«Линия Сталина». «Колыбель» Победы

«Надо же, долетели нормально, а я все думал, что шмякнемся, и брызги в стороны», – мысли текли спокойно, как-то даже тягуче, и страха в них не проглядывало, словно уже не жил, просматривал мелькающие перед глазами кадры кинохроники. Раскалывалась голова, пульсировала вспышками боли, сводящей с ума. Левая рука онемела, и нога тоже, словно налились свинцом. А самое хреновое, так это жар в груди, словно масла кипящего пятном вылили. Эти симптомы были знакомы: «Инфаркт с инсультом подобрались, пипец котенку скоро. Сетсу колдун настоящий, все правильно – здесь с этим бороться не умеют, и жить осталось считаные часы, если не минуты. Жалко Соню – но все, что можно и нельзя, я сделал. Предначертание, мать его в три боцманских загиба. Теперь бы с пользой и закончить затянувшийся на месяц спектакль – цирк уехал, а клоуны разбежались!»

– Вам плохо, Николай Михайлович?

– Укачало в самолете, Леша, видимо, постарел. – Гловацкий привычно отмахнулся от заботливого адъютанта – проницательный слишком стал его Семин, чуть что Софью вызывал последние дни – Николай Михайлович как мог скрывал накатившую на него хворь, чувствуя, что противостоять ей уже не в силах. Ни маты, ни лекарства уже не помогут – поздно, организм просто исчерпал все жизненные ресурсы.

– Помоги по лесенке спуститься, а то сам могу не сойти, – шепот был услышан, крепкая рука, как тисками, сдавила локоть. Поднялся с кресла, в глазах потемнело, словно пелена разлилась. Лицо обдуло свежим ветерком – утро явно встречало прохладой. Ведомый Семиным, он вовремя пригнулся в раскрытой двери, и осторожно спустился по ступенькам лесенки. Под ногами была твердь бетона. Гловацкий покачнулся, ноги подгибались, крепкое тело сейчас становилось бессильным.

– Здравствуйте, товарищ генерал-лейтенант! Как долетели? А мы вас тут дожидаемся. Приказано доставить в Москву.

Чуть резковатый голос с ощутимым кавказским акцентом неожиданно привел Николая Михайловича в чувство – примерно так же будит в казарме сигнал тревоги усталых солдат. Пелену в глазах словно стерли, так объектив наводит резкость. И первая же мысль моментально опалила душу ликующей радостью: «Да о такой удаче можно только мечтать – судьба сама ворожит мне и улыбается!»

Перед ним стоял крепенький комиссар госбезопасности 3‐го ранга, о его звании говорили три ромба в петлицах. Ростом с Гловацкого, побритый, из наград два ордена и знак почетного чекиста – меч, перечеркнувший щит. Глаза пронзительные, по-кавказски живые, но очень неприятные – видел не раз такие у абреков – с таким взглядом только матерые убивцы встречаются. Для них уже нет «тормозов» – что барану глотку резать, что ребенку, на губы словно резиновая натянута улыбка.

– Долетают летуны за стаканом водки, а бабы залетают, – в привычной грубоватой манере отозвался Гловацкий, даже не поздоровавшись. Да и к чему политесы разводить с тем, кого собираешься убить. Он мог улыбнуться Манштейну, но таким отморозкам – никогда. Тот враг, но эти намного хуже – ради власти по человеческим жизням бодренько шагали, растаптывая тысячи судеб своими начищенными до зеркального блеска сапогами. Боль ушла, исчезла, растворилась – тело само подготовилось к последней смертельной схватке, как бывало с ним всегда, когда начиналась рукопашная.

Все правильно рассчитал – «деза», запущенная через Питер и Псков, дошла до Кобулова, и тот, движимый интересом, не мог не приехать лично, ведь времени для разговора, а он должен состояться до встречи с товарищем Сталиным, было в обрез. Очень важный разговор. Особенно для того, кто интересуется членами ЦК, приближенными к Политбюро. И не только это сыграло роль «наживки», были и другие моменты.

– Вы бы не могли уделить мне немного времени, товарищ генерал, у нас оно есть в запасе. До Москвы мы доедем быстро, вас уже ожидают машины, – чекист показал рукою на два черных лимузина «ЗИС», что стояли на бетонной дорожке. Глаза отметили двух сотрудников НКВД у них, а на отдалении и пустой автобус для прибывших – с Гловацким прилетело восемь человек, включая Кузнецова, генерала Егорова, двух политработников, адъютантов и водителя, что числился еще его персональным охранником.

– Вон домик стоит, там комнатенка есть, чего разговор откладывать. – Гловацкий показал рукою на приземистое строение с камуфлированными стенками и крышей, с тремя окнами по фасаду. – Сдается мне, что оно как раз для ожидающих и предназначено. Там можно выкурить по папироске, и никто нам не помешает.

– Вы правы, товарищ генерал. Могу предложить вам чаю, после полета чашечка только на пользу. А члена Военного Совета и замначальника штаба фронта доставят в Москву немедленно. А мы догоним, наш разговор займет от силы четверть часа.

– Постоим, покурим, окрестностями полюбуемся, – раздался спокойный голос Кузнецова, что встал рядом с ним. И бросил напряженный взгляд на Гловацкого. Тот сразу понял – секретарь ленинградского обкома явно в курсе его разговора со Ждановым и Ворошиловым.

– Хорошо, – усмехнулся Гловацкий, указал взглядом на портфель. Член Военного Совета чуть кивнул в ответ – там были бумаги для Сталина, пакет с тетрадью, записи убористые… и убойные. Направляясь вслед за комиссаром, Николай Михайлович сделал характерный жест рукою, предназначенный для Семина и Мишки – они уже побывали с ним в переделках, так что поймут в момент. И, судя по напряженным лицам адъютанта и водителя, знак ими был расшифрован в ту же секунду.

«В доме два-три человека, не больше. Скорее даже один, у него мало людей, которым, безусловно, доверяет. Исключительно подельники. Сам ведь прекрасно просчитал, что могу послать его в три загиба – хорошая вещь есть, репутация называется. А их форму боятся – но тут не авторитет, а страх, фашисты столько генералов и командиров не убили, как эта братия. Как там перефраз Дзержинского – настоящий чекист должен иметь холодное сердце, горячие руки и чистую голову. Это же сколько они народа извели, если даже в XXI веке у них уйма поклонников. Действительно. Как в песенке – хорошими делами прославиться нельзя. Ничего, надеюсь, что возмездие к ним раньше придет и попыток реабилитации не будет!»

Гловацкий кривил губы в недоброй улыбке, идя следом за Кобуловым – видел его фото и узнал сразу. И прекрасно понимал, что теперь из домика один из них живым не выйдет, но сам надеялся, что пристрелит этого упыря раньше. В 2016 году очень много славословий лилось в адрес этих мерзавцев – иронизировали – кого, мол, «кровавой гэбней» называли?! Это защитники правосудия, невиновных не сажали, зря не расстреливали. И вообще – руки прочь от славных органов ВЧК, ОГПУ, НКВД и НКГБ! Какие миллионы расстрелянных, так, тысяч 600, не больше! Так и хотелось сказать – твари, вы вдумайтесь – это же население таких городов, как Иркутск или Ярославль! И почему тогда заправил сих организаций к стенке поставили – Ягоду, Ежова, Берию и прочих их подельников! Без права на реабилитацию! Не Сталин, а именно они раздували массовое доносительство – забыв железное русское правило – доносчику первый кнут!

Это им, и они сами ставили планы по арестам «вредителей», успешно их перевыполняли и требовали поднять квоты – стрелять и избивать – не уголь в шахте рубить! В 1990 году Гловацкий принимал участие во вскрытии рва, где были захоронены жертвы вот таких «борцов» – мутило всех курсантов неделю, от злости кулаки сжимались. Запомнил на всю жизнь – костяк с длинной русой косой, судя по размерам девчонка, и старик с седой бородой, с культею и рядом костыль. Это, что ли, враги народа?! А может, враги те, кто этот народ уничтожал?! Кто «раскулачивание» устроил?! Кто доносы писал, злорадно хихикая?! Кто в затылки стрелял, получая за «героизм» ордена?! Сейчас он с этой падалью, что считает людей за негодный мусор, счеты враз сведет! И будь что будет – но за тех же летчиков, которых еще не убили, но зверски пытали эти упыри, расплатится той же монетой! И будет прав – ему со многими ветеранами приходилось говорить, и практически все отзывались о «особистах» брезгливо, а вот «васильковых фуражек» вообще за людей не считали – руки у них по локоть в крови, и не вражеской, а своей. И яркий пример тому – годы Большого Террора!

– Проходите, садитесь! Сейчас нам чаю организуют!

– Когда такой чин НКВД говорит «садитесь», это следует понимать в его интерпретации?! Сидеть с вами я не буду, вы уж один сидите, а я у окошка постою, покурю, вопросики ваши выслушаю.

Гловацкий отошел к раскрытому окну – бросил на подоконник пачку папирос, чиркнул спичку. Обвел взглядом помещение – стол, стулья, комод буфета – у него чекист – от чайника идет парок. Через открытую дверь в комнату вошел еще один чекист – в руках тарелочки с закусочками. Ах, какая патриархальная пастораль!

– Мне говорили, что вы шутник изрядный, Николай Михайлович, но не верил. А теперь и сам вижу. Что это вы так на меня обиделись, ведь мы с вами незнакомы. Я…

– Я знаю, кто ты такой, Кобулов, и руки не подам! Брезгую! Х…ло ты, и п….ю помрешь!

Гловацкий выдохнул табачный дым, с откровенной усмешкой глядя на исказившееся лицо Кобулова. Еще бы, его боялись, перед ним трепетали, а тут… Не просто послали его по извечному русскому адресу заковыристыми словами, а сделали это умышленно громко. Вот только генерал не собирался давать ему ни секунды:

– По приказу маршала Ворошилова и с санкции товарища Жданова я провел расследование о побеге пленного генерала Манштейна! Того самого, что тут же нанес по нашей армии контрудар и деблокировал окруженную группировку в Локновском УРе. Побег ему обеспечил твой давний знакомец капитан Бочкарев – их опознали бойцы истребительного батальона, что проверяли документы означенного предателя. Сиди, гаденыш, я еще не все сказал! А вы только дернитесь – завалю как мамонтов! Ручки подняли и в угол отошли, словно школяры блудливые, на рукоблудии пойманные! Сидеть, падло! Завалю на хрен, предатель! Фашистский прихвостень!

«ТТ» и «ТК» – весомые аргументы в диалоге – особенно если смотрят прямо в лицо. Лицо Кобулова побагровело, он стал приподниматься со стула, но от генеральского рыка снова уселся. И ухитрился чуть мотнуть головой двоим своим сотрудникам, что вроде вели себя безучастно. Те сдвинулись к стене, внимательно смотря на Гловацкого. Вот только плавность этого движения все поставила на свои места – видел он таких не один раз, «волкодава» от «вертухая» мгновенно отличать научился. Валить их надо в первую очередь – раз такие пляски пошли, вы уж простите, ребята! Теперь мы все здесь ушли за красную черту жизни!

– Ты можешь обосновать свои слова, раз подозреваешь меня в таком преступлении, как организация побега немецкого генерала? И чей приказ ты выполняешь?! Товарищи Жданов и Ворошилов его отдать не могли…

– Приказ Родины, Кобулов! Как советский генерал и коммунист, а с тобою будет армейский комиссар Мехлис разбираться, а не Берия. Вышел ты из доверия! Каламбур, однако… Да ладно! А теперь слушайте все, только не дергайтесь, парни, – пристрелю. – Гловацкий говорил громко, и краем глаза видел, что стоящие у самолета военные как-то странно себя повели – стали доставать из кобур пистолеты. Что же – у него осталась пара минут, чтобы изложить все для них отчетливо, чтобы каждое слово запомнили.

– На германский генштаб вот уже больше двадцати лет работает агент, завербованный еще в меньшевистской Грузии кайзеровскими разведчиками. Его прозвище «Макс»! Ой, что вы дернулись, Кобулов, не ожидали?! Это мне Манштейн сказал, когда я ему на допросе все места отшиб сапогами. Это первый звонок – ты же из Грузии! Из нее и Бочкарев, что дал немцу сбежать и сам ушел с ним. И девчонку, что его опознала, сразу повесили. А ты их в «покойники» записал, следочки заметая! Это второй звонок! Третий тут же прогремел следом – немцы знали о нашем наступлении. Нет, измена среди штаба 11‐й армии исключена – фашисты не знали, где именно мы ударим, но вот когда и примерно где, точно ведали. Далее интереснее про твои дела выходит. – Гловацкий продолжал говорить громко, бросая обвинения, что являлись чистейшим блефом, которые Кобулов в один миг опровергнет, вот только у мертвых оправдания не принимают. Ненадежное это занятие, всякие спиритические сеансы устраивать!

– Любой вражеский агент обязан пробраться наверх как можно выше – тебе это удалось, МАКС! И ты помог Гитлеру вместе с братом – тот в рейхе атташе, а ты здесь! Вы ввели товарища Сталина в заблуждение относительно намерений Гитлера напасть на нашу страну…

– Что ты мелешь! Да ты…

– Сидеть, сука! Вякнешь или дернешься – второе прострелю!

Выстрел из «ТК» прозвучал громким хлопком – Гловацкому удалось попасть в ухо – все же четыре метра практически убойная дистанция, с нее он никогда не промахивался по пятирублевой монете – а здесь ухо больше спичечного коробка. Кобулов схватился за него ладонью, побледнел, кровь закапала между пальцами.

– Идет страшная война моторов, тот, кто захватит господство в воздухе, ее выиграет! Ты тут наследил – четвертый сигнал! Неужели можно поверить, что десятки летчиков, многие из которых Герои Советского Союза, станут поголовно предателями?! Ты смог это провернуть, их всячески избивали твои уроды Влодзимерский, Родос, Шварцман! Ты сам выписывал ордера на их аресты минуя наркома Меркулова! Что, не ждал, сволочь, такого?! Я многое на тебя накопал! Торопился ты моментом воспользоваться, доверием к тебе товарища Сталина и наркома Берии. И война грянула, а наша авиация без командования осталась. Вот и катастрофа! И в ней виноват ты, предатель, шпион и враг народа!

На какую-то секунду Гловацкий отвлекся – к дому бежали военные, все с оружием в руках, впереди водитель с ППД. Все правильно – они ведь слышали его монолог обличения, выстрел и сделали выводы.

– Сука!

Гловацкий успел выстрелить чуть раньше – оба чекиста плавно, но невероятно быстро ушли в стороны, выдернув оружие – «официант» «наган», а тот, что с чайником, – «ТТ». Кобулов тоже выхватывал свой «ТТ» из кобуры – но три секунды были в резерве, вряд ли этот упырь имел представление об огневых контактах, а тем более о рукопашной схватке. «Официант» свалился на пол – с такой дистанции выучка не спасет даже «волкодава», причем тех же «крапов» готовили ничуть не хуже, а Гловацкий получил свой берет если не одним из первых, то в первой полусотне точно. Все же роту натаскивали именно на борьбу с террористами и захват бандитов. Уж последних изрядно обезвредили, и стреляли оные прилично.

– Твою мать…


Хрип вырвался из горла, руку обожгло, «коровин» выпал из обмякшей ладони. Ударило в плечо – но вскользь, так в него уже попадали. Тело само качнуло «маятник» – «ТТ» в правой руке посылал пулю за пулей в противника, что сам пытался увернуться, распластавшись в рывке. Гловацкий прекрасно понимал, что парень не при делах – его просто хотели «слепить» живым, без сильных повреждений. И он попал в метнувшегося чекиста дважды – в грудь и в голову, зная, что наповал. В «ТТ» оставалось всего два патрона – их нужно всадить в Кобулова, в сердце – комиссар уже выхватил пистолет и выстрелил в него. Гловацкий качнулся, но, видимо, силы и реакция уже были не те – бок обожгло, тело откинуло к стене. И тут же сильнейший удар в грудь…

«Все, хана. Колдун прав, к стенке поставили и расстреляли. Жаль, не успел в него всадить». – Гловацкий сползал по стене, оставляя на ней пятна своей крови. Из последних сил вскинул «ТТ» и выстрелил в силуэт Кобулова – глаза затуманились. По звериному реву понял – хорошо попал, точно в цель. Выстрелы загремели чередой, уже не в него – остатками сознания понимал. И последнее, что он увидел и услышал в своей жизни, – очередь из ППД, в упор, на полдиска, опрокинула Кобулова на стену…





Послесловие




Председатель президиума Верховного Совета Российской Федерации А. А. Кузнецов

Псков, 3 августа 1981 года

– Сорок лет прошло… Как давно было…

Кузнецов еще раз обвел взглядом монумент – яростный взгляд, шрам, изуродовавший лицо, решительностью и силой веет от мертвого камня. Он такой и после смерти остался в его памяти – легендарный генерал, войска которого преградили путь фашистам на Ленинград. Вот только звезда Героя лишняя – не вручили ему ее при жизни, посмертное вышло награждение.

Память тут же стала листать страницы – вот бежит к домику, сжимая холодную рукоять «ТТ», а там гремят выстрелы. А в голове одна мысль: вот как высоко шпионы и предатели взобрались, теперь понятно, почему и война оказалась катастрофической, и людей пачками НКВД под репрессии подвело. Изменники там окопались, иуды!

Гловацкий лежал у стены – ярость на лице, и в то же время радость – немыслимое сочетание. Генерал был мертв – китель весь в крови, испятнан пулями. И все – потом как в тумане – очнулся, когда дали в руку телефонную трубку. У летчиков в доме имелся коммутатор – соединили со штабом ВВС в Ленинграде. Приказал немедленно передать генералу Новикову информацию, что должна быть сообщена маршалу Ворошилову и товарищу Жданову. И тут же соединили с ГлавПУром – услышав голос Мехлиса, задыхаясь, сказал: «Убит генерал Гловацкий, Кобулов и его сообщники ранили еще генерала Егорова и убили батальонного комиссара Шмакова из политотдела фронта». На минуту воцарилось молчание, Мехлис словно впал в ступор – а потом, после вычурной ругани, только передал приказ одним словом: «Ждите!»

Снова навалился туман в памяти, не помнил, как оказался в кабинете Сталина – покрытое оспинками лицо, пронзительный взгляд вождя. Отдал ему в руки пакет, как следовало из надписи на нем, повинуясь кивку, сел на стул – напротив Берии – нарком был бледен, постоянно утирал платком пот, капли которого покрывали не только лицо, но выступали на стеклах круглых очков. И Мехлис, сжавший свои кулаки, лежащие на столе, да так сильно, что костяшки пальцев побелели.

В кабинете царила мертвая тишина, только шорох от перелистываемых страниц. И глухо прозвучали непонятные, сказанные на грузинском языке слова – Берия побледнел еще больше, хотя казалось, что такое невозможно, и, чуть пошатнувшись, вышел из кабинета. И короткий вопрос уже к нему: «Генерал говорил с вами в полете?» Ответил, что только попросил передать пакет Сталину, если самолет рухнет – улыбнулся, мол, шутка. А потом тихо произнес: «Позаботься о Софье, если что». И больше ничего не говорил – по виду был плох, прихватило сердце. Вождь ничего не произнес в ответ, только кивнул, и Кузнецов вышел из кабинета.

История с Гловацким завершилась через день – генерала похоронили в Пскове, на берегу Великой, согласно завещанию. Тысячи жителей, бойцов и командиров собрались у братской могилы погибших красноармейцев 41‐го корпуса. Поклялись – Псков не сдадут! Клятву свою сдержали – фашисты так и не прорвали здесь «Линию Сталина». А дальше была война, изнурительная и долгая, но закончилась взятием Берлина, как и говорил Гловацкий, в 1945 году, победном, в памятный всем гражданам СССР день создания РККА и РККВМФ – 23 февраля, когда в поверженном Берлине был подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Как долго все шли к этому знаменательному дню!

Память стала перелистывать страницы – каждый день войны врезался навечно. Так он и остался членом Военного Совета Северо-Западного фронта – командующим генерал-лейтенант Ватутин, начальником штаба генерал-майор Егоров. В конце августа немцы начали наступление веером – штурмом овладели Великими Луками. Главный удар на Порхов нанесла 4‐я танковая группа, которую усилили одним корпусом из 3‐й. Продвигался враг очень медленно – ожесточенные сражения шли за каждый город, что были за месяц превращены в крепости. Холм, Новоржев, Старая Русса – столь яростных сражений он больше не видел. А потому к рекам Шелони и Черехе фашисты подошли обескровленные. Взяли с двух сторон в осаду Остров, а их попытки овладеть Порховом и Шимском были отбиты переброшенными резервами. И фронт здесь застыл почти на год, позиции покрылись траншеями. В октябре немцы попытались захватить Эстонию – потеснили 8‐ю и 11‐ю армии, снова уткнулись в «Линию Сталина» и в укрепрайоны по рекам Навесте и Эмбах. И это было все – больше они не продвинулись здесь ни на шаг. Может быть, их наступление вообще захлебнулось, но в середине августа фронт лишился своей главной ударной силы – 1‐ю конно-механизированную группу генерала Лелюшенко перебросили на Брянский фронт, который возглавил генерал армии Жуков. С ней отправились два стрелковых корпуса и 5 дивизий – все резервы, что так бережно скопил и подготовил генерал Гловацкий. Но этого хватило, чтобы предотвратить катастрофу Юго-Западного фронта.

2‐я танковая группа Гудериана была остановлена после жесточайших боев – генерал Жуков измотал ее совершенно! Вот только удар 1‐й танковой группы Клейста со стороны Кременчуга отразить поначалу было нечем. Над Киевом нависла угроза вражеского окружения. Пришлось отступать, выводя войска, эвакуируя заводы, сырье и технику. Фронт стабилизировался только поздней осенью на линии Чернигов – Полтава – Днепропетровск.

А 10 октября фашисты начали операцию «Тайфун» – решили овладеть столицей Советского Союза. Вот только за два месяца передышки Западный фронт покрылся траншеями – еще 5 августа Ставка ВГК приказала перейти к стратегической обороне. Спешно готовились резервы – решено было более не развертывать новых дивизий, остановились, не дойдя до «300»-х номеров. Началось комплектование бригад – на увеличенные полки требовалось вдвое меньше времени. Расформирование стрелковых корпусов остановили – в них вводили по 3—4 бригады с частями усиления. А вот половину мехкорпусов упразднили – танков на них просто не имелось, танковые дивизии перевели в бригады. Большое внимание уделили созданию стратегических резервов – выводимые в тыл дивизии спешно доукомплектовывались, те, что на фронте сражались с немцами, бесперебойно получали маршевое пополнение – что впервые было применено еще под Псковом.

«Тайфун» бушевал месяц, немцы едва продвинулись до Ржева – Вязьмы – Орла и встали, не в силах продвинуться дальше, хотя ввели в сражение три танковых группы из четырех, что имелись на советско-германском фронте. «Блицкриг» окончательно выдохся, преодолеть подготовленную оборону с хода оказалось для врага крайне сложным делом, с большими потерями в людях и бронетехнике. Весь ноябрь тут шли кровопролитные бои.

Красная армия только училась правильно воевать, но уже в каждом соединении сохранялся костяк ветеранов, значит, передавался боевой опыт. Армии Северо-Западного направления стали на всю войну самой настоящей кузницей кадров. К ноябрю в Ленинграде заново сформировали и оснастили 10‐й и 12‐й механизированные корпуса, но уже названные танковыми, пять бригад, три десятка полков прорыва из тяжелых «Климов». Заводы «северной столицы» работали круглыми сутками, наращивая выпуск вооружения. А его количество впечатляло – в июле 168, в августе 197, в сентябре уже 214 КВ. За следующие три месяца произвели почти 700 КВ, а также более трехсот Т‐50. Получили дополнительную броню около пяти сотен Т‐26 и БТ, выпустили сотню самоходок на их базе и более трехсот бронетранспортеров.

В декабре Красная армия перешла в контрнаступление на всем фронте. К сожалению, враг оказался силен и отчаянно отбивался, хотя ему не хватало зимней одежды – фашисты кутались в женские платки, даже в лохмотья – но сражались ожесточенно. СЗФ отбил только Холм и Новоржев, застрял перед Опочкой и Великими Луками, понеся значительные потери. Западный фронт, проломив в трех местах вражескую оборону, дошел до Смоленска и Брянска, вышел к Могилеву, но тоже перешел весной к обороне. На южном участке фронта удались лишь небольшие вклинения, и даже хуже того – в декабре наши войска оставили Одессу, которая героически оборонялась от немецко-румынских захватчиков. А 8 декабря Япония напала на США – теперь война шла по всему земному шару.

Всем казалось, что в наступившем 1942 году враг будет окончательно изгнан из пределов СССР. Но Германия оказалась чрезвычайно сильна – и в мае нанесла сильнейшие удары, отбросив Западный и Брянский фронты на исходные позиции. Потом последовало наступление на юге – фашисты прорвались к Харькову и Сталино, возникла угроза выхода в низовья Дона, к Ростову. Выйдя к Крыму, немцы месяц штурмовали перекопские укрепления и прорвались в глубь полуострова. Советские войска отошли на заранее подготовленные позиции Ак-Монайского перешейка, что закрывал дорогу на Керчь, и стали оборонять Севастопольский укрепрайон.

Это были последние успехи врага – Харьков захватить не удалось, там Т‐34 прямо с завода отправлялись на передовую. Именно от него ударила к югу 1‐я танковая армия Лелюшенко, а от Сталино (Донецка) навстречу ей 2‐я танковая армия генерала Лизюкова. Затем перешли в наступление и другие фронты – так что к весне 1943 года Красная армия вышла к Днепру на всем протяжении, от Смоленска до Херсона, освободив Левобережную Украину, южная часть которой, от Одессы до Харькова, в приказах стала именоваться по-старому, как было до революции – Новороссией!

В феврале 1943 года при посредничестве Англии и США состоялись переговоры с Финляндией – Кузнецов участвовал в них, к своему удивлению, вместе с Молотовым, Ждановым и маршалом Ворошиловым. Граница между странами осталась в соответствии с Московским соглашением 1940 года, но с учетом границы по окончании Северной войны 1721 года. Финнам были сделаны даже большие уступки – возвращен район Аллакурти, отданы Ухта и Ребола, что ранее не были финскими, но вся область Печенги (Петсамо) стала советской – ибо до 1917 года входила в состав Российской империи. Немцы были выдавлены из Заполярья полностью, но вот в Норвегию Красная армия входить не стала, лишь помогла англичанам занять Тромсе для обеспечения проводки конвоев, следующих в Мурманск.

Именно с этого момента Кузнецова перевели в Москву, он стал членом ЦК и кандидатом в члены Политбюро, уполномоченным ГКО. Они вместе с Вознесенским фактически руководили СНК, будучи заместителями самого Сталина. В июле 1943 года, после высадки союзников в Италии, состоялась встреча Сталина, Черчилля и Рузвельта в городе на Волге, носящем имя вождя. Именно здесь «Большой тройкой» приняты эпохальные решения, Кузнецов присутствовал на заседаниях, уже как член Политбюро. И на него стали смотреть как на возможного преемника Сталина – да и сам Иосиф Виссарионович однажды вечером так и сказал ему тихо: «Ты возглавишь партию, Вознесенский – правительство».

В 1943 году всем стало ясно – фашистский блок будет разгромлен, а Италия уже вышла из войны, хотя Гитлер спас своего союзника Муссолини. Вот только Германия, несмотря на все свое производство, включая заводы оккупированных стран, противостоять могущественным странам мира не могла. Красная армия усиливалась новыми образцами вооружения, потоком шли поставки под ленд-лиз. В Ленинграде и на Урале стали выпускать новый танк ИС, фактически усовершенствованный образец КВ, вооруженный 100‐миллиметровой пушкой, что проламывала броню новых германских «кошек» – «Пантеры» и «Тигра». Т‐34 с объемом в две с половиной тысячи машин ежемесячно стал основным танком – на нем поставили новую башню с 85‐миллиметровой пушкой. А вот легких танков заводы уже не выпускали – производство Т‐50 свернули к ноябрю 1942 года, а «малыша» Т‐60, выпустив всего тысячу танков в Москве, переработали в самоходную пушку «оса» – вот ее производство наращивалось со сказочной быстротой – 4‐тонную машину делали на трех заводах, до 20 тысяч в год. Дивизион таких убийственных и очень дешевых пушек получила каждая дивизия, оснастив ими самоходно-противотанковые батареи. Кроме этих «малюток» в Ленинграде на шасси КВ, а потом ИС стали выпускать мощные самоходки со 122‐миллиметровой пушкой и 152‐миллиметровым орудием МЛ‐20 – на фронте такие именовали «зверобоями» – за отстрел германских «кошек».

Возглавили танковые войска одни из лучших военачальников, двое из которых стали в конце войны маршалами Советского Союза – Лелюшенко и Черняховский. А с ними и сам Ватутин, получивший высокое звание на год раньше, за победную Прибалтийскую операцию. Еще трое стали маршалами бронетанковых войск – Полубояров, Родин, Горленко. Ударные войска, меч и щит СССР оказались в надежных руках!

Авиация оказалась под командованием еще одного «ленинградца», что с июля 1941 года стал применять новые формы ведения войны в воздухе. А потому неудивительно, что, встав во главе ВВС Красной армии, он добился выдающихся успехов. За эти заслуги и победы Новикову присвоили высшее звание главного маршала авиации, а освобожденный Рычагов стал маршалом.

К зиме 1944 года советские войска вышли на границы СССР, лишь в Прибалтике, на Западной Украине и Белоруссии немцы цеплялись за рубежи. Но было это отчаянием – в марте был взят штурмом Бухарест, и нефть из Плоешти перестала поступать в баки прожорливых танков и самолетов, а подводные лодки уже не так часто выходить на коммуникации союзников в Атлантике. Нефть – кровь войны, обескровить врага – значит победить!

Весной война перешагнула границы еще дальше – Болгария вышла из фашистского блока, а затем последовало освобождение Греции, настолько стремительное, что это вызвало сильное раздражение мистера Черчилля. Но пока второй фронт не был открыт, Англия ничего не могла сделать. В июне союзники высадились в Нормандии, а к осени Франция была освобождена. Но и советские войска не стояли на месте – германские войска были выбиты из Прибалтики, Красная армия вступила на территорию Польши, Венгрии, Югославии, Чехословакии, начались бои в Восточной Пруссии. К декабрю союзники и Красная армия подошли уже к собственно границам Германии – исход войны стал ясен для самого тупого немца. Собственно, это и привело к заговору, в ходе которого Гитлер был взорван «адской машинкой». В ноябре 1944 года «Большая тройка» встретилась еще раз – в Ялте, где переговоры привели к появлению ООН с Советом Безопасности, и Сталин дал обещание начать войну с Японией не позднее весны 1945 года. Островная страна сама попросила СССР о посредничестве и после консультаций с США объявила о капитуляции с выполнением ряда условий – одними из которых была полная деколонизация Кореи и передача СССР южной части Сахалина и всех Курильских островов. И 9 мая стало днем окончания Второй мировой войны, в которой погибло около десяти миллионов советских граждан.

Кузнецов вздохнул – империализм с его постоянным дележом мира нужных выводов не сделал, и стоило умереть Рузвельту, как США возглавил «ястреб» Трумэн – началась «холодная война». Но запугать СССР ядерным оружием не удалось – в 1947 году испытали собственную атомную бомбу. Это стало достойным ответом на угрозу агрессии.

Главное не в этом – за два года восстановили разрушения, отменили карточную систему, провели кардинальные преобразования. Название СССР стало общим для всех государств социалистической ориентации. А границы великой страны, сокрушившей фашизм, бывшего Союза, стали Российской Федерацией – единого, слитного и неразделимого союза 3 бывших республик – собственно России, Украины и Белоруссии. И трех федеральных округов – прибалтийского, закавказского и среднеазиатского. Причем из входившей в последний округ Казахской АССР вывели районы с преобладанием русского населения. В обновленной России был проведен ряд важнейших реформ – экономическая, с элементами НЭПа – решено было отказаться от ликвидации мелких производителей и собственников, каких было множество в странах Восточной Европы, и даже разрешить их появление снова. Сталин на съезде СССР так и сказал: «Мы все равны, и люди должны сами выбирать, как им жить». Это стало величайшей реформой во всех странах социализма – рядом существовали и взаимодействовали государственная и негосударственная экономика. Последняя в виде артелей, кооперативов, семейных хозяйств занимала ряд отраслей группы Б – «производство средств потребления», в то время как в руках государства оставалась группа А – промышленность, сырье и ресурсы, энергетика и другие важные производственные компоненты. И главное – началась демократизация. Выборы стали альтернативными с 1953 года, на них не только допускались кандидаты от профсоюзов, общественных организаций, даже создание политических партий исключительно народной социалистической направленности.

Реформы продолжались несколько лет, шли с трудом – многие деятели Коммунистической партии Российской Федерации выступали против них и даже всячески вредили, не говоря о других странах Союза, где были сильны позиции буржуазного элемента. Товарищ Сталин четко гнул выработанную им самим линию и со временем стало ясно, что оказался прав. Так что в 1960 году он стал первым главой Союза, а после его смерти в следующем году решили назначать руководителей поочередно от каждой страны сроком на один год. И ввели единую денежную единицу, что со временем выдавила доллар, франк и фунт стерлингов из обращения. Им стал золотой червонец, получивший широкое распространение и уважение, особенно в африканских и азиатских странах, добившихся независимости.

– Пора уходить. – Кузнецов тяжело вздохнул. Ему 75 лет, предельный возраст для председателя Совета старейшин Верховного Совета, который по традиции становится во главе президиума. А из Совета народных депутатов выбирают министров правительства РФ. Он посмотрел на монумент и тихо произнес, словно продолжая неоконченный разговор:

– Интересно, что ты написал Сталину в тетради, ведь ее так и не нашли, хотя упорно искали?! Удивительный ты человек, Николай Михайлович, во многом прав, но и некоторые твои прогнозы не сбылись. И к счастью, что ошибся, и война раньше окончилась, и потерь столь ужасных не понесли. Страшно представить, что было бы с нами, если бы потеряли те 27 миллионов, втрое больше. А так было кому и нашу страну из руин поднять, и прилавки товарами заполнить, и в космос ракеты запускать! И мы первые во многом, генерал, как ты и мечтал, – и это первенство не утратим!



Командир ВС ОМОН полковник полиции Гловацкий