сближает их. Думаю, попробуй что-то подобное сказать человек посторонний, они бы разорвали его в клочки. В наступившей тишине обе вдруг осознают, насколько бестактно было обсуждать эту проблему в моем присутствии. Кейт незаметно пинает Фрэнки. Они в ужасе.

Самое парадоксальное, что если в жизни происходит что-то трагическое, то именно на жертву падает обязанность заботиться о том, чтобы всем остальным было комфортно.

– Как поживает Хвастун? – Заполняя неловкую паузу, я спрашиваю о собаке Фрэнки.

– Ему лучше, ноги отлично заживают. Хотя он все еще воет, когда видит твою фотографию. Прости, но мне пришлось убрать ее с каминной полки.

– Ничего страшного. Я и сама собиралась попросить тебя переставить ее. А ты, Кейт, можешь избавиться от моей свадебной фотографии.

Разговор о разводе. Наконец-то.

– Ах, Джойс! – Кейт качает головой и с грустью смотрит на меня. – Я так хорошо выглядела на твоей свадьбе! На этой фотографии я нравлюсь себе больше всего. Можно я просто вырежу из нее Конора?

– Или пририсуй ему маленькие усики, – предлагает Фрэнки. – А еще лучше, пририсуй ему хоть немного индивидуальности. Интересно, какого цвета она бывает?

Я виновато прикусываю губу, чтобы спрятать улыбку, которая угрожает выползти из уголков моих губ. Я не привыкла к подобного рода разговорам о своем бывшем. Это неуважительно, а может, попросту неприлично. Но как бы то ни было – это смешно. Я нахожу выход из положения, переведя взгляд на детей, копошащихся на площадке.

– Внимание! Слушайте все! – Тренер хлопает в ладоши, пытаясь привлечь внимание, и подпрыгивающие и чирикающие сверчки мгновенно затихают. – Ложитесь на маты. Мы будем делать кувырки назад. Оттолкнитесь ладонями и – кувырок назад! Ноги держим вместе и выходим в стойку. Вот так.

– Посмотрите-ка на нашего маленького гибкого друга, – отмечает Фрэнки.

Один за другим дети делают кувырок назад и встают в идеальную стойку. Пока очередь не доходит до Джейды, которая неуклюже переворачивается через бок, ударяет другого ребенка по ногам, с трудом встает на колени и только потом уж выпрыгивает в стойку. Она становится в позу поп-звезды во всей своей розовой сияющей славе, думая, что никто не заметил ее ошибку. Инструктор не обращает на нее внимания. Кейт переживает за дочку.

– Подготовить человека для этого мира! – язвительно повторяет Фрэнки. – У тебя отлично получается! Ты бы точно руководила этой чертовой конторой. – Фрэнки поворачивается ко мне, и ее голос смягчается. – Ну, как ты, Джойс?

Я долго размышляла, рассказать ли им свою невероятную историю. Стоит ли ее вообще кому-нибудь рассказывать? Мне-то кажется, что мое место – в психушке, я не представляю, как люди должны реагировать на то, что со мной происходит. Но после сегодняшнего приключения я соглашаюсь с той частью моего мозга, которой очень хочется все рассказать.

– Со мной происходит кое-что странное, поэтому потерпите немного и не падайте в обморок.

– Ни за что! – Кейт хватает меня за руку. – Говори все, что хочешь. Тебе надо освободиться от этого.

Фрэнки закатывает глаза.

– Спасибо. – Я медленно вытягиваю руку из руки Кейт. – Дело вот в чем: я все время вижу одного мужчину.

Кейт в недоумении. Она-то была уверена, что мой рассказ будет как-то связан с потерей ребенка или грядущим разводом.


– Мне кажется, что я знаю его, но в то же самое время знаю, что это не так. Я видела его всего три раза, последний раз был сегодня, когда он бежал за моим автобусом «Ладья викингов». По-моему, он назвал меня по имени. А может, мне это показалось, потому что каким образом он мог узнать мое имя? Разве что он знает меня… но тогда и я должна его знать, а я уверена в обратном. Что вы об этом думаете?

– Постой, я пока еще не вникла насчет «Ладьи викингов», – перебивает меня Фрэнки. – Ты говоришь, что у тебя есть автобус «Ладья викингов»?

– Да откуда?! Мы с папой ездили в нем по городу. Он и по воде может плавать. Пассажиры надевают шлемы с рогами и рычат на всех. – Я наклоняюсь к подругам и трясу перед их лицами кулаками.

Они непонимающе смотрят на меня.

Я вздыхаю и откидываюсь на скамейку:

– Автобус – это чепуха. Важно то, что я все время вижу этого человека.

– Вот как, – медленно говорит Кейт, глядя на Фрэнки.

Повисает молчание, на лицах моих подруг страдальческое выражение. Не иначе как они беспокоятся о моем рассудке. Впрочем, тут я с ними солидарна.

Фрэнки откашливается:

– Итак, этот мужчина, Джойс, он молодой, старый, или он был одним из «викингов» на твоем волшебном автобусе, который ездит даже по воде?

– Ему около сорока. Он американец. Нас вместе стригли. Там, в парикмахерской, я его впервые увидела.

– Кстати, очень хорошо получилось. – Кейт нежно дотрагивается до коротких передних прядей.

– Папа считает, что я похожа на Питера Пэна, – улыбаюсь я.

– Этот американец увидел тебя в парикмахерской и запомнил, что здесь странного? – рассуждает Фрэнки.

– Но уже в парикмахерской у меня возникло какое-то непонятное чувство. Как будто… как будто я его узнала, или знала раньше, или что-то в этом роде.

Фрэнки улыбается:

– Добро пожаловать в мир свободных и независимых женщин! – Она поворачивается к Кейт, у той недовольное лицо. – Когда Джойс в последний раз позволяла себе немного пофлиртовать? Она слишком долго была замужем.

– Ну конечно, – снисходительно говорит Кейт Фрэнки. – Если ты думаешь, что замужним женщинам начинают являться видения в парикмахерских, то ты сильно ошибаешься. Неудивительно, что ты боишься выходить замуж.

– Да не боюсь, а просто не вижу в этом необходимости. Знаете, как раз сегодня я смотрела передачу про косметику…

– Ну вот, поехали.

– Заткнись и слушай. И специалист по косметике сказал, что, так как кожа вокруг глаз очень нежная, крем нужно наносить безымянным пальцем, потому что в нем меньше всего силы.

– Ничего себе, – сухо говорит Кейт. – Ты и правда разоблачила нас, замужних, показав, какие же мы идиотки.

Я устало потираю глаза:

– Девочки, вы, я знаю, думаете, что у меня съехала крыша. Я перенесла травму, устала и, наверное, навоображала себе чего-то на пустом месте. Мужчина, который должен сейчас занимать все мои мысли, – это Конор, а он их не занимает. Совсем не занимает. Не знаю, может быть, это замедленная реакция и в следующем месяце я развалюсь на куски, начну пить и каждый день одеваться в черное…

– Как Фрэнки, – вставляет Кейт.

– Но прямо сейчас я не чувствую ничего, кроме облегчения, – продолжаю я. – Это ведь ужасно, да?

– Ничего, если я тоже буду чувствовать облегчение? – спрашивает Кейт.

– Ты его ненавидела? – грустно спрашиваю я.

– Его – нет. Он нормальный, приятный парень. Но меня ужасно мучило, что ты несчастлива с ним.

– А я его ненавидела, – небрежно бросает Фрэнки.

– Мы с Конором вчера виделись, немного поговорили. Знаете, это было так странно. Он хотел узнать, может ли забрать кофеварку.

– Ублюдок! – шипит Фрэнки.

– Да наплевать мне на кофеварку! Пусть забирает.

– Это все приемы манипуляции, Джойс. Будь осторожна. – Фрэнки хмурится. – Сначала ему нужна кофеварка, потом дом, а потом твоя душа. А потом он начинает утверждать, что ты украла изумрудное кольцо, принадлежавшее его бабушке, хотя ты-то отчетливо помнишь, что, когда впервые обедала у него в доме, он сказал: «Бери, что хочешь», и ты взяла кольцо на его глазах.

Я в недоумении смотрю на Кейт. Та поясняет:

– Фрэнки вспоминает про свой разрыв с Ли.

– А-а. Фрэнки, ну не огорчайся ты так! Может, у нас будет как-то иначе, не будет похоже на твой разрыв с Ли.

Фрэнки ворчит что-то про себя и отводит глаза в сторону.