Лик полуночи

Теперь она и ее сопровождающий стояли с тремя мартинетами снаружи здания. Внутри допрашивали других. Над холмом и по деревьям сквозил легкий ветерок. Вдали шелестели листья.

На голове у мартинетов, двух женщин и одного мужчины, были надеты толстые золотые обручи с припаянными к ним громоздкими бараньими рогами из стекла, которые кольцом обвивали их уши. В стекло были вделаны крупинки металла и хрусталя, сверкавшие при движении. Крона знала, что рога являются магическим устройством, но не знала, для чего они нужны – это была строго охраняемая государственная тайна. Рога были единственным магическим предметом, которым пользовались мартинеты. Их рты были завязаны шелковистыми белыми косынками, но не для того, чтобы скрыть их личность, а для того, чтобы не было видно, как они шевелят губами, что, как решила Крона, каким-то образом связано с рогами.

У одной из женщин были глубокие глаза, обведенные черной каймой. Большинство вопросов задавала она, и задавала их часами.

– Вы также присутствовали на юбилее Главного магистрата?

Крона разозлилась, но постаралась не показать своих чувств. В присутствии Мартинетов все сняли головные уборы – и маски, и шлемы. И теперь она чувствовала себя голой. Она не успела прийти в себя после последней встречи со следователями внутренней службы, поэтому шлем бы ей сейчас очень пригодился. В ушах у нее все еще звенело эхо рикошетного выстрела.

– Да.

– Это вы поймали единственного задержанного злоумышленника во время того нападения, верно? – женщина приподняла подкрашенную бровь.

– Верно.

– Но здесь вы не смогли остановить…

– Но она сохранила все банки, – прервал следователя сопровождающий Кроны.

Крона понимала, что мартинеты просто делают свою работу, но он, похоже, воспринимал их вопросы как личное оскорбление. Это неудивительно, поскольку его действия на рабочем месте, вероятно, впервые поставили под сомнение. Нападения на Холм-каземат были редкими, что, впрочем, неудивительно.

Без капюшона и куба на голове охранник выглядел далеко не так внушительно. Его щеки оказались круглее, чем думала Крона, да и сам он был моложе, чем можно было представить, судя по его поведению и способностям. У него был острый нос, красновато-коричневая кожа и копна черных как смоль волос.

– Мы все пересчитали перед тем, как вызвать вас. Вору не удалось унести ни одной банки, отчасти благодаря госпоже Хирват.

– И я как раз собиралась поблагодарить ее за это, – ответила мартинет. – Судя по всему, вы все хорошо сражались. Но никто не может мне ответить: откуда взялся злоумышленник или как, во имя Долины, он выглядел.

– У него была какая-то защита, – сказала Крона. – Его периодически было видно, но расплывчато. Он был практически неразличим. Даже невидим. Я подозреваю, что это какая-то незаконная магия, но такая, какой в Долине еще никто не пользовался.

Мартинеты обменялись взглядами.

– Какие виды магии необходимо объединить, чтобы добиться такого эффекта? Даже если злоумышленник смог изобрести такое и пронести его в каземат, повсюду стоят охранники с кубами на головах, которые должны были нейтрализовать магию. Как они преодолели все ограждения? Как прошли через лес? Как попали в здание?

– Видимо, об этом надо спрашивать моих коллег у подножия холма, – сказал охранник.

– Забавно, – сказала руководитель группы, сунув руку в нагрудный карман куртки униформы. – Единственный человек, которого они сегодня видели, вручил им это. – И она показала жетон регулятора Кроны.

– Это мой, – без колебаний признала Крона.

– Мы знаем, – сказала мартинет, возвращая жетон без лишних слов. – Мы считаем, что это нападение совершил не один человек, а несколько. Возможно, охранники были…

На мгновение она замолчала, по-видимому, растерявшись. Крона подумала, не задумалась ли она о том, что это дело рук охранников каземата.

Но Крона не сомневалась, что охранники говорили правду – ту, которая была им доступна. Если появилась новая магия, с помощью которой можно было раствориться в пространстве, стать невидимым и нейтрализовать действие кубов, то как охранники могли с ней справиться?

– Что вы собираетесь делать?

В голове Кроны кипело множество мыслей, она пыталась определить, что и как связано между собой, чтобы разобраться, что происходит. Ей самой казалось странным, что она оказалась на месте обоих нападений. Это означало, что либо нападения связаны, например, с Шарбоном, либо… либо мартинеты подозревают ее.

Мартинеты отвернулись, чтобы поговорить между собой, оставив Крону и ее сопровождающего в покое. Дневной свет угасал, облака у края Долины пылали оранжевым и розовым.

А если они захотят меня задержать? Они не смогут снять меня с дела, они не смогут.

– Вам мы можем сказать, – через мгновение ответила Мартинет, – что возьмем каземат под наблюдение на какое-то время. Пока что у нас нет никаких свидетельств, которые бы указывали на внутренние проблемы, но, если охранники подверглись воздействию какого-либо токсина или наркотиков, воздействующих на память, то могут появиться и другие признаки.

– А что со мной? – спросила Крона.

– Вы отлично действовали. Служащим повезло, что вы были здесь сегодня.

– Спасибо.

– Вы можете вернуться к работе. И мы будем держать вас в курсе нашего расследования.

– Это очень великодушно с вашей стороны. У вас больше нет вопросов?

– Пока нет. Но учтите, что эти события необходимо держать в тайне. Никто за пределами Холма не должен знать о вторжении.

– Понятно. Можно мне поговорить с бывшим констебуляром Патроне?

– С кем?

– Это наш смотритель, госпожа Хирват хотела поговорить с ним, – произнес охранник каземата. – Человек, которого закрыли в хранилище варгов во время нападения.

– Ааа, мы уволили его вскоре после того, как хранилище снова открыли, – сказал мужчина мартинет. – Больше он здесь не работает.


Черт.

– Знаете, – сказал сопровождающий, заметив, как вытянулось у нее лицо, – он часто ходил в один соль-клуб после работы. Где подают соль. В районе удовольствий. Возможно, вы даже о нем слышали.

– Да?

– «Белая лилия».





* * *


Она покинула Холм-каземат, как во сне, думая, не приснились ли ей последние события. Крона ехала в соответствии с указаниями, которые дал сопровождающий охранник.

У Патроне навряд ли возникли новые догадки относительно того, что они испытали в хранилищах, но, может, он знает, почему записи, касающиеся Шарбона, пропали из Городского архива или почему кто-то приносит в жертву беременных ночных бабочек. Может, он знает, какие у Шарбона были слабости, и расскажет ей, как им удалось поймать его много лет назад.

Она несколько раз спросила дорогу, пришпорила лошадь и вскоре оказалась у порога трехэтажного заведения. Лестница вилась вверх вокруг приземистого здания, как виноградная лоза, а на ее перилах висела цепочка из железных лилий, которые позеленели от времени. Наверху Крона столкнулась с такой же покрытой патиной дверью. В остальном это была обычная дверь, как большинство других дверей в районе удовольствий – без единого знака, который мог бы сообщить прохожим о том, что находится за ее пределами. Ни вывески, ни колокольчика, ни отверстия для почты, где с помощью трафарета написано имя владельца. Если вы заявились на порог такого заведения, то предполагалось, что вы уже знаете, что вас ждет.

Без колебаний она шагнула вперед.

Освещение внутри оказалось ярким – намного ярче, чем можно было ожидать. В большинстве сомнительного вида дворцов удовольствий освещение всегда было тусклым, чтобы скрыть личность клиентов или чтобы они могли спрятаться от чувства вины. «Белую лилию», наоборот, заливал яркий свет, чтобы всем все было видно – и друг друга, и чем кто занимается, способствуя восприятию окружения всеми органами чувств. Стены действительно были белоснежными, что еще больше подчеркивало яркий свет. Даже клиенты были в белом. В воздухе тихо звучали минорные аккорды какого-то струнного инструмента, и также тихо плыли легкие перышки белой дымки. Судя по запаху, кто-то курил кальян.

Никто не разговаривал. Царило полное безмолвие, если не считать тихих звуков музыки.

Когда она вошла, фарфоровая посуда тихо звякнула, будто все посетители одновременно уронили свои чашки.

Она выглядело черным шипом в их мире белых лепестков.

Женщина в длинном белом шелковом платье с высоким кружевным воротником выронила кифару, быстро оборвав музыку, и поспешила к Кроне из дальнего конца помещения.

– Ваша одежда неуместна, регулятор, – едва слышно упрекнула ее женщина.

– Прощу прощения, – прошептала в ответ Крона. – Но я ищу бывшего констебуляра Патроне. Дело срочное.

– Пропустите регулятора, – произнес толстый пожилой мужчина, развалившийся у окна.

Определенно это был тот же мужчина, которого она видела в каземате. Его сдержанный голос прозвучал как гулкий крик в приглушенном пространстве. – Я уверен, что они готовы доплатить за то, что смотрятся бельмом на глазу.

Женщина посмотрела на Крону, приподняв бровь, в поисках подтверждения этому заявлению.

Крона мысленно вздохнула и вытащила кошелек со временем из сумки на бедре.

Женщина без грамма учтивости тщательно изучила ампулы, чтобы убедиться, что в них присутствует характерная цветная искра.

– Вон он, – сказала она, указывая на мужчину у окна.

Мужчина даже не взглянул на нее, пока она шла к нему, зато другие посетители провожали ее раздраженными взглядами. Он тяжело откинулся на белые подушки, его куртка была расстегнута, обнажая темно-коричневую, покрытую шрамами грудь. Когда-то он был устрашающим человеком, но возраст лишил его яркой внешности. Только когда она подошла к нему, она заметила белую инвалидную коляску, которая скромно притулилась рядом. Он, наверное, пользовался каретой, чтобы ездить на Холм-каземат и обратно.

На маленьком столе со стеклянной столешницей перед ним стояло несколько рамекинов[14]. Он взял один, смочил слюной мизинец, коснувшись кончиком языка, погрузил его внутрь и вынул. Палец покрылся розовыми кристаллами, которые он обсосал, сунув палец между губами.

– Соли? – предложил он.

– Нет, спасибо, – отказалась она.

Она никогда не могла понять, почему большая часть населения так сильно любит соль. Им хотелось соли больше, чем сахара, а некоторым даже больше, чем воздуха. Они жаждали соли, будто когда-то были ее владельцами, а потом соль у них украли, и с тех пор они никак не могут утолить свою тоску по утраченному.

Слова бурлили у нее в горле и готовы были сорваться с губ, как вода на Водопадах. У нее было много вопросов, и каждый из них обжигал ее внутри, чем дольше она молчала. Она возлагала столько надежд на эту встречу, подсознательно решила, что разговор с Патроне станет прорывом в этом деле, а его глубокое понимание Шарбона приведет к быстрому завершению и этого кошмара. Но, глядя на него сейчас, она поняла, что он всего лишь человек, а никакая не волшебная палочка.

– Правильно ли я предполагаю, что вы тот же самый регулятор, которого я видел ранее сегодня?

– Да.

– И зачем вы проделали такой длинный путь вслед за мной, если мартинеты меня отпустили?

– Дело не в этом… инциденте. Я не знаю, что это было…

– Судя по лицам моих коллег, никто из нас не знает, что это было. А что же видели вы, а? – Он внимательно осмотрел ее шлем.

Он как будто ощупывал ее невидимыми датчиками, пытаясь выудить из нее информацию, которую не смог получить от охранников. На мгновение она даже подумала, что же видел он – или тоже ничего не видел – все зависело от обстоятельств. Она была уверена, что никто не видел нападавшего полностью. И причина этому не «пыл битвы», не тусклый свет и ничего другое, хотя бы наполовину логичное.

Нет, остались лишь нелогичные объяснения, например, новая не поддающаяся выявлению магия.