Лишняя. С изъяном
Часть 7 из 52 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я снова начала ходить к Брай: подошла пора собирать корни и грибы. Последние не только для отваров: травница весьма уважала грибные супы, да и вообще неплохая белковая прибавка к рациону. Я с ней в этом вопросе была полностью солидарна, к тому же, упражнения, наклоны и приседания помогали тренировать ногу, а тяжелая корзинка и мелкая моторика с ножом — попеременно — руку.
Зато к вечеру все тело гудело так, что не разогнуться.
Постоянные тренировки и использование резерва сделали своё дело. Я уже почти не задумываясь ощущала степень наполненности и яркости шара в груди и ювелирно отмеряла порции магии для заклинаний. Сейчас резерв был практически полон. Операции я закончила еще на прошлой неделе, и, как заметила мать-настоятельница, — чтоб ее глазастость повылазила! — выглядела уже почти нормально. Теперь главное — продолжать тренировки, и постепенно отвыкать от привычки волочить ногу и прижимать руку под грудью. Со здоровыми конечностями это выглядело вдвойне странно.
Хилли прижалась к моему боку теснее, подсознательно ища тепла.
Одеяло, выданное пансионом, только теоретически называлось шерстяным: в нем было столько дыр и заплаток, что скорее его следовало назвать кружевным. И грело оно соответствующе. Дополнительных вещей нам не выдавали, будь то одежда или предметы обихода, так что приходилось все годы обучения терпеть, мерзнуть и закаляться.
Ну, хоть платья меняли в соответствии с ростом. Но то, скорее, из соображений приличия: выше щиколотки юбки не положены как леди, так и — тем более! — монашкам. Обувь выдавали неохотно, и размера на два больше, чем нужно. На вырост. Так что за эти десять лет у меня сменилось всего три пары. Нынешняя мне уже поджимала пальцы — надеюсь, в ближайшее время выдадут новую. Хорошо хоть зимы в Рионе не холодные и короткие. Даже снег бывает редко, а так — около двух-трёх днем, а по ночам подмораживает до инея. Так что одной парой вполне можно обойтись круглый год, только носки потеплее.
Повертевшись и так и эдак, я поняла, что мне нужно в туалет. Вставать в негостеприимный холод не хотелось, но и заснуть так не получалось. Пошарив рукой, я нащупала вязаную шаль — очередной дар Брай. Хоть и поизносившаяся порядком, она отлично грела, уж точно лучше одеял. Жаль, что узенькая, всего сантиметров тридцать в ширину, почти шарфик, а то я ей бы и укрывалась.
Замотавшись в шаль по самые уши, я выползла в холодный и темный коридор. Не, я так далеко не уйду. Все же надо свечку зажечь. Вернувшись в комнату, я взяла с тумбочки подсвечник и, крадучись, снова вышла. Зажгла огонек от горевшей в коридоре лампады — как раз на такие случаи — и пошла по своим делам.
Отсутствовала я недолго, минут пятнадцать. В тишине спящего пансиона в какой-то момент мне почудился протяжный скрип. По замёрзшей и без того спине пробежали мурашки: только призраков мне не хватало.
Вернувшись в келью, я поставила свечку на стол, но не задула.
Это за меня сделал сквозняк.
Насторожившись, я оглядела комнату. В отличие от коридора, тонувшего в темноте, кроме крохотного уголка с лампадой, комната, хоть и скудно, освещалась луной. Даже без дополнительного огонька было видно, что окно приоткрыто. Рама прилегала неплотно, и я всегда закрывала ее с усилием, еще и натыкала травы в щели, чтобы не дуло. Под моими ногами сухо хрустнуло сено.
Неужели Хилли стало душно, и она решила проветрить? Сомневаюсь.
Осторожно, на цыпочках, я прокралась к окну. Крючок, сцеплявший рамы, был откинут, и створка чуть поскрипывала, движимая сквозняком. В саду под окнами мне почудилось движение, и я поспешно прижалась к стене, уходя из зоны видимости.
— Хилли, ты спишь? — прошептала я, подозревая дурное. Подруга не ответила.
Я шагнула к кровати, преодолевая внутреннее сопротивление, уже догадываясь, что там увижу, и страстно желая оттянуть этот момент.
На жутковатое мгновение мне показалось, что это я лежу на постели, откинув голову на подушку и обнажив беззащитное горло. Шею, будто тугое коралловое ожерелье, перечеркивала поперёк алая полоса. Крови вытекло немного… Скорее, ее задушили чем-то вроде проволоки, нежели перерезали горло, механически отметил врач где-то глубоко внутри.
Дрожащей рукой проверила пульс. Конечно же нету. Тронула сканирующим заклинанием мозг и сразу свернула. Поздно. Реанимации не подлежит.
Меня-принцессу трясло от ужаса.
На ее месте могла быть я.
Минуточку!.. От внезапного озарения меня зазнобило так, что застучали зубы.
На ее месте и в самом деле должна была быть я. Это моя спальня! Мы обе пепельные блондинки, оттенок в темноте особо не различишь. Если кто-то не знает нас лично, а действовал по описанию или фотографии, которые в этом мире пока еще отвратительного качества и черно-белые, вполне мог нас перепутать, даже при свете, а уж в темноте и говорить нечего.
Меня хотели убить.
Мысль с трудом укладывалась в голове.
Кто? Зачем?..
Кому могла помешать калека из пансиона?
Калека-принцесса, потенциальная претендентка на трон, поправила сама себя я. Паззл сложился неожиданно быстро.
Похоже, Ригна все же написала королю о чудесном исцелении.
А письмо настоятельницы с радостной вестью о моем выздоровлении наверняка не всех во дворце обрадовало. И первыми кандидатами в заказчики, что пришли мне в голову, были, собственно, мои родители. Сестра вряд ли в шестнадцать лет готова нанять убийцу, чтобы избавиться от соперницы в борьбе за престол.
Хотя не исключаю и такую вероятность.
Я не в курсе тонкостей политической ситуации в мире и столице. Газеты конечно давали представление о новинках в мире моды или законодательства, но все эти подводные течения и стремнины дворцовой жизни оставались в тени.
Визиты богато одетой пары в детскую вспоминались смутно, одно письмо в год с подарком и подачкой тоже не говорит о такой уж всепоглощающей любви. Они даже не приехали ни разу. А учитывая положение ущербных в местном обществе, мое выздоровление могло их и не порадовать.
Главная задача принцессы — удачно и выгодно выйти замуж. А кто возьмёт в жены бывшую калеку? Толку от меня не будет, а слухи пойдут. Пока что мое существование не то чтобы секрет — все делают вид, что меня нет и не было, как местные ученицы. Если бы я тихо ушла в монастырь, все вздохнули бы с облегчением: набожная принцесса куда лучше инвалида.
А если я буду всем мозолить глаза? Так и у сестры могут быть проблемы с замужеством: кто захочет в жены девушку из семьи с подпорченным здоровьем? А значит, не будет наследников, или ее муж начнёт диктовать условия королевской семье.
Настоятельница ведь точно не писала им о проснувшейся магии. Даже не знаю, к добру ли, что я утаила эту часть моего чудесного исцеления… Может, калека-маг пришёлся бы моим родителям больше по сердцу?
И Хилли была бы жива.
Но кто же знал, что Ригна все же напишет в столицу, несмотря на мою просьбу?!
А вполне возможно, это и не родители вовсе. Тогда кому и чем я помешала?
После первоначального ступора на меня напала жажда бурной деятельности. Адреналин с запозданием подействовал.
Вовремя.
Мне пора срочно делать ноги.
Сначала нужно собрать вещи. Причём не мои, а Хилли.
Прости, милая: мне придется притвориться тобой.
Если я хочу жить, никто не должен узнать, что покушение не удалось.
Я сбегала к ней в комнату, стараясь ступать бесшумно. Теперь, с вылеченной левой стороной, это получалось куда лучше. Келья Хилли располагалась чуть дальше по коридору, через две двери, и не запиралась — так же, как и моя. Я прикрыла за собой дверь и оглядела зеркальное отражение собственной комнатушки. Для начала надо проверить, есть ли у нее где-нибудь тайник.
Не может быть, чтобы девушка сбежала, не прихватив свои вещи.
Проверив все ящики и полки и не найдя ничего, кроме форменной одежды и белья, я перешла к кровати. Разумеется, Хилли хранила все ценное под матрасом.
Милая и наивная девочка, особым умом бедняжка не отличалась.
Так, главное не думать, где она сейчас и что с ней. Мне только расклеиться сейчас не хватало.
В тряпице оказались простенькая цепочка с небольшим кулоном из жемчуга в форме капельки, сложенная в несколько раз бумага и россыпь медяков. Мелочь я стряхнула в карман фартука — пригодится. Цепочку пока что туда же, чтобы не запутаться от нервов. Развернула бумажку — крохотное фото, отдаленно напоминающее Хилли в детстве, и несколько строчек текста. Имя, фамилия, возраст, особые приметы, адрес. Паспорт.
Пригодится.
Сгребла нижнее белье, которое чистое — положу к себе на полку, его не нумеруют, никто не заметит подмены. Размером мы примерно одинаковые.
Обувь. Ко мне она приходила в вязаных тапочках. Значит, нужно ее обувь тоже переставить ко мне — вроде как это моя.
Вернувшись с ворохом вещей к себе, я быстро рассортировала их по местам. Свои сложила на стуле стопочкой, чтобы не перепутать.
Подумав, я вытянула из-за ворота собственную цепочку. Кольца-печатки лежат в схроне вместе с деньгами, а цепочку я продолжала носить. Отчасти, чтобы показать настоятельнице, что у меня есть собственное мнение и с ним стоит считаться, — не будет же она отбирать драгоценности силой — отчасти потому, что хоть и редкие были подарки, но родители обо мне не забывали.
Сейчас с этим приметным подарком придется расстаться. Он подтвердит личность лежащей в постели девушки. Тонким золотым ручейком цепочка стекла на туалетный столик. Подойти к Хилли я пока не могла себя заставить. Сначала все соберу, закончу что могу… Потом.
Я чувствовала себя виноватой в ее смерти. Умом я понимала, что убила не я, значит, и грех не на мне, но глубоко внутри что-то выло в тоске — не уберегла, не спасла… Если бы меня не понесло среди ночи в туалет, убийца мог бы и передумать — испугался бы свидетелей или решил, что кельи перепутал.
А мог убить и обеих.
Отогнав угнетающие мысли — потом поплачу, когда будет куда забиться безопасно, — я сконцентрировалась на сборах. Сумка для трав, из которой я вытряхнула залежавшуюся труху, как раз пригодилась. Сменное белье, набор инструментов травницы — лопатка, серпик, нож, все размером с ладонь, не больше, в отдельном футляре. Никогда не знаешь, что пригодится в дороге. Яблоко, чудом оставшееся от полдника, полетело в сумку, следом — тщательно свернутая шаль.
Собственно, на этом мои вещи закончились. Жизнь в пансионе не способствовала обрастанию барахлом. Брать с собой было больше особо нечего.
Как бы я ни тянула с самой тяжелой частью плана, придется приступать. И поскорее, пока все спят.
Нужно заняться сначала собственным лицом, потом изменить Хилли.
По дороге к зеркалу я заметила, что на полу что-то блеснуло. Как дорожка, ведущая к окну, влажной цепочкой выстроились следы. Так. Что там делали на заре криминалистики? Я схватила лежавший на столе лист бумаги, и осторожно, приглядываясь, чтобы случайно не вступить в капли, подобралась к отпечаткам. Теперь аккуратно: неплотно положить сверху и сразу отнять — вода пропитывает местные листы мгновенно. Быстро, пока отпечаток не расплылся, обвела его карандашом тут же, на полу, поглядывая для сравнения на поблескивающий под луной оригинал.
Не знаю, насколько такая примитивная улика окажется полезной, но хотя бы размер обуви убийцы я теперь знаю. На всякий случай я еще замерила расстояние между отпечатками. Как определить рост по этим данным я себе представляла смутно, но опытным путём, думаю, выясню. Главное, хоть какая-то зацепка.
Бумагу я положила на просушку поверх сумки. Пока закончу с пластикой, как раз высохнет. Придвинула шаткий стул к крохотному зеркалу над умывальником, чтобы невысоко было падать в обморок если что, и решительно нюхнула крохотную дозу обезболивающего. Осталось еще после лечения, к моему великому счастью. Как бы я сейчас изменяла лицо без анестезии, не хотелось даже думать.
В зеркале я напоминала самой себе юную Клаудию Шиффер, только без родинки и рот чуть поменьше. Что ж. Пора сделать себе пластическую операцию. Не в лучшую сторону.
Кончик носа пришлось опустить, глаза уменьшить, надбровную дугу чуть увеличить, чтобы она нависала над глазами. Хилли была хорошенькой по местным меркам, то есть обладала круглым покатым лбом, ротиком-бантиком и пухлыми щечками, несмотря на общую худобу. Нарастить на своих скулах ткани я бы сейчас точно не смогла — на это уйдёт весь резерв, так что если что, сошлёмся на скудную кормежку в пансионе. Впрочем, пересекаться с людьми, близко знавшими Хилли, я не собиралась. Я не настолько цинична, чтобы на самом деле жить жизнью почившей подруги. Главное, попасть в столицу, а там сделаю себе новые документы, а возможно, и новое лицо.
Желудок пронзительно заурчал, сигнализируя, что для таких энергозатрат срочно необходим завтрак, а он и ужина-то толком не видел. Хорошо, что мой резерв все же успел за эти месяцы чуть прокачаться, а я — отточить заклинания, так что мне вполне хватило на изменение собственной внешности до неузнаваемости, и еще прилично осталось.
Достав из кармана фартука лежалый сухарь, я мрачно принялась жевать. Мне силы понадобятся, я еще и не приступала толком к задуманному.
Я нюхнула еще порошка, чтобы заглушить боль. Слишком много нельзя: отключусь или перестану соображать, а мне еще из окна лезть и калитку вскрывать.
Столько практики с мелкими мышцами на руке не прошло даром. Я отточила фиксирующие заклинания до совершенства. Это как платье: чтобы сшить новое, понадобится не один моток ниток. Но всего лишь ушить, посадить по фигуре, можно парой стежков. То же с лицом. Если бы я задумала менять структуру, увеличивать нос или наращивать подбородок, ушла бы прорва энергии. Вместо этого я подтягивала пальцами кожу в нужном направлении и буквально закрепляла магическим уколом.
Теперь еще одно, последнее, усилие. Себя я изменила. Осталось довершить подлог.
От умывальника с зеркалом до кровати два шага. Самые тяжёлые два шага в моей жизни… Хилли так и лежит на подушке, запрокинув голову и выставив горло. Крови еще чуть-чуть натекло — белье пропиталось и потемнело.
За окном светлеет — близится рассвет. Нужно бы поторопиться.
С волосами я ничего сделать не могу, надеюсь, что сильно приглядываться не будут. У нас обеих они очень длинные, и светлые. На фоне шока от мертвого тела, возможно, никто не обратит внимания на тонкости оттенков?
Зато к вечеру все тело гудело так, что не разогнуться.
Постоянные тренировки и использование резерва сделали своё дело. Я уже почти не задумываясь ощущала степень наполненности и яркости шара в груди и ювелирно отмеряла порции магии для заклинаний. Сейчас резерв был практически полон. Операции я закончила еще на прошлой неделе, и, как заметила мать-настоятельница, — чтоб ее глазастость повылазила! — выглядела уже почти нормально. Теперь главное — продолжать тренировки, и постепенно отвыкать от привычки волочить ногу и прижимать руку под грудью. Со здоровыми конечностями это выглядело вдвойне странно.
Хилли прижалась к моему боку теснее, подсознательно ища тепла.
Одеяло, выданное пансионом, только теоретически называлось шерстяным: в нем было столько дыр и заплаток, что скорее его следовало назвать кружевным. И грело оно соответствующе. Дополнительных вещей нам не выдавали, будь то одежда или предметы обихода, так что приходилось все годы обучения терпеть, мерзнуть и закаляться.
Ну, хоть платья меняли в соответствии с ростом. Но то, скорее, из соображений приличия: выше щиколотки юбки не положены как леди, так и — тем более! — монашкам. Обувь выдавали неохотно, и размера на два больше, чем нужно. На вырост. Так что за эти десять лет у меня сменилось всего три пары. Нынешняя мне уже поджимала пальцы — надеюсь, в ближайшее время выдадут новую. Хорошо хоть зимы в Рионе не холодные и короткие. Даже снег бывает редко, а так — около двух-трёх днем, а по ночам подмораживает до инея. Так что одной парой вполне можно обойтись круглый год, только носки потеплее.
Повертевшись и так и эдак, я поняла, что мне нужно в туалет. Вставать в негостеприимный холод не хотелось, но и заснуть так не получалось. Пошарив рукой, я нащупала вязаную шаль — очередной дар Брай. Хоть и поизносившаяся порядком, она отлично грела, уж точно лучше одеял. Жаль, что узенькая, всего сантиметров тридцать в ширину, почти шарфик, а то я ей бы и укрывалась.
Замотавшись в шаль по самые уши, я выползла в холодный и темный коридор. Не, я так далеко не уйду. Все же надо свечку зажечь. Вернувшись в комнату, я взяла с тумбочки подсвечник и, крадучись, снова вышла. Зажгла огонек от горевшей в коридоре лампады — как раз на такие случаи — и пошла по своим делам.
Отсутствовала я недолго, минут пятнадцать. В тишине спящего пансиона в какой-то момент мне почудился протяжный скрип. По замёрзшей и без того спине пробежали мурашки: только призраков мне не хватало.
Вернувшись в келью, я поставила свечку на стол, но не задула.
Это за меня сделал сквозняк.
Насторожившись, я оглядела комнату. В отличие от коридора, тонувшего в темноте, кроме крохотного уголка с лампадой, комната, хоть и скудно, освещалась луной. Даже без дополнительного огонька было видно, что окно приоткрыто. Рама прилегала неплотно, и я всегда закрывала ее с усилием, еще и натыкала травы в щели, чтобы не дуло. Под моими ногами сухо хрустнуло сено.
Неужели Хилли стало душно, и она решила проветрить? Сомневаюсь.
Осторожно, на цыпочках, я прокралась к окну. Крючок, сцеплявший рамы, был откинут, и створка чуть поскрипывала, движимая сквозняком. В саду под окнами мне почудилось движение, и я поспешно прижалась к стене, уходя из зоны видимости.
— Хилли, ты спишь? — прошептала я, подозревая дурное. Подруга не ответила.
Я шагнула к кровати, преодолевая внутреннее сопротивление, уже догадываясь, что там увижу, и страстно желая оттянуть этот момент.
На жутковатое мгновение мне показалось, что это я лежу на постели, откинув голову на подушку и обнажив беззащитное горло. Шею, будто тугое коралловое ожерелье, перечеркивала поперёк алая полоса. Крови вытекло немного… Скорее, ее задушили чем-то вроде проволоки, нежели перерезали горло, механически отметил врач где-то глубоко внутри.
Дрожащей рукой проверила пульс. Конечно же нету. Тронула сканирующим заклинанием мозг и сразу свернула. Поздно. Реанимации не подлежит.
Меня-принцессу трясло от ужаса.
На ее месте могла быть я.
Минуточку!.. От внезапного озарения меня зазнобило так, что застучали зубы.
На ее месте и в самом деле должна была быть я. Это моя спальня! Мы обе пепельные блондинки, оттенок в темноте особо не различишь. Если кто-то не знает нас лично, а действовал по описанию или фотографии, которые в этом мире пока еще отвратительного качества и черно-белые, вполне мог нас перепутать, даже при свете, а уж в темноте и говорить нечего.
Меня хотели убить.
Мысль с трудом укладывалась в голове.
Кто? Зачем?..
Кому могла помешать калека из пансиона?
Калека-принцесса, потенциальная претендентка на трон, поправила сама себя я. Паззл сложился неожиданно быстро.
Похоже, Ригна все же написала королю о чудесном исцелении.
А письмо настоятельницы с радостной вестью о моем выздоровлении наверняка не всех во дворце обрадовало. И первыми кандидатами в заказчики, что пришли мне в голову, были, собственно, мои родители. Сестра вряд ли в шестнадцать лет готова нанять убийцу, чтобы избавиться от соперницы в борьбе за престол.
Хотя не исключаю и такую вероятность.
Я не в курсе тонкостей политической ситуации в мире и столице. Газеты конечно давали представление о новинках в мире моды или законодательства, но все эти подводные течения и стремнины дворцовой жизни оставались в тени.
Визиты богато одетой пары в детскую вспоминались смутно, одно письмо в год с подарком и подачкой тоже не говорит о такой уж всепоглощающей любви. Они даже не приехали ни разу. А учитывая положение ущербных в местном обществе, мое выздоровление могло их и не порадовать.
Главная задача принцессы — удачно и выгодно выйти замуж. А кто возьмёт в жены бывшую калеку? Толку от меня не будет, а слухи пойдут. Пока что мое существование не то чтобы секрет — все делают вид, что меня нет и не было, как местные ученицы. Если бы я тихо ушла в монастырь, все вздохнули бы с облегчением: набожная принцесса куда лучше инвалида.
А если я буду всем мозолить глаза? Так и у сестры могут быть проблемы с замужеством: кто захочет в жены девушку из семьи с подпорченным здоровьем? А значит, не будет наследников, или ее муж начнёт диктовать условия королевской семье.
Настоятельница ведь точно не писала им о проснувшейся магии. Даже не знаю, к добру ли, что я утаила эту часть моего чудесного исцеления… Может, калека-маг пришёлся бы моим родителям больше по сердцу?
И Хилли была бы жива.
Но кто же знал, что Ригна все же напишет в столицу, несмотря на мою просьбу?!
А вполне возможно, это и не родители вовсе. Тогда кому и чем я помешала?
После первоначального ступора на меня напала жажда бурной деятельности. Адреналин с запозданием подействовал.
Вовремя.
Мне пора срочно делать ноги.
Сначала нужно собрать вещи. Причём не мои, а Хилли.
Прости, милая: мне придется притвориться тобой.
Если я хочу жить, никто не должен узнать, что покушение не удалось.
Я сбегала к ней в комнату, стараясь ступать бесшумно. Теперь, с вылеченной левой стороной, это получалось куда лучше. Келья Хилли располагалась чуть дальше по коридору, через две двери, и не запиралась — так же, как и моя. Я прикрыла за собой дверь и оглядела зеркальное отражение собственной комнатушки. Для начала надо проверить, есть ли у нее где-нибудь тайник.
Не может быть, чтобы девушка сбежала, не прихватив свои вещи.
Проверив все ящики и полки и не найдя ничего, кроме форменной одежды и белья, я перешла к кровати. Разумеется, Хилли хранила все ценное под матрасом.
Милая и наивная девочка, особым умом бедняжка не отличалась.
Так, главное не думать, где она сейчас и что с ней. Мне только расклеиться сейчас не хватало.
В тряпице оказались простенькая цепочка с небольшим кулоном из жемчуга в форме капельки, сложенная в несколько раз бумага и россыпь медяков. Мелочь я стряхнула в карман фартука — пригодится. Цепочку пока что туда же, чтобы не запутаться от нервов. Развернула бумажку — крохотное фото, отдаленно напоминающее Хилли в детстве, и несколько строчек текста. Имя, фамилия, возраст, особые приметы, адрес. Паспорт.
Пригодится.
Сгребла нижнее белье, которое чистое — положу к себе на полку, его не нумеруют, никто не заметит подмены. Размером мы примерно одинаковые.
Обувь. Ко мне она приходила в вязаных тапочках. Значит, нужно ее обувь тоже переставить ко мне — вроде как это моя.
Вернувшись с ворохом вещей к себе, я быстро рассортировала их по местам. Свои сложила на стуле стопочкой, чтобы не перепутать.
Подумав, я вытянула из-за ворота собственную цепочку. Кольца-печатки лежат в схроне вместе с деньгами, а цепочку я продолжала носить. Отчасти, чтобы показать настоятельнице, что у меня есть собственное мнение и с ним стоит считаться, — не будет же она отбирать драгоценности силой — отчасти потому, что хоть и редкие были подарки, но родители обо мне не забывали.
Сейчас с этим приметным подарком придется расстаться. Он подтвердит личность лежащей в постели девушки. Тонким золотым ручейком цепочка стекла на туалетный столик. Подойти к Хилли я пока не могла себя заставить. Сначала все соберу, закончу что могу… Потом.
Я чувствовала себя виноватой в ее смерти. Умом я понимала, что убила не я, значит, и грех не на мне, но глубоко внутри что-то выло в тоске — не уберегла, не спасла… Если бы меня не понесло среди ночи в туалет, убийца мог бы и передумать — испугался бы свидетелей или решил, что кельи перепутал.
А мог убить и обеих.
Отогнав угнетающие мысли — потом поплачу, когда будет куда забиться безопасно, — я сконцентрировалась на сборах. Сумка для трав, из которой я вытряхнула залежавшуюся труху, как раз пригодилась. Сменное белье, набор инструментов травницы — лопатка, серпик, нож, все размером с ладонь, не больше, в отдельном футляре. Никогда не знаешь, что пригодится в дороге. Яблоко, чудом оставшееся от полдника, полетело в сумку, следом — тщательно свернутая шаль.
Собственно, на этом мои вещи закончились. Жизнь в пансионе не способствовала обрастанию барахлом. Брать с собой было больше особо нечего.
Как бы я ни тянула с самой тяжелой частью плана, придется приступать. И поскорее, пока все спят.
Нужно заняться сначала собственным лицом, потом изменить Хилли.
По дороге к зеркалу я заметила, что на полу что-то блеснуло. Как дорожка, ведущая к окну, влажной цепочкой выстроились следы. Так. Что там делали на заре криминалистики? Я схватила лежавший на столе лист бумаги, и осторожно, приглядываясь, чтобы случайно не вступить в капли, подобралась к отпечаткам. Теперь аккуратно: неплотно положить сверху и сразу отнять — вода пропитывает местные листы мгновенно. Быстро, пока отпечаток не расплылся, обвела его карандашом тут же, на полу, поглядывая для сравнения на поблескивающий под луной оригинал.
Не знаю, насколько такая примитивная улика окажется полезной, но хотя бы размер обуви убийцы я теперь знаю. На всякий случай я еще замерила расстояние между отпечатками. Как определить рост по этим данным я себе представляла смутно, но опытным путём, думаю, выясню. Главное, хоть какая-то зацепка.
Бумагу я положила на просушку поверх сумки. Пока закончу с пластикой, как раз высохнет. Придвинула шаткий стул к крохотному зеркалу над умывальником, чтобы невысоко было падать в обморок если что, и решительно нюхнула крохотную дозу обезболивающего. Осталось еще после лечения, к моему великому счастью. Как бы я сейчас изменяла лицо без анестезии, не хотелось даже думать.
В зеркале я напоминала самой себе юную Клаудию Шиффер, только без родинки и рот чуть поменьше. Что ж. Пора сделать себе пластическую операцию. Не в лучшую сторону.
Кончик носа пришлось опустить, глаза уменьшить, надбровную дугу чуть увеличить, чтобы она нависала над глазами. Хилли была хорошенькой по местным меркам, то есть обладала круглым покатым лбом, ротиком-бантиком и пухлыми щечками, несмотря на общую худобу. Нарастить на своих скулах ткани я бы сейчас точно не смогла — на это уйдёт весь резерв, так что если что, сошлёмся на скудную кормежку в пансионе. Впрочем, пересекаться с людьми, близко знавшими Хилли, я не собиралась. Я не настолько цинична, чтобы на самом деле жить жизнью почившей подруги. Главное, попасть в столицу, а там сделаю себе новые документы, а возможно, и новое лицо.
Желудок пронзительно заурчал, сигнализируя, что для таких энергозатрат срочно необходим завтрак, а он и ужина-то толком не видел. Хорошо, что мой резерв все же успел за эти месяцы чуть прокачаться, а я — отточить заклинания, так что мне вполне хватило на изменение собственной внешности до неузнаваемости, и еще прилично осталось.
Достав из кармана фартука лежалый сухарь, я мрачно принялась жевать. Мне силы понадобятся, я еще и не приступала толком к задуманному.
Я нюхнула еще порошка, чтобы заглушить боль. Слишком много нельзя: отключусь или перестану соображать, а мне еще из окна лезть и калитку вскрывать.
Столько практики с мелкими мышцами на руке не прошло даром. Я отточила фиксирующие заклинания до совершенства. Это как платье: чтобы сшить новое, понадобится не один моток ниток. Но всего лишь ушить, посадить по фигуре, можно парой стежков. То же с лицом. Если бы я задумала менять структуру, увеличивать нос или наращивать подбородок, ушла бы прорва энергии. Вместо этого я подтягивала пальцами кожу в нужном направлении и буквально закрепляла магическим уколом.
Теперь еще одно, последнее, усилие. Себя я изменила. Осталось довершить подлог.
От умывальника с зеркалом до кровати два шага. Самые тяжёлые два шага в моей жизни… Хилли так и лежит на подушке, запрокинув голову и выставив горло. Крови еще чуть-чуть натекло — белье пропиталось и потемнело.
За окном светлеет — близится рассвет. Нужно бы поторопиться.
С волосами я ничего сделать не могу, надеюсь, что сильно приглядываться не будут. У нас обеих они очень длинные, и светлые. На фоне шока от мертвого тела, возможно, никто не обратит внимания на тонкости оттенков?