Лягушачий король

Макар положил перед собой смартфон и вывел на экран текст.

– Мы не знаем дат и адресов, – сказал он. – Но есть детали, которые существенно облегчают поиск. Первая смерть – старуха с пятого этажа сталинки.

– Почему с пятого?

– Потому что пепельниц было четыре, – не совсем понятно ответил частный сыщик.

Следователь придвинул распечатку, пробежал глазами. «М-да, и в самом деле, четыре…»

– Чуть дальше проскочит выражение «снежная королева, поселившаяся в сталинке». Но нас должно интересовать в первую очередь не это, а… – Макар сверился со своими записями. – Да, вот оно: башня высотой восемьсот двадцать восемь метров, о которой говорит ведущая утренней передачи.

– Здесь не сказано об утренней, – заметил въедливый Истрик.

– Зато сказано: «…сверкающее на утреннем солнце». Так вот, башня такой высоты – это Бурдж-Халифа, бывшая Бурдж-Дубай, переименованная в две тысячи десятом, когда она была признана самым высоким зданием в мире. «Сверхвысотный небоскреб», – процитировал Макар, одновременно выведя на экран текст новостей. – Торжественное открытие прошло четвертого января, однако в новостях башня упоминалась вплоть до десятого, пока ее не вытеснило бурное обсуждение легализации однополых браков в Португалии. Следовательно, поиск сужается до одной недели, даже шести дней, с четвертого по десятое января две тысячи десятого. Жертва – женщина, предположительно старше шестидесяти, погибшая насильственной смертью. Судя по упоминанию взорвавшегося яйца, ей так же, как Юренцову, размозжили голову. Кроме того, в квартире должен был быть погром. Либо старуха оказала отчаянное сопротивление, либо убийца в припадке ярости расколотил все, до чего дотянулся…

– А если это происходило не в Москве? – поинтересовался следователь.

Илюшин на несколько секунд замолчал. Истрик буквально увидел, как под растрепанной русой шевелюрой щелкают варианты, будто костяшки бухгалтерских счетов.

– Тогда нам его не отыскать, – наконец сказал Макар.

Следователь наморщил нос.

– Ладно. Примем как допущение, что убийство совершено здесь.

Быстрые закорючки испещрили бумажный лист: Истрик переписал все, что было сказано Илюшиным. Макар заметил, что следователь ни разу не сделал паузу для уточнений. Память у него, по-видимому, была цепкая.

Алексей Борисович ему не нравился. В нем не хватало горения, азарта. Его, кажется, совсем не впечатлила рассказанная Макаром история о книге, которая самого Илюшина разве что с ума не сводила своей нелогичностью и непохожестью ни на что, с чем они сталкивались раньше. Им с Бабкиным доводилось встречаться с серийными убийцами. Но ни разу – с такими, которые написали бы зашифрованную книгу о собственных преступлениях.

Истрика же это не поражало. Сначала он попросту не понял Илюшина. Затем – не поверил. А поверив, принял происходящее как должное.

Илюшин рассмеялся бы, если б кто-то сказал, что в нем чрезвычайно сильно детское начало. Однако его чувства, когда он понял, с чем имеет дело, мало чем отличались от восторга и упоения мальчишки, нашедшего окровавленную карту с зашифрованным указанием маршрута к сокровищам. У Макара в буквальном смысле захватывало дух, когда он обозревал путь, пройденный убийцей.

– Что со вторым убийством? – спросил Истрик с видом ослика Иа-Иа, которому только что сообщили, что в лес к выходным завезут стаю макак.

– Здесь тоже хватает деталей. Я нашел в Сети кафе узбекской кухни «Зурна». Оно открылось двенадцатого июня две тысячи восемнадцатого года.

Следователь подобрался. Убийство, совершенное относительно недавно, заинтересовало его больше.

– Дозвониться до них не получилось, они открываются только в двенадцать, – продолжал Макар. – Во всяком случае, подъезд, где было совершено убийство, просматривается от входа в кафе, если верить тексту книги, – а я полагаю, ему следует верить. Думаю, это соседний дом. На карте видно, что кафе занимает отдельно стоящее небольшое строение. Надо узнать, когда и как долго перед «Зурной» работал зазывала. Таким образом, получим, какой срок нужно отсчитать от двенадцатого июня. Тут проще, чем со старухой: район-то известен. Вряд ли много мужчин среднего возраста были найдены убитыми в каком-то из ближайших подъездов. Это из ряда вон выходящее событие. Может быть, о нем помнят даже сотрудники кафе. А если они не сэкономили на видеонаблюдении…

Он задумался, оборвав фразу на полуслове.

Истрик не стал это комментировать. Он с той же молчаливой деловитостью записал выкладки Илюшина и позвонил.

Макар не вслушивался в разговоры следователя. Он мысленно шел за убийцей: две тысячи десятый, две тысячи тринадцатый, две тысячи восемнадцатый… А затем – два убийства подряд в сентябре. «И это только те, о которых нам известно. Надо опросить двух бородатых дятлов из издательства. Если наш Бездарь решит, что они могут что-то знать о нем от юриста, он им шеи свернет и не задумается».

– Почему Бездарь?

Истрик, держа телефон возле уха, вопросительно уставился на Макара. Илюшин понял, что последнюю фразу произнес вслух.

– Где ты ни на что не способен, там ты не должен ничего хотеть. А этот так мечтал написать книгу, что согласился передать свои бесценные воспоминания в чужие руки. Кстати, Алексей Борисович: вы изъяли компьютер и записи Юренцова? В них должна быть вся переписка с заказчиком.

Следователь смерил Макара долгим взглядом, который мог означать что угодно.

– И сотрудников издательства опросите, – быстро добавил Илюшин.

На этот раз Истрик даже не посмотрел на него.

Закончив очередной отрывистый разговор, из которого Макар, погруженный в свои размышления, мало что уловил, он, наконец, обратился к сыщику.

– Меня, Макар Андреевич, печалит, что вы держите нас за кретинов. На то, чтобы прошерстить архивы, уйдет некоторое время. Я наберу вас, когда будут результаты.



Выйдя на улицу, Макар позвонил напарнику и вкратце пересказал ему итоги встречи со следователем.

– Надеюсь, ты не ляпнул при нем свое любимое «отнюдь»? – поинтересовался Бабкин.

– Прекрасное слово, – возразил Илюшин, который не помнил, ляпал ли он «отнюдь» или уберег Господь.

– Не в разговорах с сотрудниками органов внутренних дел, – отрезал Сергей. – Не советую бесить Истрика. Про него ходят слухи, что он тихий злопамятный хрен. К тому же ты ему обязан! Другой на его месте не подпустил бы тебя к расследованию и на пушечный выстрел.


– Истрик полюбил меня всей душой. Но я тебе не поэтому звоню… Мне нужна вдова.

Повисла пауза.

– Допустим, вдовство твоей жены я могу гарантировать, – сказал наконец Бабкин. – Только тебе сначала нужно жениться. Или ты хочешь найти готовую, как Бендер?

– Вдова Льва Котляра. Пока следствие начнет шевелиться, уйдет время, а я хочу поговорить с ней по горячим следам.

– Каламбурчики у тебя… – осуждающе буркнул Сергей. – Ладно, жди.



Макар прикинул, не вернуться ли ему домой. Вряд ли в ближайшее время стоило ожидать от Истрика результатов поиска в архивах. Илюшин даже не был уверен, что следователь станет этим заниматься.

Он незаметно оказался на длинной аллее, поросшей старыми липами. Выбрал скамейку почище и сел. Солнце пробивалось сквозь листву. Липы желтели неравномерно: пятнами, подпалинами.

Мимо проехал мальчишка-подросток на роликовых коньках. За ним размеренно скакал бородатый терьер с ответственным хмурым лицом.

Один из рассказов Юренцова и Капишниковой был о собаках, взявших на планете власть в свои лапы. Забавный вышел текст. В нем фигурировал плакат, с которым собаки выходили на митинги: «Нет мировой гегемонии котов!»

– Есть мировая гегемония котов, – вслух сказал Макар.

Он зажмурился от солнечных лучей, падавших сквозь дрожащий шатер листвы.

«Убийца не бездарь. Напрасно я обозвал его. Он хроникер. Его скрупулезность в описании событий делает ему честь. Интересно, сразу ли он вел записи, или его память сохранила все подробности преступлений?

Нужен психолог-криминалист. Елки, как же нужен хороший психолог-криминалист! Ни мне, ни Истрику не под силу составить психологический профиль Хроникера. Мы имеем дело с довольно редким типом преступника. Не потому, что он решил увековечить свои убийства в книге, – на это осмеливался не он один. Взять хоть “Гейнсвиллского потрошителя” Дэнни Роллинга с его “Создавая серийного убийцу”… Дональд Гаскинс, законченный выродок, убивший больше ста человек, наговаривал для журналиста на диктофон свои мемуары. Все они полагали, что совершали нечто выдающееся.

Но Хроникер замаскировал свои воспоминания. Значит, книга нужна была для чего-то другого. Она была написана не раскаявшимся преступником, не ублюдком вроде Гаскинса, который упивался содеянным… За ее созданием стоял иной мотив.

Я бы предположил, что Хроникер, как многие убийцы, втайне рассчитывал быть пойманным, если бы, черт возьми, не сгоревший юрист и не забитый насмерть Юренцов. Нет-нет, он зачищает следы! Не останавливается ни перед чем. Он панически боится разоблачения, а вовсе не жаждет его.

Что мы о нем знаем?»

Илюшин уставился перед собой невидящим взглядом.

«Как не хватает Сереги», – с досадой подумал он. Отчасти досада была обращена на себя: Макар воспринимал собственную самодостаточность как норму; открытие, что для мозгового штурма ему необходим напарник, было ощутимым ударом по самолюбию.

Он даже подумал, не выдернуть ли Бабкина из его дурацкого расследования… Но это было бы жестоко. «Серега спятит, если не доведет до конца то, что он начал. Станет сомнамбулически ходить во сне, ловя своего Богуна.

Итак, что мы знаем о Хроникере?

Мужчина.

Даже если не брать в расчет, что среди серийных убийц только шесть процентов женщин, о том, что мы имеем дело с мужчиной, косвенно сообщает текст книги, а главное, выбор способа убийства.

Возраст, по той же статистике: от двадцати пяти до пятидесяти.

Надо выпросить у Истрика видео с камеры над подъездом. Надеюсь, они проведут хоть какое-то исследование, чтобы понимать, какого роста Хроникер. Раз женщина придерживала для него дверь, он на долю секунды оказался рядом, а это означает, что можно сравнить их рост.

Что дальше?

Хроникер убивает незнакомцев. Здесь он не исключение: шестьдесят два процента серийных убийц поступают так же. Любопытно другое: он, по всей видимости, не выходит на охоту, а действует под влиянием порыва. Все три “спасения” в книге описаны именно как случайность.

Что-то провоцирует его. Интересно, что именно? Голоса в голове? Слышит ангелов? Название книги прямо говорит об этом, однако текст – это его реальность, вывернутая наизнанку… Хотя отбрасывать мысль о голосах не стоит.

Другое дело, что мне это ничем не поможет.

Слишком разнообразен выбор жертв, вот в чем беда! Старуха в собственной квартире. Случайно встреченная девушка. Мужчина, за которым Хроникер оказался в очереди.

Почему именно они?

Где триггер?

Уголовные дела – вот что совершенно необходимо! Без них невозможно понять, что общего у жертв. Если это общее, конечно, имеется…»

Он раздраженно прищелкнул пальцами. Грузная женщина, катившая за собой сумку на колесиках, вздрогнула и в сердцах обругала его. Провожая взглядом ее сердитую спину, такую же мешковатую, как сумка, Илюшин вспомнил, как Хроникер перечислял продукты, которые купил в магазине.

Творог, сметана, мешок развесных конфет…

«А ведь ему за сорок. Голову на отсечение не дам, но мужчина лет тридцати вряд ли будет покупать развесные конфеты: он возьмет коробку».

Впрочем, подумав, Макар решил, что это слишком смелое предположение.

«Что я упустил? Ах да: он не бедствует. Автор выложил за “Песни ангелов Московской области” приличную сумму. Тысяча экземпляров на хорошей бумаге, а главное, с рекламным бюджетом, – на учительскую зарплату, например, так не разгуляешься… Если, конечно, Хроникер не откладывал деньги последние лет десять.