Любимые

Погибли они, жизнь возрождая,



Пусть нас отвага древних ведет,



О свобода, о тебе мы мечтаем!





Как только допели последние слова, наступила тишина. Казалось, люди ошарашены своим же мятежным поступком, совершенным под пристальным взглядом немцев. Пришедшие горевали не только по великому поэту, но и по искалеченной стране и бесчисленным человеческим жертвам. Запертые внутри эмоции на несколько мгновений выступили на поверхность, и люди вспомнили былой вкус свободы. Многие присутствовавшие на кладбище вернули себе надежду. Темис тоже ощутила, как их дерзкая песня открыла двери миру возможностей. День ото дня ее дух крепчал.





Вскоре после похорон Паламаса здоровье кирии Коралис улучшилось.

– Я еще не готова покинуть этот мир, – сказала она Темис. – Не как господин Паламас.

Внучка вновь навещала ее в госпитале, несмотря на наигранные протесты Маргариты: якобы сестра может подхватить туберкулез и заразить ее.

– На этой неделе, йайа, ты выглядишь намного лучше, – сказала Темис, заметив румянец на щеках старушки.

– Надеюсь, меня скоро выпишут.

Темис пообщалась с медсестрами, и те подтвердили, что бабушку через несколько недель отпустят домой.

Примерно в то же время объявили о принудительной мобилизации гражданского населения Греции. Голод и отчаяние заставили тысячи греков пойти в немецкие трудовые лагеря, а теперь мужчин с шестнадцати до сорока пяти лет призвали воевать за Германию. Ходили слухи о жестоких порядках в трудовых лагерях, и люди с ужасом встретили новости о повсеместной воинской повинности. Панос едва сдерживал ярость. Он сказал Темис, что найдет способ избежать такой участи.

Через несколько дней Темис вновь отправилась к бабушке. Но центр города перекрыли из-за демонстрации. Панос предупреждал, что такое может случиться. Люди высказывали возмущение против гражданской мобилизации. Темис пыталась найти другой путь, но пришлось вернуться домой.

Тем вечером Танасис сердито распинался о том, что Темис не дали возможности добраться до бабушки. Он ненавидел протесты.

– Разве странно, что люди не желают ехать в Германию? – требовательно спросил у брата Панос.

Танасис не ответил, но даже его молчание могло спровоцировать конфликт.

– Ты бы сам поехал в немецкий трудовой лагерь? С радостью поработал бы там?

– У меня есть приличная работа, – самодовольно ответил Танасис. – В противном случае почему бы и нет. Хоть какое-то занятие, а не безделье.

– Ты слушаешь эту пропаганду и веришь в нее. Вот в чем проблема.

– Пропаганду! Именно ты ведешься на всю пропаганду, чертов коммунист!

Панос не сразу отреагировал на слова брата. Он гордился своими убеждениями и не стал бы отрицать своей приверженности коммунизму. Юноша считал правильным поддерживать бедняков и угнетенных.

Танасису казалось, что брат последовал по тлетворному пути Советского Союза.

– Почему ты не видишь плюсов в новом порядке? – раздраженно выкрикнул он.

Темис сжалась, сидя на стуле. Она с нетерпением ждала бабушкиного возвращения, ведь кирия Коралис умела сдерживать гнев братьев.

– Правда хочешь знать почему? – ответил Панос. – У всех в этой стране есть права. Не только у богачей. Не только у политиков и сторонников нацизма. Бедные имеют право на еду, а левые на свободу слова. Если хочешь вечно жить под гнетом немецких оккупантов, это твой выбор. Я же не подчинюсь нацистам.

Танасис замахнулся на брата, но Панос предвидел этот выпад. Он ловко уклонился от удара, направленного ему в лицо, и поднял перед собой стул. Панос был худощавым, но проворным. Физически он проигрывал брату, но умел избежать драки.

Пятого марта состоялся еще более крупный антиправительственный протест, плакаты призывали запретить мобилизацию и свергнуть премьер-министра. В центре города собралось семь тысяч человек, среди них ветераны, раненные в Албании, правительственные служащие и студенты. Закрылись магазины и лавки. Это приравнивалось к забастовке.

Когда полиция открыла огонь по толпе, семеро погибли, десятки были ранены. Танасис в тот день дежурил в другой части города, но многие из его коллег были повинны в этих смертях.

Много дней братья не общались. Для обоих событие стало как победой, так и поражением: премьер-министр обвинил коммунистов в том, что они разжигают конфликты и провоцируют насилие, но в то же время отменил гражданскую мобилизацию, не позволив отправлять греков в немецкие трудовые лагеря.





Когда кирию Коралис спустя несколько месяцев выписали, она приехала домой и обнаружила там гнетущую тишину. Старушка переходила из комнаты в комнату. В спальнях валялась одежда, и только фотографии сына и внуков, стоявшие на комоде, подтверждали их существование. Казалось, что все изменилось.

«Эта кошмарная война, – подумала она, через силу зажигая плиту. – Она все забрала».


Танасис регулярно задерживался в участке, а Панос в кафенионе. Маргарита проводила почти все время в магазине, а Темис работала в бесплатной столовой. Теперь все редко собирались за огромным столом из красного дерева. Словно и не было прежних шумных лет.

Понятно, что трагедия, мертвой хваткой державшая Грецию, изменила и их жизни, но время тоже сыграло свою разрушительную роль.

Через несколько дней премьер-министр Логофетопулос покинул кабинет.

– Не могу сказать, что мне жаль, – заметил Панос. – Он не так уж старался нам помочь, да?

– Уверена, он сделал все, что в его силах, – ответила кирия Коралис, стараясь предугадать реакцию Танасиса, поскольку оба брата были дома.

– Но он поддерживал немцев, йайа, – сказала Темис. – Все так говорят.

– Что ж, будем надеяться, что следующий премьер-министр чуть больше поможет родине, своей патриде, – отозвалась старушка. – И даст нам хлеб, в котором мы все нуждаемся.

Она как никогда переживала за то, чтобы прокормить семью.

– Возможно, он и способен раздобыть нам еду, – сказал Панос. – Но этот новый человек, Раллис, раньше дружил с Метаксасом, так что мы знаем, кому он верен.

Танасис впервые оставил мысли при себе. Он знал, что Иоаннис Раллис поставил перед собой определенную задачу – подчинить коммунистов. К лету ЭЛАС насчитывала тридцать тысяч участников Сопротивления, и немцам не хватало людей, чтобы справиться с ними. Ужасало то, что немцы поставляли оружие «батальонам безопасности», созданным Раллисом. Греков вооружили, чтобы воевать с греками.

Несколько недель спустя борьба с Сопротивлением усилилась, и Панос решил к нему присоединиться. Он предупредил Темис, что может покинуть Афины с Маноли, которого встретил в доме Фотини, но брат с сестрой договорились, что он будет держать в секрете, куда уезжает. Так безопаснее для них двоих. Маргарита могла выпытать у сестры правду. У нее были годы тренировок.

И Панос, и Темис не сомневались, что никто сразу не заметит опустевшую кровать. Он работал по гибкому графику, а Танасис часто дежурил по ночам.

Его хватились только через два дня. Никто не знал, куда он уехал, зато прекрасно понимали причину исчезновения.



Глава 9

Причастность брата к движению коммунистов портила репутацию Танасиса, поэтому он пытался внушить свои взгляды остальным. Как и всегда, его «сценой» стал их огромный обеденный стол, еще более потертый и поцарапанный столовыми приборами и посудой.

Приходя с работы, Танасис пересказывал новости – и естественно, с позиции правительства. Коммунисты добились успеха, о чем он говорил с отвращением. ЭЛАС целиком захватила некоторые районы на севере Греции. События одного вечера возмутили его особенно.

– Они учредили собственные суды, – вспыхнул он. – И новую систему налогов! Все, кто не согласен с их политикой, становятся врагами.

– Но так же нельзя, – ответила кирия Коралис.

– Они убеждают женщин присоединиться к ним. Вы знали об этом? – спросил он, огорченный этими известиями.

Темис слушала вполуха, но эта новость вызвала у нее интерес.

– Они бросают семьи и берутся за оружие, – добавил он с явным недовольством. – Женщины в брюках! С оружием!

Маргарита, любившая раньше дефилировать в форме ЭОН (которая все еще висела у нее в шкафу), теперь сидела в углу и пришивала пуговицы к рубашке брата. Она по-прежнему обожала наряжаться, правда теперь стремилась к «высокой моде».

– Брюки! – эхом отозвалась она. – Как противоестественно!

Младшая сестра предавалась фантазиям. Каково носить брюки? Наверное, они очень удобные, решила она. Если бы ей дали надеть пару, она бы без раздумий согласилась.

Темис давно поняла, что во время пламенных речей Танасиса лучше помалкивать, а сейчас это стало даже важнее. Она открывала перед собой книгу, которую якобы читала, – теперь ей было что прятать.

Как и обещала Темис Паносу до его отъезда, она стала помогать Леле Караяннис, вдохновившей брата своей храбростью. Девушка каждое утро, в одно и то же время, проходила по соседней улице, где Караяннис вела жизнь матери примерного семейства с мужем и семью детьми. Время от времени Темис передавали секретные послания, говоря, куда и когда явиться. Обычно она тайно пересекалась с незнакомцем, завязав с ним вежливый разговор, но вскоре шла дальше. По сути, она выступала в роли приманки, но действовала столь тонко, что и сама едва замечала это. Темис не знала Лелу Караяннис в лицо, но радовалась тому, что своими действиями спасает жизни, помогает сбежать и обеспечивает прикрытие для растущего Сопротивления. Стоило постараться, если она могла хоть на каплю ослабить влияние стран «оси». Любой акт неповиновения отвлекал немецкие войска.

Темис лениво перелистывала страницы, а Танасис распинался:

– Лидер ЭЛАС – самый настоящий монстр!

– Но разве Велухиотис[18] не сотрудничал с британцами в разрушении моста? – спросила кирия Коралис.

– Это было больше года назад, – фыркнул Танасис. – После он ни с кем и не сотрудничал. Теперь Велухиотис делает, что хочет и как хочет. Греки его ненавидят.

– Почему? – спросила Маргарита.

Танасис всегда терпеливо объяснял все сестре. Теперь, как и некоторые другие, Маргарита извлекала выгоду из оккупации. Она не слишком ждала окончания войны.

– Сейчас он нападает и на другие группировки Сопротивления. Говорят, что он жесток даже со своими сторонниками. Он животное!

– Прошу тебя… Танасис, – сказала кирия Коралис.

Она не хотела слушать подробности. Старушка молила Бога, чтобы внучек не коснулись зверства, которые, если верить слухам, коммунисты учиняли на захваченных территориях.

Темис не нравилось, что сестра отгородилась от проблем страны. Маргарита витала в мире фантазий, каждый день уходила на работу и возвращалась, безупречно одетая и улыбающаяся. Она все чаще отсутствовала на семейном ужине. Так было и одним сентябрьским вечером 1943 года, когда по радио передали, что итальянцы сдались Союзу и уводят войска из Греции.