Лягушачий король

Ульяна в завещании не упомянута. Дочь упала в глазах Нонны, когда связала свою жизнь со сферой торговли. Я как-то застала отголоски давнего спора. «Ты поликлиникой заведовала, а я продмагом! – выкрикнула раздосадованная Ульяна. – Еще неизвестно, от кого больше было пользы!» «Не заведовала, а разворовывала», – отбрила Нонна. Ульяна вылетела из комнаты, как ошпаренная, и до конца дня была так страшна собой, что даже муж отказывался к ней подходить – боялся, что превратит в камень одним взглядом, точно Медуза Горгона.

Варвара навещает бабушку дважды в месяц. Ульяне грех роптать: наследство ее матери останется в семье. Однако она не может не бесноваться, осознавая, что помани ее мать внучку пальцем – и Варя, бросив семью, переедет к бабушке.

Месяц назад Нонне представили Григория. Та осмотрела его, выразилась кратко: «Прохиндей», но идею брака одобрила. «Бери что есть, – сказала она Варе. – Тебе перебирать харчами не приходится, давно уж рожать пора».

К Илье бабушка относится добродушно, но без малейшей любви. Кристину считает вертихвосткой. Наши дети для нее и вовсе не существуют: она каждый раз небрежно уточняет, трое у нас или четверо.



Обеспокоенная Кристина проводила меня до коттеджа. Мне показалось, она хочет что-то сказать, но на крыльцо выбежали дети и она молча ушла к себе.

– Мама, пойдем почитаем!

– Пойдем, Антоша. Выбирай книжку.

Стоя перед шкафом в ожидании, пока сын определится со сказкой, я перебирала книги. Пальцы мои задержались над белым томом, по корешку которого вился длинный зеленый стебель. «Справочник растений средней полосы России». Я не помнила, чтобы мне раньше попадалась эта книга. Определенно, нет. Я бы ее не забыла.

Толстая. Прекрасно изданная, на мелованной бумаге. Цветные фотографии соседствуют с подробными иллюстрациями.

Я пролистала справочник, и рука моя замерла. В разделе «зонтичные» уголок каждой страницы был загнут.

В книжке, которую протягивал мне снизу Антоша, точно такие же уголки. Это привычка моего свекра.

– Что мы почитаем, милый? – спросила я рассеянно, не отрывая взгляда от справочника.

Зонтичные.

Кориандр. Морковь. Петрушка. Сныть. Купырь. Болиголов.

– «Сказки дядюшки Римуса», мама!

– Антошка, зачем мы будем маму отвлекать? Давай вдвоем почитаем, картинки поглядим.

Его дед выступил из-за двери, с улыбкой глядя на меня.

– Спасибо, мы сами справимся, – сказала я суше, чем следовало. – Вы устали, Виктор Петрович. Вам нужно отдыхать.

– Это ты Варвару наслушалась, что ли? – Он хохотнул. – Глупости! Не знаю, чего она тут голосила. ПМС, должно быть! Бабы в эти дни дуреют.

– Мы сами справимся, – повторила я.

Книга была у меня в руках, раскрыта на начале раздела.

– Виктор Петрович, откуда у нас этот справочник?

– Я прикупил. По случаю.

Что за случай, интересно знать, загнал его в книжный магазин? От дождя прятался?

– Вы ее читали?

– Читал, – согласился он.

– Зачем?

Глупый вопрос, но лишь для тех, кто не знает старшего Харламова. Он не читает книг, если только речь не идет о развлечении детей. Думаю, идея, что можно загружать в свое сознание слова, написанные другими людьми, кажется ему абсурдной.

Вопреки моим ожиданиям, Виктора Петровича не смутил этот вопрос.

– Травок-то много, – охотно поведал он, рассматривая меня прищуренными кабаньими глазками. – Растут вовсю, цветут! Я думаю – вдруг пойдем гулять с детишками, а они съедят что-нибудь не то. Надо беречь ребятишек наших. Это ж детишки! Не приведи господь, отведают какую-нибудь ядовитую дрянь! Вот как я… А если дедушка рядом, он убережет! Дедушка и сам поправился, и внучков защитит, точно!

Он притянул к себе внука и, улыбаясь, глядел на меня.

– А то не дай бог отравятся, – повторил он, выделяя каждое слово.

Ладонь его цепко лежала на плече Антона, не давая мальчику вырваться. Мы с Харламовым смотрели друга на друга: в моих руках – книга, в его – ребенок. Я усилием воли заставила себя растянуть губы в улыбке.

– Замечательная идея, Виктор Петрович. Прекрасная.

– Рад, что ты оценила. Поддерживаешь, так сказать, старика!

За его широкой улыбкой мне почудился оскал упыря.

– Пойдем, Антоша, «Сказки дядюшки Римуса» ждут.


Виктор Петрович неохотно отнял руку, и мой сын, прижимая книжку к груди, беззаботно затопал по лестнице наверх.

Когда я повалилась на розовый диванчик в детской, губы у меня оказались пересохшими. Я не смогла прочесть ни одной строки. Недовольный Антон водил пальцем по странице, а я пыталась унять бешено колотящееся сердце.

Что сейчас произошло? В самом ли деле Виктор Петрович угрожал отравить детей, если я буду лезть не в свое дело? Или я придумала то, чего не было?



Когда родилась Ева, я впервые задумалась о том, что мои воскресные поездки подошли к концу.

Мой муж не может не принимать условий игры. Компромисс? Его не существует! Или ты участвуешь во всеобщем помешательстве с воскресными обедами, или обособляешься – и тогда ты отщепенец.

Предатель.

Ренегат.

Илья никогда не порвет отношений со своей семьей. Ведь даже я вынуждена признать: они любят его! По-своему. В том-то и беда! Было бы легче без любви: рано или поздно мой муж убедился бы, что не получит искомого; что родник, к которому он приникает раз за разом, не разродится ни каплей влаги.

Однако родник не высох, не иссяк. Вот только его журчащие воды отравлены.

В моей собственной семье кое-кого из родственников могли не любить. Но их уважали.

У Ильи все обстоит наоборот. Они любят друг друга как могут, однако ни грамма уважения к близким не рождается в их сердцах. Не знаю, способны ли вообще старшие Харламовы на уважение – или только на страх, замешанный на зависти? «Уважают начальство», – отрезал однажды Виктор Петрович, когда я пыталась объяснить, что ему есть за что восхищаться своим сыном.

В те времена я еще пыталась говорить, объяснять, спорить.

Пока не поняла, что каждое мое возражение Ульяна Степановна жестом фокусника превращает в дубину с шипами, и эту дубину обрушивает на голову моего мужа.

Твоя жена посмела пренебречь семейным ужином? Прекрасный повод пройтись по твоему заиканию! Вытащим его на белый свет, заставим тебя вспомнить все унижения, которые ты перенес в детстве, и выдадим этой стерве тебя обратно в таком состоянии, что ты даже не сможешь произнести: «Ты-ты-ты-ты-танюша»!

Она осмелилась возвысить голос за общим столом, заступилась за тебя? Ах, все-таки некоторые люди трудно обучаемы! Но у нас широкий выбор средств для воспитания, пусть не беспокоится на этот счет. Вспомним твою первую любовь. Вы расстались, потому что ты был сутулым ботаном, а ее новый ухажер так отделал тебя, что ты попал не в кино, куда вы собирались вдвоем, а в отделение челюстно-лицевой хирургии. Будь ты мужчиной, дал бы ему сдачи! То, что ты был одиннадцатиклассником, а он недавно вернулся из армии, не остановило бы по-настоящему храброго парня! Что ж поделать, милый, ты у нас трусоват. Но мы любим тебя и таким…

Надеюсь, вы поняли принцип.

Я боялась приводить наших детей в эту семью. Я видела, что они сделали со своими собственными.

К моему изумлению, все пошло не так, как ожидалось.

Быть может, яд, столь остро действовавший на среднее поколение, выдыхался на младшем, но мои дети росли свободными от мучительной власти бабушки. Они не боялись ее. Не страдали. За исключением того случая с губной гармошкой… Однако тогда Ульяна что-то поняла и присмирела.

Ева – независима и хитра, способна давать сдачи. Антон – добродушный увалень, не умеющий обижаться. Невозможно выразить, как я тревожилась за них обоих.

Но оказалось, что мои дети без труда вписали бабушку, дедушку и двух теток в картину мира, не нарушив его гармонии. Ну да, бабушка с дедушкой, бывает, кричат и ругаются во все стороны! А тетя Варя рыдает и хлопает дверями! А тетя Кристина бесится просто так! Как здорово, что у мамы с папой тихие голоса!

Вот что изложили мне один за другим мои дети, когда я пыталась выяснить, трудно ли им терпеть воскресенья.

Однако я зорко стояла на страже. И он настал – тот день, когда мне пришлось спикировать на врага, подобно ожившей горгулье. Случилось это из-за губной гармошки.



Ева пошла в первый класс. Одна из ее подружек принесла в школу губную гармошку и на перемене изобразила на ней что-то залихватское.

Моя дочь была покорена. Она умоляла папу купить ей это чудо, пока Илья не сдался.

Я полагала, что это обычный Евин каприз. Баловство, которое будет забыто через неделю. Но Ева с неожиданным энтузиазмом взялась осваивать новый инструмент. К этому времени она чуть-чуть играла на фортепиано; может быть, поэтому гармошка далась ей легко. Включив обучающие ролики на планшете, она часами сидела, раскачиваясь, подобно факиру перед коброй, и извлекала сиплые печальные звуки – так мог бы трубить самый маленький простуженный слоненок в стаде. Вскоре она уже наигрывала простые мелодии.

В очередное воскресенье мы поехали к Харламовым. Гармошка лежала у Евы в рюкзаке.

Обед прошел мирно, даже весело – благодаря Кристине. Когда младшая сестра Ильи в ударе, может рассмешить любого, и час кряду она изображала современных актеров, которым предложили сыграть Курочку Рябу. Я не знала половины из них, но смеялась от души вместе с остальными.

После десерта и недолгого отдыха Ульяна пожелала еще развлечений.

– Ева! Иди сюда. – Она притянула к себе девочку. – Сыграй-ка мне! Хочу послушать, чему ты научилась.

Но Ева вдруг засмущалась.

– Не сейчас, бабушка.

– А когда же? – удивилась Ульяна.

– Не знаю когда. Потом! Попозже.

– Если бабушка просит, значит, надо сыграть, – нравоучительно заметила свекровь. – Неси свою гармошку.