Лягушачий король
Часть 35 из 80 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вишня, старая вишня… Я представила себе наш двор и ахнула.
– Валя, он же баню там поставил!
– А я о чем, – подхватила она, щуря серо-голубые глаза. – Галина была очень сердита, когда пришла ко мне. Агаты свои надела, можешь вообразить?
Я понимающе кивнула. Массивные серые клипсы и кольцо величиной с шайбу Галя нацепляла всякий раз, когда была не в духе. «Агат успокаивает нервы!»
– Виктор Петрович вроде как решил, что этой баней он окончательно застолбил участок за собой. Теперь никак его не отобрать. И вот еще что… Галя ведь с ним попыталась сначала по-хорошему поговорить. А он ей нагрубил.
Да, это вполне в духе моего свекра.
– Что он ей наговорил? – со вздохом спросила я.
– Что она живет одна, ей многого не требуется. А у него трое детей и внуки подрастают, нужно быть человеком без стыда и совести, чтобы отбирать у них землю. Велел ей даже не смотреть в сторону его бани. А если, говорит, устроишь поджог, я тебя саму спалю. У нее ведь, Таня, и в мыслях не было никакого поджога, боже упаси! Откуда он такое взял?
– Как Галина отреагировала?
– Внешне она спокойная была, но я видела, что внутри вся кипит. Отношениями соседскими она очень дорожила. Сказала, что худой мир лучше доброй ссоры. А главное, с Люсей они душа в душу… Галя не хотела терять их дружбу. Она начала готовиться к суду. Виктор Петрович узнал об этом – и запел по-другому!
– Вот неожиданность! – не выдержала я.
Валентина хихикнула.
– Виктор Петрович на два шага вперед не думает, что есть, то есть.
– Иногда мне кажется, совсем не думает, – брякнула я.
Спохватилась, что сказала лишнее.
– Он, конечно, умеет довести до белого каления, не поспоришь, – рассудительно сказала Валя. – Но ведь попытался все исправить. Ходил за Галей, предлагал деньги. Все ж таки не уперся как бык, а пошел на попятную. Вот только Галя стояла на своем. «Денег мне не надо, хочу свою землю обратно!» Готовила такой иск, чтобы не подкопаться. Документы собирала, нашла юриста… А свекор твой принялся обхаживать ее. Понял, что наезды его бесполезны, и решил лаской. Она иной раз зайдет ко мне и смеется: «Тортики носит!» В другой раз явился с цветами. Букеты таскал ей, вот такенные!
Виктор Петрович представился мне в образе товарища Саахова, с переломанной гвоздичкой через ухо.
Но как все это проходило мимо меня? И никто из Харламовых ни словом не обмолвился!
Или они сами не знали?
Вполне возможно. Мы все привыкли к мысли, что Виктор Петрович не способен на инициативу, если только дело не касается бани или технических работ по хозяйству.
– А ведь он не упомянул, что был у Галины в воскресенье, – вслух подумала я.
– Позабыл, должно быть, – оправдала его добрая Валентина. – Или перепутал. А больше я, вроде бы, никого и не видела у Гали. Но у меня, Тань, память тоже дырявая.
Я подумала, что нужно заглянуть к ней на днях. Наверняка она вспомнит что-нибудь еще. Из людей, подобных Валентине, не вытащишь нужное за один прием; она будет восстанавливать воскресный день урывками. Зато если собрать эти клочки, эти перепутанные фрагменты, получится законченный рисунок.
Я на это надеялась.
Когда я возвратилась домой, на крыльце меня поджидала Варвара. Губы у нее были поджаты. Заметь я это раньше, подготовилась бы, но мои мысли были заняты ее отцом.
– Где ходишь, Татьяна?
– Отнесла Вале игрушки для ее малыша…
– Ай, молодец! – во весь голос нараспев проговорила она. – О чужих детишках позаботилась! А своих, значит, повесила на шею больному старику!
Я посмотрела на нее внимательнее.
Взвинченная.
Глаза блестят, как у алкоголика при виде выпивки.
Красная ниточка рта нервно подергивается.
Все ясно. Варя общалась с мамой.
Когда-то я долго размышляла, отчего в присутствии Ульяны Степановны Варвара теряет человеческий облик. Вывод был неутешителен. Вот оно, проклятие недолюбленных детей: вечно заявлять о себе громким криком голодного птенца в гнезде. Варвара исполняет это буквально, Илья – иначе, но оба они по-своему доказывают родителям, что достойны их внимания.
Этого не исправить. Видит Бог, я очень люблю своего мужа. Тем острее чувство беспомощности. Стоишь со своей любовью, как дурак на берегу моря с мешком, набитым пеньковой паклей, а в десяти шагах от тебя тонет его лодка. Но законопатить эти щели можно только изнутри и только самому.
Мой взрослый, умный, состоявшийся муж в присутствии родителей превращается в мальчугана в шортиках, который бежит показывать матери каждый слепленный куличик. «Как мило, – небрежно говорит мать, даже не бросив взгляда в его сторону. – А теперь ступай, ступай! Мешаешь!»
– Я очень благодарна твоему папе за помощь…
– Ой, благодарна она! Вы поглядите! А покажи-ка мне пальчиком, Таня, в чем она проявляется, твоя благодарность?
На ее визгливый голос вот-вот сбежится вся семья. Нет, лучшая схватка – это та, которой удалось избежать.
Молча поднявшись по ступенькам, я попыталась зайти в дом, однако Варвара преградила мне дорогу.
В кухонном окне мелькнул силуэт. Ульяна заняла наблюдательный пост.
– Я заберу детей, чтобы они не мешали Виктору Петровичу, – миролюбиво предложила я.
– Будешь нас детьми шантажировать? Чего еще от тебя ожидать! Чуть что, сразу похватала дочь с сыном – и в кусты!
Ох, какой могучий пронзительный голос в этом худосочном теле. Точно фонтан, бьющий из маленького отверстия такой мощной струей, что сшибает с ног.
– Приходишь, уходишь, слова никому не говоря!.. Как хозяйка себя ведешь! Хоть бы разочек обед с нами приготовила, хозяюшка!
Варвара наступает, тесня меня к лестнице.
– Что происходит?
Это встрепанный Илья высунулся из окна на втором этаже.
– Жена твоя опять во всей красе выступает, вот что происходит! Побросала детей на отца и смылась чужих нянькать! Конечно, отец-то ведь ей не родной! О нем можно не заботиться!
И понесла, и понесла…
Если Варю вовремя не остановить, она идет вразнос. В целом все стандартно: «Мы его приютили, а он нам фигвамы рисует». Я молча выслушала, что их семья приняла меня как родную, детей моих с рождения качали, каждые выходные распахивают для нас двери своего дома, а от меня ни тепла, ни помощи, ни простой человеческой благодарности.
И ведь что поразительно: Варвара вовсе не скандалистка и не грубиянка. Я напоминаю себе об этом каждый раз, боясь сорваться. Последний раз это случилось, когда она взяла мое кольцо… Мамино кольцо. Я положила его на край раковины, чтобы вымыть руки, а Варвара, напустившись на меня, схватила его в запале, делая вид, что хочет швырнуть в окно.
Она бы этого не сделала. Нет. Варя – не злая… По крайней мере, пока не попадает под материнский пресс, так что из нее брызжет во все стороны кислый алый сок.
Я ведь понимаю, что вынуждает ее так вести себя со мной.
Но тогда это не спасло.
Видимо, сейчас у меня в глазах явственно мелькнуло воспоминание о том случае. Только воспоминание… Но Варвара отшатнулась. Подбоченилась, выпятила челюсть, словно придавая себе смелости.
– Ну, давай! Опять душить меня будешь? Не боюсь я тебя!
Жилистое горло под моими пальцами. Хрип, выкаченные глаза.
– Боишься, – ровно сказала я.
Развернулась и ушла в сад.
Вместо того чтобы бежать за мной, осыпая оскорблениями, Варвара как-то сникла. Она осталась на крыльце, продолжая отчитывать меня, но нагрев под этой кастрюлей уже выключили, а к затихающему бульканью я не прислушивалась. Баня маячила среди деревьев, и я подошла к ней, по колено промокнув от росы.
На постройку бани у Харламова ушло пять лет. Баня – его детище. Единственным, кому он позволил помогать себе, был печник. Хотя поначалу Виктор Петрович уверял, что класть печи он научится сам, ничего сложного в этом нет. Ульяна окоротила его, пригрозив, что в бане, где будет стоять печь, сложенная его руками, он будет мыться до конца времен в полном одиночестве, и никто другой не перешагнет ее порога.
Эта угроза его устрашила.
Я смотрю не на баню, о нет!
Я смотрю на дворец. Тадж-Махал. Египетскую пирамиду. Храм Святого Семейства.
Все великие постройки мира воплотились в небольшом бревенчатом срубе. Это великая гордость моего свекра.
Страшно вообразить, что творилось в его душе, когда он представил, как ее заберут. Нужно спросить у нашего юриста, можно ли изымать незаконно присвоенную землю вместе с постройками, возведенными на ней. Если да…
На ступеньку бани скакнула буро-зеленая лягушка. Я подошла ближе, рассматривая бугристую кожу, острые выступающие глаза. Это маленькое существо показалось мне дурным предзнаменованием.
– Таня, пойдем в дом! Варька уехала к бабушке.
Я обернулась и увидела Кристину. Личико у нее осунувшееся: то ли переживает из-за отца, то ли не все хорошо складывается с ее новым парнем.
Так вот почему Ульяна Степановна с утра была зла и накрутила хвост собственной дочери!
Бабушка – это Нонна Анатольевна, мать Ульяны. Единственная из нас, кто не пляшет под ее дудку. Нонна появляется здесь раз в год. Приезжает на такси бизнес-класса. Проталкивает свое грузное тело по дорожке рывками, яростно вбивая трость в брусчатку. Ее черные глаза навыкате смотрят только вперед. Землистого оттенка лицо багровеет по мере того как Нонна приближается к дому. На выскочившего с поклоном Виктора Петровича она обращает внимания не больше, чем на подзаборного Шарика, и только появление Варвары способно вызвать улыбку на ее губах.
Варвара – любимица! Она единственная пошла по стопам бабушки. Нонна Анатольевна заведовала поликлиникой. Дважды «хаживала», как она выражается, замуж, после браков оставшись богатой вдовой. Мужей она выбирала из своих пациентов. Я подозреваю за ее выбором точный расчет.
Благодаря бабушке Варвара может позволить себе работать три дня в неделю. Каждый месяц Нонна подкидывает своей голубке приличную сумму. Все мы знаем, что после смерти старухи ее просторная квартира в сталинском доме, гараж и многочисленные бриллиантовые серьги с кольцами достанутся Варе.
– Валя, он же баню там поставил!
– А я о чем, – подхватила она, щуря серо-голубые глаза. – Галина была очень сердита, когда пришла ко мне. Агаты свои надела, можешь вообразить?
Я понимающе кивнула. Массивные серые клипсы и кольцо величиной с шайбу Галя нацепляла всякий раз, когда была не в духе. «Агат успокаивает нервы!»
– Виктор Петрович вроде как решил, что этой баней он окончательно застолбил участок за собой. Теперь никак его не отобрать. И вот еще что… Галя ведь с ним попыталась сначала по-хорошему поговорить. А он ей нагрубил.
Да, это вполне в духе моего свекра.
– Что он ей наговорил? – со вздохом спросила я.
– Что она живет одна, ей многого не требуется. А у него трое детей и внуки подрастают, нужно быть человеком без стыда и совести, чтобы отбирать у них землю. Велел ей даже не смотреть в сторону его бани. А если, говорит, устроишь поджог, я тебя саму спалю. У нее ведь, Таня, и в мыслях не было никакого поджога, боже упаси! Откуда он такое взял?
– Как Галина отреагировала?
– Внешне она спокойная была, но я видела, что внутри вся кипит. Отношениями соседскими она очень дорожила. Сказала, что худой мир лучше доброй ссоры. А главное, с Люсей они душа в душу… Галя не хотела терять их дружбу. Она начала готовиться к суду. Виктор Петрович узнал об этом – и запел по-другому!
– Вот неожиданность! – не выдержала я.
Валентина хихикнула.
– Виктор Петрович на два шага вперед не думает, что есть, то есть.
– Иногда мне кажется, совсем не думает, – брякнула я.
Спохватилась, что сказала лишнее.
– Он, конечно, умеет довести до белого каления, не поспоришь, – рассудительно сказала Валя. – Но ведь попытался все исправить. Ходил за Галей, предлагал деньги. Все ж таки не уперся как бык, а пошел на попятную. Вот только Галя стояла на своем. «Денег мне не надо, хочу свою землю обратно!» Готовила такой иск, чтобы не подкопаться. Документы собирала, нашла юриста… А свекор твой принялся обхаживать ее. Понял, что наезды его бесполезны, и решил лаской. Она иной раз зайдет ко мне и смеется: «Тортики носит!» В другой раз явился с цветами. Букеты таскал ей, вот такенные!
Виктор Петрович представился мне в образе товарища Саахова, с переломанной гвоздичкой через ухо.
Но как все это проходило мимо меня? И никто из Харламовых ни словом не обмолвился!
Или они сами не знали?
Вполне возможно. Мы все привыкли к мысли, что Виктор Петрович не способен на инициативу, если только дело не касается бани или технических работ по хозяйству.
– А ведь он не упомянул, что был у Галины в воскресенье, – вслух подумала я.
– Позабыл, должно быть, – оправдала его добрая Валентина. – Или перепутал. А больше я, вроде бы, никого и не видела у Гали. Но у меня, Тань, память тоже дырявая.
Я подумала, что нужно заглянуть к ней на днях. Наверняка она вспомнит что-нибудь еще. Из людей, подобных Валентине, не вытащишь нужное за один прием; она будет восстанавливать воскресный день урывками. Зато если собрать эти клочки, эти перепутанные фрагменты, получится законченный рисунок.
Я на это надеялась.
Когда я возвратилась домой, на крыльце меня поджидала Варвара. Губы у нее были поджаты. Заметь я это раньше, подготовилась бы, но мои мысли были заняты ее отцом.
– Где ходишь, Татьяна?
– Отнесла Вале игрушки для ее малыша…
– Ай, молодец! – во весь голос нараспев проговорила она. – О чужих детишках позаботилась! А своих, значит, повесила на шею больному старику!
Я посмотрела на нее внимательнее.
Взвинченная.
Глаза блестят, как у алкоголика при виде выпивки.
Красная ниточка рта нервно подергивается.
Все ясно. Варя общалась с мамой.
Когда-то я долго размышляла, отчего в присутствии Ульяны Степановны Варвара теряет человеческий облик. Вывод был неутешителен. Вот оно, проклятие недолюбленных детей: вечно заявлять о себе громким криком голодного птенца в гнезде. Варвара исполняет это буквально, Илья – иначе, но оба они по-своему доказывают родителям, что достойны их внимания.
Этого не исправить. Видит Бог, я очень люблю своего мужа. Тем острее чувство беспомощности. Стоишь со своей любовью, как дурак на берегу моря с мешком, набитым пеньковой паклей, а в десяти шагах от тебя тонет его лодка. Но законопатить эти щели можно только изнутри и только самому.
Мой взрослый, умный, состоявшийся муж в присутствии родителей превращается в мальчугана в шортиках, который бежит показывать матери каждый слепленный куличик. «Как мило, – небрежно говорит мать, даже не бросив взгляда в его сторону. – А теперь ступай, ступай! Мешаешь!»
– Я очень благодарна твоему папе за помощь…
– Ой, благодарна она! Вы поглядите! А покажи-ка мне пальчиком, Таня, в чем она проявляется, твоя благодарность?
На ее визгливый голос вот-вот сбежится вся семья. Нет, лучшая схватка – это та, которой удалось избежать.
Молча поднявшись по ступенькам, я попыталась зайти в дом, однако Варвара преградила мне дорогу.
В кухонном окне мелькнул силуэт. Ульяна заняла наблюдательный пост.
– Я заберу детей, чтобы они не мешали Виктору Петровичу, – миролюбиво предложила я.
– Будешь нас детьми шантажировать? Чего еще от тебя ожидать! Чуть что, сразу похватала дочь с сыном – и в кусты!
Ох, какой могучий пронзительный голос в этом худосочном теле. Точно фонтан, бьющий из маленького отверстия такой мощной струей, что сшибает с ног.
– Приходишь, уходишь, слова никому не говоря!.. Как хозяйка себя ведешь! Хоть бы разочек обед с нами приготовила, хозяюшка!
Варвара наступает, тесня меня к лестнице.
– Что происходит?
Это встрепанный Илья высунулся из окна на втором этаже.
– Жена твоя опять во всей красе выступает, вот что происходит! Побросала детей на отца и смылась чужих нянькать! Конечно, отец-то ведь ей не родной! О нем можно не заботиться!
И понесла, и понесла…
Если Варю вовремя не остановить, она идет вразнос. В целом все стандартно: «Мы его приютили, а он нам фигвамы рисует». Я молча выслушала, что их семья приняла меня как родную, детей моих с рождения качали, каждые выходные распахивают для нас двери своего дома, а от меня ни тепла, ни помощи, ни простой человеческой благодарности.
И ведь что поразительно: Варвара вовсе не скандалистка и не грубиянка. Я напоминаю себе об этом каждый раз, боясь сорваться. Последний раз это случилось, когда она взяла мое кольцо… Мамино кольцо. Я положила его на край раковины, чтобы вымыть руки, а Варвара, напустившись на меня, схватила его в запале, делая вид, что хочет швырнуть в окно.
Она бы этого не сделала. Нет. Варя – не злая… По крайней мере, пока не попадает под материнский пресс, так что из нее брызжет во все стороны кислый алый сок.
Я ведь понимаю, что вынуждает ее так вести себя со мной.
Но тогда это не спасло.
Видимо, сейчас у меня в глазах явственно мелькнуло воспоминание о том случае. Только воспоминание… Но Варвара отшатнулась. Подбоченилась, выпятила челюсть, словно придавая себе смелости.
– Ну, давай! Опять душить меня будешь? Не боюсь я тебя!
Жилистое горло под моими пальцами. Хрип, выкаченные глаза.
– Боишься, – ровно сказала я.
Развернулась и ушла в сад.
Вместо того чтобы бежать за мной, осыпая оскорблениями, Варвара как-то сникла. Она осталась на крыльце, продолжая отчитывать меня, но нагрев под этой кастрюлей уже выключили, а к затихающему бульканью я не прислушивалась. Баня маячила среди деревьев, и я подошла к ней, по колено промокнув от росы.
На постройку бани у Харламова ушло пять лет. Баня – его детище. Единственным, кому он позволил помогать себе, был печник. Хотя поначалу Виктор Петрович уверял, что класть печи он научится сам, ничего сложного в этом нет. Ульяна окоротила его, пригрозив, что в бане, где будет стоять печь, сложенная его руками, он будет мыться до конца времен в полном одиночестве, и никто другой не перешагнет ее порога.
Эта угроза его устрашила.
Я смотрю не на баню, о нет!
Я смотрю на дворец. Тадж-Махал. Египетскую пирамиду. Храм Святого Семейства.
Все великие постройки мира воплотились в небольшом бревенчатом срубе. Это великая гордость моего свекра.
Страшно вообразить, что творилось в его душе, когда он представил, как ее заберут. Нужно спросить у нашего юриста, можно ли изымать незаконно присвоенную землю вместе с постройками, возведенными на ней. Если да…
На ступеньку бани скакнула буро-зеленая лягушка. Я подошла ближе, рассматривая бугристую кожу, острые выступающие глаза. Это маленькое существо показалось мне дурным предзнаменованием.
– Таня, пойдем в дом! Варька уехала к бабушке.
Я обернулась и увидела Кристину. Личико у нее осунувшееся: то ли переживает из-за отца, то ли не все хорошо складывается с ее новым парнем.
Так вот почему Ульяна Степановна с утра была зла и накрутила хвост собственной дочери!
Бабушка – это Нонна Анатольевна, мать Ульяны. Единственная из нас, кто не пляшет под ее дудку. Нонна появляется здесь раз в год. Приезжает на такси бизнес-класса. Проталкивает свое грузное тело по дорожке рывками, яростно вбивая трость в брусчатку. Ее черные глаза навыкате смотрят только вперед. Землистого оттенка лицо багровеет по мере того как Нонна приближается к дому. На выскочившего с поклоном Виктора Петровича она обращает внимания не больше, чем на подзаборного Шарика, и только появление Варвары способно вызвать улыбку на ее губах.
Варвара – любимица! Она единственная пошла по стопам бабушки. Нонна Анатольевна заведовала поликлиникой. Дважды «хаживала», как она выражается, замуж, после браков оставшись богатой вдовой. Мужей она выбирала из своих пациентов. Я подозреваю за ее выбором точный расчет.
Благодаря бабушке Варвара может позволить себе работать три дня в неделю. Каждый месяц Нонна подкидывает своей голубке приличную сумму. Все мы знаем, что после смерти старухи ее просторная квартира в сталинском доме, гараж и многочисленные бриллиантовые серьги с кольцами достанутся Варе.