Лик полуночи

А потом последствия…

Она вздрогнула, уверенная, что это будет ад. Возможно, даже для такого опытного специалиста, как она.

– Кого он убьет следующим… – повторила Де-Лия.

«Истина грядет» витала в воздухе между ними, как уродливый, раздутый от крови комар.

– Но у нас есть жертва. И у нас есть твой фальшивый варг, – сухо сказала Де-Лия. – Разве не важнее узнать, кто они? Вместо того, чтобы гоняться за призраками?

– Мы не можем сбрасывать со счетов роль маски. Я знаю, что хотят эха. Я знаю, что они хотят идти теми же тропами, какими они ходили в жизни. Если убийца в маске не сможет подавить Шарбона, маска поглотит его. Желания Шарбона станут его желаниями – возможно, именно на это он и надеется – перевоплотиться в Шарбона. Я бы предсказала… – она прикусила язык.

Де-Лия пристально посмотрела на Крону.

– Богиня Времени запрещает гадать. Ее путь устойчив и тверд, разве нет?

– Это не гадание, – резко сказала Крона. – Совершенно логично предположить, что кто-то может вести себя так же, как и раньше.

– И ты считаешь, что, если мы раскроем мотивы Шарбона, то быстрее вернем магические предметы?

– Да.

Де-Лия вздохнула.

– Прекрасно, – сказала она, но слово неохотно сорвалось с ее губ. – Но ты должна признать, что твой не-варг – более весомый аргумент.

– Он пришел в себя? – спросила Крона.

– Я не знаю, – ответила Де-Лия, разочарованно скользнув руками в черных перчатках по лицевому щитку. – Когда я уходила домой сегодня утром, он был без сознания. Но почему бы тебе самой не выяснить. – Де-Лия замолчала. – Или ты хочешь, чтобы его допрашивал кто-то другой? Ради его же блага?

Крона напряглась. Она регулятор, черт возьми. И она в состоянии контролировать себя – он выживет после допроса.

– Нет. Я сама. Сначала разреши мне сходить в Городской архив, собрать все, что можно на Шарбона, и принести материалы в участок. А затем я допрошу пленного. Сама.

На мгновение Де-Лия уставилась на нее, неподвижно, как статуя. Крона хотела бы видеть ее лицо, расшифровать выражение ее лица. Но через миг Де-Лия расслабилась и пнула балку еще раз.

– Не тяни слишком долго. Если он пришел в себя и у него все в порядке с головой, мы не можем заниматься ерундой.

Конечно, подумала Крона, ведь это приведет к новым смертям. Все, чего хотел Шарбон – это терроризировать и мучить, и мы не можем позволить ему сеять хаос снова и снова.





Глава 11

Луи




Одиннадцать лет назад

Котерия Одинокого маркиза, полдень



Луи Шарбон хотел только одного – любви. Он хотел, чтобы она была преданной, чтобы она была постоянной и чтобы она была рядом. И все это у него было. Тепло улыбок дочек, жар рук жены и сдержанный лепет новорожденного сына.

Всякий раз, когда его семью настигали неприятности – а они случались, – они происходили не из-за страха, жестокости или апатии, а из-за недостатка воображения. Шарбон считал, что мир хорош и, в конечном итоге, справедлив, независимо от несчастий, произошедших в тот или иной момент времени.

Чего он не замечал, так это того, что тьма реальна, что злодеяния опираются на нечестивые аргументы, и это было его самым большим недостатком.

И Уна часто ему говорила об этом.

– Этот мальчик украл твои часы, – сказала она ему вчера, когда они выходили из ворот котерии в толпе прихожан. – Ты не должен был давать ему пятиминутник.

– Если он взял часы, значит ему они нужны больше, чем нам.

Она ласково улыбнулась ему, прижимая к груди младенца, закрывая маленькое тело от окружавшей их толпы. – Ты слишком добрый, Луи. Просто сплошная сладость.

Шарбон потянул дочерей за руки – младшую Надин за левую и старшую Габриэль за правую – и весело приподнял их, перенеся через порог. Габриэль была уже слишком большой для таких маневров.

– Когда ешь много сладостей, болят зубы, – возразил он. – А я просто заставляю людей широко улыбаться.


– У кого-то хорошее настроение, – заметила Уна.

Конечно, он был в прекрасном настроении. Это была первая прогулка их маленького мальчика. Сегодня они объявят его имя.

Город Лутадор был построен на месте разветвления реки Праан – там, где она устремляет свои воды к югу от Марракева, образуя два водных потока Сэнгмён и Життя, а затем снова объединяется с ними, миновав границу Асгар-Скана. Зажатые в объятиях воды южные районы Лутадора были равнинными: юго-западные части представляли собой заболоченную пойму, а на юго-востоке раскинулись плодородные сельскохозяйственные угодья. Далее к востоку и западу равнина переходила в холмы, вздымающиеся все выше и выше. Холмы возвышались над реками, образуя устрашающие крутые обрывы. В этих отвесных каменных утесах когда-то располагались форты и военные заводы. Теперь же они представляли собой центр, в котором кипела политическая жизнь и проживала знать. Дворец Великих маркизов находился в самой высокой точке на западе, а вниз по склонам холмов спускались разнообразные особняки и элегантные дома поменьше – вплоть до границы с собственно городом.

Именно здесь – где проходил водораздел между родовитыми и простыми гражданами, между утонченной роскошью и муниципальной каторгой – молилась семья Шарбона.

Луи это вполне устраивало. Как представитель более мелкой знати с хорошим финансовым положением, он и его семья имели полное право посещать котерии, расположенные выше по холму, подальше от простых граждан города-государства. Но ведь он выбрал жизнь хирурга. И штопал раны и простолюдинов, и дворян в равной степени, обнаружив, что под ножом все они одинаковы.

Вход в тщательно обнесенный стеной комплекс Котерии одинокого маркиза выглядел сюрреалистично, как и должен был выглядеть. Эта котерия была старейшим и одним из первых зданий в Лутадоре. Котерия видела, как окружающие земли превращались из деревни в военную базу, затем в город и в мегаполис, но по-прежнему сохраняла свое древнее, хотя и мрачное, очарование. Все деревянные сооружения, представлявшие храмы божеств, были построены из цельного дерева, залитого таким количеством тяжелой старой смолы, что постройки казались черными – будто обожженными.

Все убранство было выполнено в марракевском стиле – с резными рельефами, изображающими бегущих по тундре лося и кролика; одежды статуй божеств украшены кусочками меха, несмотря на в целом умеренный климат Лутадора. Каждый храм был увенчан двускатной крышей типа иримойя, которые можно увидеть и в других местах города.

Единственными современными элементами были колокольчики-ветроловки, сделанные из желтых и зеленых прямоугольников цветного стекла, которые свисали с каждого выступа: с желобов, с ветвей деревьев на центральной аллее, с парапета внешней стены и контрфорсов во внутренних святилищах. Они издавали пронзительный звон при каждом дуновении ветра – каждый звенел сам по себе, но все вместе они звучали, будто неблагозвучное пение птиц или стрекотание насекомых.

Сегодня дым благовоний был густым, и Шарбон велел своим девочкам прикрыть носы. Если дым окрасил внешние балки здания в цвет смолы, во что же он превратит внутренности человека?

Взявшись все вместе за руки, семья направилась в Храм эмоций. Ребенок тихо вздохнул, вцепившись в кулон, крепко прижатый к ключице Уны, и Шарбон нахмурился. Он всегда скептически относился к драгоценным камням с эмоциями – ему не нравилось, когда его чувства подвергались изменениям, и при этом он не знал, что чувствует по отношению к ребенку не старше трех месяцев, испытывающему эмоции, которые он еще не в состоянии сформировать самостоятельно.

Он откашлялся и кивнул. Уна все поняла, тут же взяла ручку младенца и осторожно убрала ее с перидота с огранкой «кушон». Мальчик мгновенно забеспокоился, но она нежно заворковала ему в ушко, гладя рукой по тонким прядкам на почти безволосом затылке.

Шарбон не досадовал на Уну, что она носит камень восхищения и успокоения. Многие из мужчин и женщин вокруг них были в похожих украшениях, и сквозь низко нависшую дымку то здесь, то там вспыхивали их кислотно зеленые отблески. У человека, шедшего в толпе перед ним, в левом ухе тоже была сережка-гвоздик с перидотом. Еще один шел с целым комплектом инкрустированных серебряных браслетов, которые звенели при каждом шаге.

Среди толпы особенно выделялась одна женщина – мадам Дома. На ней было надето целое колье, сплетенное из золотых нитей, с перидотом размером с гальку. Вокруг горла сверкало сто камней, напоминающих зеленоватый жемчуг. Она была склонна к вспышкам экстаза во время чтения свитков, и ее часто переполняло чувство восторга и божий промысел, дарованные магическими драгоценными камнями.

Как только его семья вошла в Храм эмоций, Шарбон кивнул укутанным в одежды жрецам Непознанного, державшим одну из древних деревянных дверей распахнутой.

В тот момент, когда он переступил порог, из дворика раздался крик:

– Помогите! Кто-нибудь. Моя жена – нам нужна помощь! Нам нужен целитель.

Обе девушки отпустили его руки и схватились за юбки Уны. Они хорошо знали папины привычки.

Он снова протиснулся наружу, к кругу из камней в центральном внутреннем дворике, где возвышался Храм Пятерых.

У основания каменного круга на траве распростерлась молодая женщина в длинном черном платье. Юбка была задрана выше середины бедра, обнажая длинную рану на ноге. Она съежилась от страха и вцепилась в свои золотистые волосы, в то время как седеющий мужчина с густыми бровями пытался остановить кровотечение своим платком.

Рядом с женщиной уже преклонила колени другая целительница, госпожа Ада.

– Давайте я посмотрю. Вам придется пустить меня, месье, иначе я ничем не смогу ей помочь.

– Я упала на камень, – сказала женщина, указывая на один из гранитных выступов.

Шарбон узнал пару – он и раньше видел их на службах, хотя никогда с ними не разговаривал. Он – уважаемый чародей, она – его молодая жена, едва достигшая совершеннолетия (если верить слухам). Такой муж легко мог быть отцом своей жены, но Шарбона это не касалось, и он считал, что это вообще никого не должно волновать.

Но когда Шарбон приблизился к месту происшествия, в голове его бродили совсем другие слухи – слухи о здоровье женщины. Говорили, что она не совсем здорова. В очень юном возрасте она находилась в приюте для безумцев, но почему она там оказалась, никто не знал – об этом оставалось лишь догадываться. Ходили слухи, что она прибегала к насилию и приводила домой, в семью, опасных людей. Еще говорили, что она страдает видениями и слышит голоса.

Когда окровавленный платок соскользнул в сторону, обнажив порез, взгляд Шарбона сузился. Разрез был слишком глубоким, чистым и прямым – навряд ли это была рана, полученная при падении на камень. И на плите, на которую она указывала, не было пятен крови.

– Выглядит не очень, милая, – проговорила госпожа Ада. – Придется накладывать швы. Надо везти вас в хирургию.

– Не нужно никуда ее везти, – сказала Уна, подходя к Луи.

Маленькая Надин протянула отцу кожаный чемоданчик. Внутри лежал набор хирургических инструментов, которые Уна часто носила с собой на всякий случай.

Он потрепал Надин по голове, не сказав ни слова. Он все еще пытался переварить несоответствия на месте происшествия. Зачем женщина утверждает, что поранилась при падении, если это не так?

Удачных ответов на этот вопрос не нашлось.

Покосившись на ее мужа, он опустился на колени рядом с двумя женщинами. Пожилой мужчина выглядел искренне обеспокоенным и сбитым с толку.

Скорее всего, причина ее «падения» – не он.

Но в толпе был еще один человек, который пристально наблюдал за разыгравшейся сценой, только его внимание, казалось, вызвано интересом, а не заботой о благополучии женщины. Он и она встретились взглядами лишь на миг.

Шарбон знал этого человека. Эрик Матисс, чародей, как и муж женщины. Одну руку он всегда держал в кармане или напряженно прижимал к себе, как деревянный брусок. Он был древатором, но особых заслуг не имел, хотя слыл талантливым мастером. Просто некоторое время он провел «в отдаленных местах». Некоторые говорили, что в тюрьме для должников.

До этого момента Шарбон и представить себе не мог, сколько сплетен циркулирует в стенах котерии.

Что-то во всей этой ситуации казалось неправильным, с учетом слухов или без них. Если Матисс или муж женщины, или кто-то еще намеренно ранил ее, вряд ли она сказала бы правду в их присутствии.

– Можем ли мы перенести вас в более уединенное место, мадам?