Лето потерянных писем
Часть 67 из 82 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Кому: Эбигейл Шенберг
Здравствуйте, Эбби!
Благодарим за интерес к нашим архивам! Да, наши записи сейчас недоступны для поиска, но в данный момент наш стажер переводит их в цифровой формат. В ближайшее время она отсканирует и оцифрует записи 1938–1939 годов из Хольцман-Хаус и отправит вам ссылку, когда вся информация появится онлайн.
Всю следующую неделю мы с Ноем обследовали Нантакет.
Мы гуляли по пустоши, пока гремел гром, а в плотном воздухе стоял свежий запах озона, предвещающий летний дождь. Неожиданно небо озарила молния, и мы увидели темные густые облака и светлый проблеск на горизонте. Мы шатались по заповедникам Нантакета, где золотистые лучи проникали сквозь высокие деревья, и носились по зарослям папоротника, который покрывал лесную подстилку. Мы уходили к его лодке, и, когда никто не видел, Ной усаживал меня к себе на колени, и мы целовались и целовались, пока не падали плашмя на дно лодки, заливаясь смехом.
Ною я могла поведать то, что не рассказывала никому другому – всякие незавершенные глупости. Я выдергивала из головы незаконченные мысли и делилась с ним. Мы стояли у кромки воды и обсуждали бескрайность моря и неба, ощущение бесконечности и ничтожности. Мы играли в догонялки с волнами, пытаясь поймать их, а потом отпрыгивали, чтобы наших ног не коснулась вода.
Казалось, остров принадлежит нам.
Дождливыми вечерами мы сидели в гостиной миссис Хендерсон, а Элли Мэй лежала у наших ног. Ной исследовал гарвардские курсы по биологическому разнообразию и искал профессоров, ведущих этот предмет. Я шерстила немецкие переписи в поисках имен своих прабабушки и прадедушки. Время от времени проверяла почту на случай, не прислали ли записи из Хольцман-Хаус.
Стажеры! Кто бы мог подумать!
– Ты снова разговаривал с отцом? – в один день спросила я.
Воздух был влажным, и наши лица блестели от пота, хотя сегодняшний день не стал нестерпимо жарким за лето. Я рассеянно листала очередную перепись и обнаружила у себя способность поддерживать разговор, даже будучи занятой поиском бабушкиных родителей.
– Я упомянул один курс, который хотел бы посещать. Он что-то проворчал, и я воспринял это как победу. Думаю, если посадить семя и продолжать напоминать о нем в качестве возможного варианта, мое решение не станет неожиданностью для всех.
– Тебе легче, когда ты касаешься этой темы?
Я открыла очередную городскую перепись 1912 года из города Любек, Германия. В 1938– 1939-х годах немцы проводили меньше переписей, чтобы отыскать евреев. Я поискала в записях тридцать восьмого года, но безуспешно. Это навело меня на мысли, что мои прабабушка и прадедушка могли к тому времени уехать в Люксембург – возможно, сразу же, как посадили бабушку на поезд до Парижа. Казалось, для моих поисков 1912 год немного ранний, но он был в свободном доступе, так что начнем. Как и большинство остальных документов, он был отсканирован, и поиск не представлялся возможным, поэтому я листала бесконечный документ, выискивая фамилию Голдман.
– Да, отчасти.
Герман Голдман.
Сара Голдман.
Я вскрикнула.
– Что? Что там?
– Я нашла их. – Нашла своих прадедушку и прабабушку. Родителей моей бабушки. Я повернула ноутбук экраном к Ною, чтобы он сам посмотрел. – Погляди!
– Ого! Превосходное расследование.
Я обхватила лицо Ноя руками и запечатлела смачный поцелуй на его губах.
На трудоемком немецком, искусно переведенном с помощью онлайн-переводчика в Гугле, я написала в организацию, с которой скачала архивы, с вопросом, есть ли у них похожие документы. И поискала Любек – город, в котором, видимо, и родилась моя бабушка. Это был немецкий порт, заселенный со времен неолита. Евреев в него не допускали, поэтому в начале восемнадцатого века они обосновались в соседнем городке Мойслинг. Когда в 1806 году Мойслинг вошел в состав Любека, им разрешили въехать. К началу двадцатого века в Любеке проживало свыше семисот евреев.
Неужели так сложно найти нескольких Голдманов среди семисот евреев? Я написала мэрии Любека с вопросом, сохранились ли у них записи акта о рождении моей бабушки или ее родителей. Потом отправила похожий запрос в синагогу Любека, которую построили в восьмидесятых годах девятнадцатого века и, видимо, бывшую единственной функционирующей в довоенное время церковью. Выглядела она как раз так – кладка красного кирпича.
Через три дня синагога прислала мне свидетельства о рождении бабушки и ее родителей, а также их свидетельство о браке.
– Я в шоке, – на следующий вечер сказала я Ною, когда он заехал за мной после смены в «Проуз Гарден». – У меня ощущение, будто я ищу иголку в стоге сена.
– Но они не сообщили тебе о родственниках?
Я вздохнула.
– Нет. И я пыталась погуглить, но ничего не нашла. И все же это доказательство того, что они существовали. Доказательство, что у них была жизнь. – Я посмотрела из машины на луну. Было пол-одиннадцатого, обычно в это время я шла домой и ложилась спать, но Ной настоял на встрече. – Куда мы едем?
– Это сюрприз.
– Ненавижу сюрпризы.
Он наклонился и поцеловал меня.
– Облом!
Мы поехали по Норт-Бич-стрит, но вместо пляжа свернули немного направо, а потом к Коблстоун Хилл. Мы ехали по незнакомой мне дороге, мимо огромных темных домов, а потом припарковались возле пустой лужайки посреди переулка.
– Сюда, – прошептал Ной. Даже в такое позднее время суток воздух был влажным и жарким и не помогал даже вялый ветерок. Ной взял меня за руку и довел до конца пешеходной дорожки. Дальше шла песчаная тропинка, зажатая двумя высокими живыми изгородями, очерчивающими границы двух земель. Эта нейтральная полоса заканчивалась деревянными ступеньками, встроенными в дюны, и вела вниз, на пляж. Мы встали у края, и нам открылся захватывающий дух вид на океан.
Я застыла. Оказалась, что я не всегда ненавижу сюрпризы.
– Господи, как красиво.
Ной обхватил рукой мои плечи и притянул к себе.
– Согласен.
Вода переливалась неоновыми голубыми искорками и омывала волнами берег. Таинственная, мистическая и прекрасная. Я вздрогнула от восхищения. Я даже не подозревала, что мир может быть таким.
– Что это?
– Биолюминесцентные медузы. Они называются гребневики.
Мы спустились по ступенькам на песок, скинули обувь и подошли к океану. Красивые, сияющие и диковинные волны бились о берег, и меня охватило какое-то странное чувство. Иногда, при виде столь невероятной и поразительной природы, я чувствовала, будто мне передают мучительную тайну, которую не суждено постичь, – что-то очень древнее и важное.
Только сейчас в груди щемило не так сильно, как обычно. Близость Ноя заполнила эту дыру в сердце. С ним я могла оценить по достоинству эту красоту. И притом не тосковала о том, чего никогда не имела.
Ной стянул футболку, и я вернулась мыслями к нему.
– Что ты делаешь?
– Отправляюсь в воду. – Он улыбнулся мне с сияющим от счастья лицом.
– Серьезно? – Я уставилась на него, разинув рот, а потом посмотрела на переливающуюся воду. – Это безопасно?
Он попятился к воде.
– Предлагаю узнать. Или ты боишься?
– Это провокация, Ной Барбанел.
Его улыбка была ярче луны.
– Тогда ты должна сразиться со мной. – И не успела я запротестовать, как он бросился вперед, закинул меня на плечо и вбежал в океан, забрызгав меня водой. Я отважно боролась с ним, хохоча и крича:
– Даже не думай!
– Меня не остановить.
Я шлепнула его по заднице.
– Я тебя укушу…
И тут Ной бросил меня в воду.
Океан сомкнулся над моей головой, утянув в тихий уединенный мир.
Я выпрямила ноги, а мои волосы медленно плыли по течению. Потом я выскочила из воды и запрыгнула на Ноя.
– Ты мокрая! – взвыл он. – И холодная!
– Так тебе и надо. – Пиная Ноя по ногам, я пыталась вывести его из равновесия и скинуть в воду. Но он поймал меня за лодыжку и прижал ее к своему боку. А потом вдруг закинул вторую мою ногу себе на талию, видимо, решив, что это удачная идея. Я обхватила его ногами, а Ной придерживал меня руками, и мы радостно улыбались и смотрели друг другу в глаза.
Потом мы целовались, смеялись и плавали, и играли в воде до тех пор, пока не выбились из сил. Нас снова окружили светящиеся зелено-голубые медузы, которых мы вначале спугнули. Мы перевернулись на спину и медленно поплыли, держась на соленой воде, оказавшись между небом и океаном.
Вот что самое главное.
Я не нравилась семье Ноя, которая думала, что нам лучше не встречаться. Но я считала иначе. Ной нравился мне так сильно, что иногда казалось, у меня будет удар, если я проживу день и не увижусь с ним. Он нравился мне так сильно, что я представляла его всякий раз, как закрывала глаза. Я тосковала по его прикосновениям, смеху, взгляду. Может, другие и сомневаются, что у нас что-то выйдет, – я уважала их мнение. Но сама решила, что отношения между нами – прекрасная идея.
Возможно, лучшая идея на свете.
Глава 25
– Как ты относишься к светским приемам в саду, устроенным до неприличия богатыми людьми? – спустя несколько дней спросил Ной, когда мы валялись на пляже после того, как я закончила работу, а он – тренировку по гребле.
Я приподнялась на локтях и посмотрела на него сверху вниз. Какой же красивый этот парень с вьющимися волосами, темными глазами и улыбкой, которая не сходила с его лица, когда мы были вместе.
– Как, например, к той, на которой я подавала напитки?
– Замени начало лета на конец лета. Бабушка с дедушкой устраивают ее каждый год.
Здравствуйте, Эбби!
Благодарим за интерес к нашим архивам! Да, наши записи сейчас недоступны для поиска, но в данный момент наш стажер переводит их в цифровой формат. В ближайшее время она отсканирует и оцифрует записи 1938–1939 годов из Хольцман-Хаус и отправит вам ссылку, когда вся информация появится онлайн.
Всю следующую неделю мы с Ноем обследовали Нантакет.
Мы гуляли по пустоши, пока гремел гром, а в плотном воздухе стоял свежий запах озона, предвещающий летний дождь. Неожиданно небо озарила молния, и мы увидели темные густые облака и светлый проблеск на горизонте. Мы шатались по заповедникам Нантакета, где золотистые лучи проникали сквозь высокие деревья, и носились по зарослям папоротника, который покрывал лесную подстилку. Мы уходили к его лодке, и, когда никто не видел, Ной усаживал меня к себе на колени, и мы целовались и целовались, пока не падали плашмя на дно лодки, заливаясь смехом.
Ною я могла поведать то, что не рассказывала никому другому – всякие незавершенные глупости. Я выдергивала из головы незаконченные мысли и делилась с ним. Мы стояли у кромки воды и обсуждали бескрайность моря и неба, ощущение бесконечности и ничтожности. Мы играли в догонялки с волнами, пытаясь поймать их, а потом отпрыгивали, чтобы наших ног не коснулась вода.
Казалось, остров принадлежит нам.
Дождливыми вечерами мы сидели в гостиной миссис Хендерсон, а Элли Мэй лежала у наших ног. Ной исследовал гарвардские курсы по биологическому разнообразию и искал профессоров, ведущих этот предмет. Я шерстила немецкие переписи в поисках имен своих прабабушки и прадедушки. Время от времени проверяла почту на случай, не прислали ли записи из Хольцман-Хаус.
Стажеры! Кто бы мог подумать!
– Ты снова разговаривал с отцом? – в один день спросила я.
Воздух был влажным, и наши лица блестели от пота, хотя сегодняшний день не стал нестерпимо жарким за лето. Я рассеянно листала очередную перепись и обнаружила у себя способность поддерживать разговор, даже будучи занятой поиском бабушкиных родителей.
– Я упомянул один курс, который хотел бы посещать. Он что-то проворчал, и я воспринял это как победу. Думаю, если посадить семя и продолжать напоминать о нем в качестве возможного варианта, мое решение не станет неожиданностью для всех.
– Тебе легче, когда ты касаешься этой темы?
Я открыла очередную городскую перепись 1912 года из города Любек, Германия. В 1938– 1939-х годах немцы проводили меньше переписей, чтобы отыскать евреев. Я поискала в записях тридцать восьмого года, но безуспешно. Это навело меня на мысли, что мои прабабушка и прадедушка могли к тому времени уехать в Люксембург – возможно, сразу же, как посадили бабушку на поезд до Парижа. Казалось, для моих поисков 1912 год немного ранний, но он был в свободном доступе, так что начнем. Как и большинство остальных документов, он был отсканирован, и поиск не представлялся возможным, поэтому я листала бесконечный документ, выискивая фамилию Голдман.
– Да, отчасти.
Герман Голдман.
Сара Голдман.
Я вскрикнула.
– Что? Что там?
– Я нашла их. – Нашла своих прадедушку и прабабушку. Родителей моей бабушки. Я повернула ноутбук экраном к Ною, чтобы он сам посмотрел. – Погляди!
– Ого! Превосходное расследование.
Я обхватила лицо Ноя руками и запечатлела смачный поцелуй на его губах.
На трудоемком немецком, искусно переведенном с помощью онлайн-переводчика в Гугле, я написала в организацию, с которой скачала архивы, с вопросом, есть ли у них похожие документы. И поискала Любек – город, в котором, видимо, и родилась моя бабушка. Это был немецкий порт, заселенный со времен неолита. Евреев в него не допускали, поэтому в начале восемнадцатого века они обосновались в соседнем городке Мойслинг. Когда в 1806 году Мойслинг вошел в состав Любека, им разрешили въехать. К началу двадцатого века в Любеке проживало свыше семисот евреев.
Неужели так сложно найти нескольких Голдманов среди семисот евреев? Я написала мэрии Любека с вопросом, сохранились ли у них записи акта о рождении моей бабушки или ее родителей. Потом отправила похожий запрос в синагогу Любека, которую построили в восьмидесятых годах девятнадцатого века и, видимо, бывшую единственной функционирующей в довоенное время церковью. Выглядела она как раз так – кладка красного кирпича.
Через три дня синагога прислала мне свидетельства о рождении бабушки и ее родителей, а также их свидетельство о браке.
– Я в шоке, – на следующий вечер сказала я Ною, когда он заехал за мной после смены в «Проуз Гарден». – У меня ощущение, будто я ищу иголку в стоге сена.
– Но они не сообщили тебе о родственниках?
Я вздохнула.
– Нет. И я пыталась погуглить, но ничего не нашла. И все же это доказательство того, что они существовали. Доказательство, что у них была жизнь. – Я посмотрела из машины на луну. Было пол-одиннадцатого, обычно в это время я шла домой и ложилась спать, но Ной настоял на встрече. – Куда мы едем?
– Это сюрприз.
– Ненавижу сюрпризы.
Он наклонился и поцеловал меня.
– Облом!
Мы поехали по Норт-Бич-стрит, но вместо пляжа свернули немного направо, а потом к Коблстоун Хилл. Мы ехали по незнакомой мне дороге, мимо огромных темных домов, а потом припарковались возле пустой лужайки посреди переулка.
– Сюда, – прошептал Ной. Даже в такое позднее время суток воздух был влажным и жарким и не помогал даже вялый ветерок. Ной взял меня за руку и довел до конца пешеходной дорожки. Дальше шла песчаная тропинка, зажатая двумя высокими живыми изгородями, очерчивающими границы двух земель. Эта нейтральная полоса заканчивалась деревянными ступеньками, встроенными в дюны, и вела вниз, на пляж. Мы встали у края, и нам открылся захватывающий дух вид на океан.
Я застыла. Оказалась, что я не всегда ненавижу сюрпризы.
– Господи, как красиво.
Ной обхватил рукой мои плечи и притянул к себе.
– Согласен.
Вода переливалась неоновыми голубыми искорками и омывала волнами берег. Таинственная, мистическая и прекрасная. Я вздрогнула от восхищения. Я даже не подозревала, что мир может быть таким.
– Что это?
– Биолюминесцентные медузы. Они называются гребневики.
Мы спустились по ступенькам на песок, скинули обувь и подошли к океану. Красивые, сияющие и диковинные волны бились о берег, и меня охватило какое-то странное чувство. Иногда, при виде столь невероятной и поразительной природы, я чувствовала, будто мне передают мучительную тайну, которую не суждено постичь, – что-то очень древнее и важное.
Только сейчас в груди щемило не так сильно, как обычно. Близость Ноя заполнила эту дыру в сердце. С ним я могла оценить по достоинству эту красоту. И притом не тосковала о том, чего никогда не имела.
Ной стянул футболку, и я вернулась мыслями к нему.
– Что ты делаешь?
– Отправляюсь в воду. – Он улыбнулся мне с сияющим от счастья лицом.
– Серьезно? – Я уставилась на него, разинув рот, а потом посмотрела на переливающуюся воду. – Это безопасно?
Он попятился к воде.
– Предлагаю узнать. Или ты боишься?
– Это провокация, Ной Барбанел.
Его улыбка была ярче луны.
– Тогда ты должна сразиться со мной. – И не успела я запротестовать, как он бросился вперед, закинул меня на плечо и вбежал в океан, забрызгав меня водой. Я отважно боролась с ним, хохоча и крича:
– Даже не думай!
– Меня не остановить.
Я шлепнула его по заднице.
– Я тебя укушу…
И тут Ной бросил меня в воду.
Океан сомкнулся над моей головой, утянув в тихий уединенный мир.
Я выпрямила ноги, а мои волосы медленно плыли по течению. Потом я выскочила из воды и запрыгнула на Ноя.
– Ты мокрая! – взвыл он. – И холодная!
– Так тебе и надо. – Пиная Ноя по ногам, я пыталась вывести его из равновесия и скинуть в воду. Но он поймал меня за лодыжку и прижал ее к своему боку. А потом вдруг закинул вторую мою ногу себе на талию, видимо, решив, что это удачная идея. Я обхватила его ногами, а Ной придерживал меня руками, и мы радостно улыбались и смотрели друг другу в глаза.
Потом мы целовались, смеялись и плавали, и играли в воде до тех пор, пока не выбились из сил. Нас снова окружили светящиеся зелено-голубые медузы, которых мы вначале спугнули. Мы перевернулись на спину и медленно поплыли, держась на соленой воде, оказавшись между небом и океаном.
Вот что самое главное.
Я не нравилась семье Ноя, которая думала, что нам лучше не встречаться. Но я считала иначе. Ной нравился мне так сильно, что иногда казалось, у меня будет удар, если я проживу день и не увижусь с ним. Он нравился мне так сильно, что я представляла его всякий раз, как закрывала глаза. Я тосковала по его прикосновениям, смеху, взгляду. Может, другие и сомневаются, что у нас что-то выйдет, – я уважала их мнение. Но сама решила, что отношения между нами – прекрасная идея.
Возможно, лучшая идея на свете.
Глава 25
– Как ты относишься к светским приемам в саду, устроенным до неприличия богатыми людьми? – спустя несколько дней спросил Ной, когда мы валялись на пляже после того, как я закончила работу, а он – тренировку по гребле.
Я приподнялась на локтях и посмотрела на него сверху вниз. Какой же красивый этот парень с вьющимися волосами, темными глазами и улыбкой, которая не сходила с его лица, когда мы были вместе.
– Как, например, к той, на которой я подавала напитки?
– Замени начало лета на конец лета. Бабушка с дедушкой устраивают ее каждый год.