Люби меня, я бегу от тебя

– Моя любимая сестра! – восклицает он, когда я переступаю через порог.

– Это ты запустила утром машинку? – устало глядя на меня, спрашивает мама.

– Да. Оставь, я сама развешу.

Она уже собирается согласиться, как вдруг Брайан, устремив на нее мрачный взгляд, сухо ее останавливает:

– Это не твоя обязанность. Лучше иди сюда.

Мгновение я колеблюсь. Мама выглядит такой изнуренной, что у меня болит сердце. Но я слишком боюсь Брайана и потому подчиняюсь и подхожу к нему. Он предлагает мне косяк, я отказываюсь.

Он о чем-то рассказывает, но я слушаю вполуха и только и делаю, что киваю. Не знаю как, но разговор заходит о моем будущем. Я признаюсь, что хотела бы заниматься модой.

– В Париже есть очень классная школа…

– Мода – это для пустоголовых девушек. А ты-то умная, не?

– Э… да.

– Да и вообще, Париж – это слишком далеко. Ты не станешь тратить по полтора часа в день на дорогу для того, чтобы научиться шить. Это тупо. Ты нужна мне здесь, – добавляет он, обнимая меня за плечи.

Я киваю. Мне неуютно. Он собирается сказать что-то еще, как вдруг нас прерывает мама, протягивая розовую футболку:

– Это твое?

Я мотаю головой. В этот же момент я чувствую, как напрягается сидящий рядом брат. Он встает и вырывает футболку из рук матери. Когда я понимаю, в чем дело, у меня сводит живот.

Это его футболка. Вот только до того, как я положила ее в стиралку, она была не розовой, а белой.

Он поворачивается ко мне: его лицо сурово и непроницаемо. Тишина стоит такая, что мама делает шаг назад. Она знает, что сейчас произойдет, и не хочет оказаться рядом с Брайаном, когда это случится.

Мне хочется сказать ей, что она может остаться, что он ничего не сделает. У нас теперь все совсем иначе.

– Это ты сделала? – ужасающе тихо спрашивает Брайан.

Мое сердце вопреки моей воле заходится в груди. Я не смею даже моргнуть. Мне слишком страшно сделать что-то, что его разозлит.

– Да. Мне… мне жаль. Я не спе…

Он перебивает меня, ударяя мне по лицу мокрой футболкой. Сильно. От хлесткого удара горит щека, и я потрясенно подношу к ней руку. Черты лица Брайана искажены глухим гневом.

– И что ты прикажешь мне теперь делать? – орет он, делая шаг вперед.

Мои мышцы автоматически напрягаются, готовясь к ударам. Но они не прилетают, тогда я встаю с дивана и, дрожа, пячусь.

– Ходить в гребаной розовой футболке? – продолжает он, плюя мне в лицо. – Как педик? Хочешь, чтобы я был как ты, так, что ли!

Я точно знаю, что сейчас не время, но это нервное: у меня вырывается неконтролируемый смешок, когда я представляю его, одетого во все розовое. Смешок, который угасает, когда его кулак со всей дури прилетает мне в глаз.

Удар настолько сильный, что, падая, я задеваю угол журнального столика и растекаюсь по полу.

Кромешная темнота.

Когда я открываю глаза, я не вижу ничего, кроме звездочек. Я понимаю, что отключилась. Я кашляю, лежа лицом в пол. Брайан никогда раньше не бил меня по лицу. Слишком заметно. Мне не нужно поднимать глаз, чтобы понять, что мама ушла.

– Черт, – ругается он позади меня. – Черт, черт, черт.

Мне не хватает сил подняться. Виски пульсируют, разбитая губа кровоточит, а правый глаз отказывается открываться. Я боюсь, что на этот раз Брайан закончит начатое и по-настоящему меня убьет. Единственное, о ком я думаю, – это Сара. Мне стоило ее послушать.

– Зои, – говорит Брайан, поспешно приближаясь. – Черт, мне жаль! Оно само получилось, клянусь!

Я чувствую на себе его руки – на моем лице, на моих волосах. Он пытается меня поднять, а я сдерживаю крик. Я больше не хочу, чтобы его руки меня касались. Я хочу только, чтобы он оставил меня в покое. Я вздрагиваю от его прикосновений, и по моим щекам текут слезы.

Что, если бы я наткнулась шеей на край стола? Что, если бы, падая, я ударилась головой о стекло?

Когда я снова обретаю способность ясно видеть, я замечаю, как он сидит рядом и держит в руках тряпку. Его глаза широко распахнуты от беспокойства. Брайан снова и снова извиняется, умоляя меня простить его и заверяя, что он не хотел сделать мне больно.

И я ему верю.

Я знаю, что он сожалеет. Я знаю, что он меня любит.

Но именно в этот день я также понимаю и то, что он болен. Как бы сильно мой брат меня ни любил, он вполне способен убить меня за неправильно постиранные вещи.


Мне нужно отсюда убираться.





15





ЗОИ


– Что думаешь? – спрашиваю я у лежащего рядом Тьяго.

Он приподнимает голову и с сомнением смотрит в мой блокнот. На страницах чернеют наброски, из которых раскрашена всего половина.

– Мне нравится. Особенно этот, – говорит он, указывая пальцем на третий наряд.

Это черное платье, романтичное и немного готическое, со шлейфом из тюля и с прозрачным декольте, лишь цветочные узоры сиреневого цвета которого прикрывают соски модели.

Я киваю в знак благодарности, и он возвращается к своему послеобеденному сну. Сегодня удивительно хорошая погода, и поэтому я предложила ему посидеть у канала Сен-Мартен. Сначала я позвала Виолетту, но у нее уже были планы с новым бойфрендом, Клеманом.

Тот самый типичный идеальный парень, с которым они встретились в веганском ресторане… и которого Лоан, что неудивительно, уже ненавидит.

– Так, значит, ты снова начала рисовать.

Это не вопрос, а утверждение. Несколько дней назад на меня и правда вновь нахлынуло вдохновение. Да, на показе «Валентино» я ни с кем особо важным не познакомилась, но это и неважно. Достаточно просто продолжать стараться.

И теперь официально: я собираюсь создать собственную линию одежды. Когда-нибудь я тоже буду заниматься высокой модой. Я точно знаю.

– Ага. Наблюдение за весь день напролет шьющей трусики Виолеттой послужило отличным пинком под зад.

– Рад слышать, – улыбается Тьяго, беря меня за руку. – Ты выглядишь слегка потерянной. Все хорошо?

Я не решаюсь сказать ему правду.

– Да, все отлично. Просто нервничаю из-за учебы.

Не надо меня осуждать. Я делаю это ради него. Не хочу впутывать его в это еще сильнее. Тьяго – спокойный и сдержанный человек, но ради меня он готов на все. Если бы я сказала ему, что со мной снова связался Брайан, он бы запер меня в башне изо льда и вызвал копов.

С музыкой в наушниках я рисую еще два добрых часа, а Тьяго в это время спит рядом. Я выкладываю в инстаграм селфи, на заднем плане которого виднеется силуэт моего лучшего друга. Совсем скоро начинают сыпаться лайки и комментарии. С тянущим ощущением в животе я просматриваю часть из них.

Некоторые, как всегда, изливают море беспричинной желчи, но, к счастью, большинство настроены положительно.

«Ты такая красивая!»

«О, ты у канала Сен-Мартен! Так забавно, я была там вчера: D».

«Классная футболка».

«Мне больше нравится, когда у тебя собраны волосы…»

«Кто этот парень сзади???»

Я быстро понимаю, что мне стоило быть повнимательнее, прежде чем выкладывать фотографию. Несколько человек спрашивают в комментариях, не парень ли мне Тьяго, и если да, то с каких пор. Кто-то добавляет: «Почему вы сразу думаете, что это ее парень? Может, она лесбиянка», на что другой человек отвечает: «Если бы она была лесбиянкой, то сказала бы об этом».

Мой желудок скручивается в узел. Впервые в жизни я осознаю, что никогда не признавалась в своей бисексуальности. Не потому, что стыжусь этого – такого никогда не было, – но потому, что это мое личное дело, и к тому же об этом никогда особо не заходила речь.

Я помню, как однажды, когда я только поступила в ЭСМОД, одна девочка упрекнула меня за то, что я не сообщила ей об этом раньше. Я так и не поняла, почему должна была это сделать.

– Гетеро, представляясь, не говорят, что они гетеро, – сказала я ей. – Почему у нас должно быть иначе?

После этого она начала меня избегать. Ее реакция меня не удивила и не ранила, но Виолетта, когда та подошла к ней и спросила, «не боится ли она спать со мной в одной комнате», быстро вычеркнула ее из своих друзей.

Кажется, что в 2016-м так себя уже не ведут, и тем не менее.

Я не отвечаю ни на один комментарий, вместо этого решив не открывать сегодня больше приложение. Ровно тогда, когда я уже собираюсь убрать телефон, он вибрирует в моей руке.

Джейсон: У меня вопрос.

Я: Нет, ты не будешь Алекс из «Ангелов Чарли». Мы это уже обсуждали, Джейсон.