Лишняя. С изъяном

Отмахавшись от таких ужасов, я попросила Лану набрать ванну. Лучше в молоке полежать — уж точно полезнее ртути.

А чтобы не отличаться от модниц, — увы, от вредных белил со свинцом отказались только благоразумные проститутки, а леди продолжали успешно травиться — на лицо намажу рисовую муку. Если с кремом смешать хорошо, то один вечер продержится. Главное, не потеть сильно.

Опера оказалась скучнейшим действом. Мало того, что сюжет подкачал, так еще и исполняли все роли исключительно мужчины, и за дам не пели, а орали фальцетом. Битый час, пока шло представление, я изучала в бинокль декорации и костюмы актеров. Вот где настоящее произведение искусства. Так подробно раскрашено, такая вышивка тонкая — заглядение.

Заодно рассмотрела наряды и прически сидевших в соседних ложах дам. Мсье Шабли постарался на славу, мои рюшечки были достаточно обильны, чтобы не выделяться среди большинства. От сала я отказалась наотрез, как и от вавилонов, мы сошлись с Ланой на том, что завили мне локоны раскалёнными щипцами. Отсутствие вычурной прически я компенсировала замысловатой шляпкой. От идеи кутюрье пришёл в полный восторг и натворил мне штук шесть разных, на радостях, на все случаи жизни. Некоторые даже с вуалями, так что на обеих сторонах реки пригодятся.

Самое интересное, как и обещал барон, началось в антракте. Перерыв между частями делали не десять-пятнадцать минут, а целый час. Собственно, ради этого чаще всего аристократы и ходили в оперу. Пообщаться, познакомиться, присмотреться. Матроны подбирали женихов засидевшимся девицам, парочки переглядывались через зал и переговаривались сигналами вееров и перчаток, дельцы обговаривали детали сделок.

Я подумывала остаться в ложе, но барон поднялся — и мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Чертов этикет! Даже посидеть в театре одной даме не позволялось.

Послушно положив затянутую в перчатку руку на сгиб его локтя, я поплелась за Суоном в кишевший людьми коридор. Зря я надеялась, что мы сбегаем в буфет и обратно. Его Милость шёл медленно, вдумчиво вглядываясь в мелькающие лица, периодически выдавая мне комментарии по поводу них. Вроде «О, наш завсегдатай из казино, должен уже тысячу фунтов. Скоро будет вынужден продать фамильное гнездо» или «Старый клиент Лалики. Особенно зачастил теперь, когда есть услуга связывания покорных женщин».

И глазами на меня — зырк!

Я только плечами пожала. Контракты составлены мною на совесть, надеюсь, мадам не забывает их подсовывать клиентам перед развлечением. А учитывая, что клиенты теперь в основном маги, их обуздать вообще проще простого. Это простой матрос еще побуянить может, пока кирпич на голову не упадёт. А если маг подписанный договор нарушит — его сразу скрючит так, что уже не до связанных женщин будет.

А вот и очередное знакомое лицо.

— Кто это? — шепнула я барону, кивая на приметного низкорослого толстяка в роскошном, расшитом жемчугом и золотом камзоле. Рядом с ним скромно стояла, потупившись, хрупкая как тростинка женщина лет тридцати. Бледная моль вроде меня — она полностью терялась на фоне ярко украшенного платья.

— Наш министр культуры и искусства, — пояснил приемный отец краем рта, любезно улыбаясь знакомому.

Мило. Оказывается, министр культуры любит, когда его шлепают и ставят в угол. Да, по сравнению с Дениз жена однозначно проигрывает. Такая точно не будет командовать и наказывать, скорее ее гонять будут. Эдакая вечная жертва.

— Лорд Суон, давно вас не видели, — раздался над моим ухом бархатистый баритон. Очень медленно, будто под ногами растяжка от бомбы, я развернулась в сторону говорившего.

Только бы не узнал! Что этот вообще здесь делает? Он же на левом берегу работает, я думала, что и живет там же.

Рыжий Бродерик, для разнообразия вырядившийся не в униформу, в которой приходил в клуб, а в густо-синий сюртук и соответствующие узкие брюки, любезно улыбался барону. Тот расплылся в ответной улыбке и потянул меня за собой, не заметив легкой заминки с моей стороны.

— Хочу тебе представить Салливанов. Они необычные, — шепнул приемный отец краем рта.

Семья, с которой решил меня познакомить барон, и правда отличалась от остальных гостей оперы. Хотя бы тем, что среди них был откровенный инвалид.

Под руку капитана держала моложавая женщина лет сорока на вид. Если только это не мачеха, а родная мать — она очень хорошо сохранилась: ее сыновьям минимум по двадцать пять лет. Их отец передвигался в инвалидной коляске, которой управлял, похоже, силой мысли. Ничего похожего на пульт управления я не заметила, руками он колёса не трогал, но как-то она сама передвигалась туда, куда ему было нужно. Воздушник, наверное.

— Капитан Салливан, лорд Салливан, лорд Салливан, — барон по очереди приветствовал мужчин, чуть склоняя голову перед каждым из них. Как ни странно, нетитулованного он приветствовал чуть ли не более уважительно, чем остальных.

Я скромно потупилась, скрывая глаза: кроме голоса, это единственное, что может меня выдать. Про себя отметила, что хоть фамилия у них и одинаковая, но приветствовал их барон по-разному. В памяти всплыли фразы из учебников: лордами называют только магов благородного происхождения. Поскольку я официально удочерена бароном, то теперь тоже леди. Снова.

Бродерик, конечно, видел меня только под маской и в полумраке зала или переулка, но кто его, глазастого профессионала, знает?

— Позвольте представить мою дочь, Хиллари Суон, — приемный отец отступил на полшага, открывая мне место для манёвра. В узких, но многослойных юбках приседать еще то удовольствие.

— Очень приятно, — пискляво пролепетала я, трепеща ресницами и старательно пялясь на обувь Салливанов. Не знаю, что уж обо мне подумала семья детектива, но вслух меня разноголосо заверили, что им тоже приятно безумно. Отец семейства подкатил ко мне, — буквально — виртуозно притормозив в сантиметрах от подола, и деликатно изобразил воздушный поцелуй перчатки. Салливан-старший был столь же медно-рыж, как и его оба сына. Мать, темная шатенка, передала детям только вытянутый овал лица и ясные, с четким, чуть угловатым верхним веком глаза. Брат детектива исполнил церемониал не задерживаясь, и я не без внутренней дрожи повернулась вполоборота к последнему новому-старому знакомцу, протягивая пальцы.

Бродерик склонился над моей рукой для поцелуя, да так и застыл, как заворожённый уставившись на мои губы. Не очень-то вежливо, согласно местному этикету. Либо они ему кажутся знакомыми, либо он на меня запал.

Я похлопала глазами, поглядывая на него исподлобья. Классический приём местных девиц — лицо сразу приобретает нужные по канону красоты пропорции: ротик уменьшается, глаза увеличиваются, щечки округляются.

Младший Салливан чуть дернул глазом и тряхнул головой, приходя в себя. «Померещилось», — явно читалось в его глазах. Конечно, где таинственная незнакомка под маской, нагло глядевшая ему в лицо и, не задумавшись, ковырявшаяся в трупах, — и где аристократка в розовых рюшечках.

— Герои — что отец, что старший сын, — пробормотал лорд Суон, когда необычная семейка двинулась дальше, рассекая толпу, как ледокол Северный океан. Я невольно обратила внимание: редкие аристократы сами заговаривали с этой четверкой. А если и заводили беседу, то старательно игнорировали не инвалида, как я бы ожидала от местного извращённого общества, а совершенно здорового, на первый взгляд, Бродерика. — Фаррел, отец семейства, из виконта стал герцогом после того, как угомонил практически в одиночку покушавшиеся на нашу границу провенсские войска. Сильный он маг, водник, семерка. Умный, и жена тоже. Вместе формулы новых заклинаний выводят. Эдна, кстати, одна из первых совместный, мужской и женский одновременно, факультет искусства закончила. Редко тогда кто осмеливался из дам не на бытовой идти. Да что там! Если семья традиционных взглядов — дай Всеединый, чтобы вообще учиться отпустили. Сдерживаться дома научат — и сиди наследников рожай сильных.

— А ноги он как потерял? — вот уж не ожидала от лорда Суона такой озабоченности женскими судьбами. Хотя он вообще для местного общества весьма прогрессивный, можно и не удивляться нестандартным взглядам на обучение.

— Они на месте. Только пользоваться не может. Тогда, на границе, его маг противников зацепил перед смертью. Обрушил под ним землю — тот провалился, а внизу камни острые. Чудом целители с того света вытащили, а ноги так и не смогли восстановить.

Скорее всего, не ноги, а спину. Повредил, наверное, позвоночник во время падения, а местные залечили, как смогли. Жаль мужика. Я снова глянула вслед удалявшейся в сторону боковой ложи семье и поймала настороженный, изучающий взгляд Бродерика, направленный точно на меня.

— А старший сын чем отличился? — старательно сохраняя безразличный тон, уточнила я.

— Он закрыл собой принцессу во время покушения, — скупо и быстро ответил барон, улыбаясь новому собеседнику. Я ощутила внезапный укол ревности и сама себе несколько удивилась. Вроде мы ничего друг другу не обещали и разговаривали-то три раза, считая сегодня, почему меня так бесит мысль, что он мог быть влюблён в мою сестру? Просто так же телом не прикрывают от смертельного удара.

Или все же бывает? Мало ли… Та самая магическая клятва заставила.

Остаток вечера я кусала губы, старательно не глядя в сторону боковой ложи, зато всей левой стороной лица чувствуя знакомый горячий взгляд детектива Салливана.





Глава 17





В Дорсетте царствовала зима — время простуд и упадка сил.

Отвар на женьшене, который я делала кастрюлями на весь бордель, в этот раз сварила и на долю барона. Точнее, одну порцию сделала у Лалики, а вторую заварила в его доме, потому что напиток этот лучше употреблять в горячем виде.

Отреагировал лорд Суон странно.

— Так в каком пансионе ты жила? — он уставился в кружку, будто зеленоватая жидкость была кислотой, которая вот-вот на него прыгнет.

— Святой Елены, — я не видела смысла скрывать эту часть своей биографии. Если он не идиот, то давно сопоставил время моего появления у мадам и побега «убийцы принцессы». Раз до сих пор не донёс, то и не донесёт.

— Знакомый вкус, — Ормонд осторожно отхлебнул отвар, задержав глоток на языке. Выражение на его лице было странное: будто ему одновременно приятно и больно.

— Меня Брай научила. Травница, которая живет на территории монастыря, — пояснила я. Лорд Суон поднял на меня затравленный взгляд.

— Как, говоришь, ее зовут?

— Брай, — недоумевая, повторила я.

— А лет ей сколько? — продолжил допрос барон, забыв про раскалённую кружку, которую сжимал обеими руками.

— Около сорока, — ответила я на автопилоте, а потом уже задумалась. Чего он так заинтересовался простой травницей? Ох, недаром у меня были подозрения по поводу слишком уж образованной ведьмы в дорогих, хоть и поношенных платьях. По возрасту они примерно в одном поколении, если Брай из благородных, вполне могли где-то пересекаться. Как у них там, на правом берегу заведено? На приемах и балах, да.

— А что? — с запозданием полюбопытствовала я. Суон вспомнил про кружку наконец, резко поставил ее на стол, чуть не расплескав содержимое, и подул на обожженные ладони.

— Ничего, — пожал он плечами с безразличным видом. Если бы я не была в курсе его основной профессии, даже поверила бы.

Но ворошить его прошлое не стала. Захочет — сам расскажет. У меня и своих секретов полно, чтобы еще в чужие лезть.

Суон начал ворошить прошлое сам. Настоятельно расспрашивал меня о пансионе, чуть ли не каждый вечер, хотя раньше проявлял завидное безразличие к моему прошлому. Уловив направление его интереса, я все беседы старательно сворачивала к травнице. Чем меньше деталей обо мне барон будет знать, тем лучше ему же. А о Брай он, похоже, мог слушать бесконечно. Как выглядит, чем увлекается, во что одевается. Узнав, что то платье, в котором я приехала, принадлежало ей, он помрачнел, а я вспомнила, в каком поношенном оно было состоянии и насколько вышло из моды. Да, не до гардероба было Брай, ой не до гардероба.

Как я и подозревала, не от хорошей жизни женщина подалась в монастырь. Что там у них за драматическая история с Суоном, не знаю, но что-то мне подсказывает, что похожие по стилю платья, в которые меня одели в первый день у барона, принадлежали именно Брай, а не просто случайно завалялись в доме. Очень уж даты подозрительно совпадают. Сбежавшая жена? Невеста? Не сошлись характерами или ей не понравилось его назначение на левый берег?

Все мои вопросы по теме барон тщательно не замечал, и я отступила, уняв любопытство. Каждый, в конце концов, имеет право на личную жизнь, даже воротила теневого бизнеса.

«Казино» пользовалось бешеной популярностью, даже переплюнув кабаре. Чтобы дать девочкам подработать, Барон согласился иногда пускать их на сцену, которую я как раз на такие случаи убирать совсем не стала. Замаскировала занавесом, но очень уж сложная и полезная система ходов была под ней, чтобы пускать туда посторонних. Так что иногда она теперь открывалась — и крепенькие, румяные, готовые на все девицы в не особо закрытых одеяниях плясали что-нибудь задорное или пели чувственные баллады, завлекающе поводя то коленкой, то приобнаженным плечиком.

Я лавировала мимо столиков, единственная не полураздетая женщина в здании. Всем посетителям первым делом объясняли, что даму в вуали трогать нельзя категорически. Степень нашего родства на левом берегу Барон не афишировал, и меня совершенно логично записали народной молвой в его любовницы. Понятное дело, на собственность левобережного повелителя даже чихнуть боялись.

Сколько я ни прислушивалась к разговорам живьём, сколько ни лопатила стенограммы — ничего нового ни о покушении на принцессу, ни о прочих убийствах не узнала. Слухи бродили самые разные, начиная с того, что принцессы все же не стало, а четвертый поток вызвал малолетний бастард Его Величества, заканчивая тем, что Катраону заточили в темницу за связи с бунтовщиками. Но о причинах всей этой истории ничего не говорили. То ли опасались отдачи клятвы за неуважение, — значит, и правда отец отличился — то ли все равно им было, за что убили несчастного набожного инвалида. Катраона их интересовала только потому, что выжила и посеяла смуту на правом берегу. Умерла бы просто и тихо — никто бы и не вспомнил.

Зато об убийстве проституток и одиноких девиц — вообще ни слова, будто и не было ничего. А может, и правда не дошли такие шокирующие новости до правобережных. Зачем им покой мутить? Все равно из знати никто не пострадал, а до простых, как я и говорила Бродерику, никому дела нет.

Весна в этом году запаздывала. По календарю наступил уже март, а дождь со снегом все не прекращался. Авто барона от аварий на обледенелой дороге спасали только шины, сделанные по моему наброску: с торчащими бугорками и резьбой «елочкой». Остальные автовладельцы на улицу не совались, передвигаясь на гужевом транспорте. Лошади тоже были не в восторге от погоды, скользили копытами по наледи и периодически ломали ноги, но, поскольку стоили бедолаги куда дешевле техники, участь их была предрешена.

Мысли о положении на архипелаге — кстати о предрешенной участи — не давали мне покоя. Исподволь, незаметно я влияла на восприятие людей, благо доступ к мозгам знати у меня теперь был в двойном объеме — в казино и в кабаре. В шоу все чаще участвовали темнокожие девочки, среди официанток и крупье тоже мелькали смуглые лица и иссиня-чёрные волосы. Ввезённые для практически рабского труда на правом берегу аборигены Алоа, как ни смешно это звучит, теперь рвались работать на левобережье. По их словам, там к ним относились с куда большим уважением.

Когда до меня доносили такие слухи, я только довольно улыбалась и организовывала новый тематический вечер в одной из локаций.

Главное — приучить рионцев к мысли, что алойцы тоже люди. А дальше оно само пойдет. Не без твёрдой направляющей руки, понятное дело, но ситуацию я собиралась рано или поздно обсудить с королем.

В том, что мы пересечемся в какой-то момент с Его Величеством, я не сомневалась. Другой вопрос, в каком качестве и захочет ли он меня слушать.

Встретились мы даже раньше, чем я думала.

На дне рождения. Моем и Наирин.

Восемнадцатилетие — официально — единственной принцессы отмечали с размахом. Гости съехались даже из соседних стран. Придворные буквально дрались за право быть приглашёнными — звали далеко не всех даже из знатных родов.

Моему приемному отцу присутствовать на празднике было положено по должности. При всем желании бы отвертеться не смог. А чтобы не мучиться одному, он прихватил еще и меня.

Ради такого случая мсье Шабли расстарался не на шутку. Повозмущался, что его вовремя не предупредили: всего за месяц — ничего себе поздно! Хотя, учитывая, какое платье он собирался мне шить, тут и полгода бы не хватило. Ручная вышивка пайетками по кружеву, множество слоев хрустящей переливающейся тафты и наверху всего этого богатства — плотно облегающий верх со скромным квадратным вырезом и длинными рукавами, украшенный всего лишь тонкими, едва заметными полосками стекляруса. Собственно, недели три бедняжки помощницы посвятили одной вышивке. Задача была блистать, но ни в коем случае не ярче принцессы. Когда я заикнулась, что не при моей общей блеклости затмевать кого-то, оскорбившийся мсье вскинул руку, не давая мне договорить.

— Вас одеваю я, леди Суон. Это значит, что при желании вы затмите кого угодно. Ну, кроме Ее Высочества, разумеется, — поспешно добавил он верноподданнически.

Хоть и уроженец другой страны, клятву он давал, как и все прочие. Королевская семья лучше всех, краше всех и непогрешима. Даже в таких мелочах, как парадный наряд.

Когда я под руку с бароном под зычный голос распорядителя, объявлявшего наше появление, спускалась по широким мраморным ступеням в разукрашенный алыми и белыми цветами зал, я мысленно поблагодарила неугомонного мсье. Сделай я по-своему, одень просто бальное платье из вороха лежавших в шкафу — все бы смотрели только на нас. На меня — с сочувствием, что отец на мне сэкономил, на барона — с неодобрением, по той же причине. Дамы должны сиять, блистать и переливаться. Это, можно сказать, их основная задача.

Благодаря мсье Шабли, я переливалась и блистала не хуже давешней елки. От тяжести платья ломило спину, голову оттягивало башнеобразное сооружение — от горы шпилек и гребней отвертеться все же не удалось. Не то место, чтобы прогрессорство насаждать. Моя задача сейчас — слиться с общей массой.

Барон цепко оглядел гостей, занятых закусками в ожидании именинницы и собственно бала. Я тоже осматривалась. Все-таки первый раз попала в королевский дворец после долгого, очень долгого отсутствия. Да и тогда, в детстве, в залы меня не пускали. Моей территорией была комната, прилежащие коридоры и сад.