Лето потерянных писем
Часть 42 из 82 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Глава 15
Не могу точно впомнить, когда именно у бабушки началась деменция. В памяти не отобразилась отчетливая граница, только мгновения до и после. В моментах до, во время каждой встречи бабушка повторяла одни и те же истории: о том, как работала в Нью-Йорке, как покупала ланч в кафе за пять центов и ела его на ступенях церкви Троицы. Она не слышала правым ухом, на левое тоже была глуховата, поэтому, чтобы поговорить с ней, приходилось наклоняться поближе. Частенько она отказывалась отвечать на вопросы.
«Нет, нет, – отвечала она, отмахиваясь костлявой рукой, покрытой тонкой, как пергамент, кожей. – Не спрашивай меня об этом».
После, в доме престарелых, она целыми днями просто сидела в своем кресле. Ей сложно было нас вспоминать, но она не забывала заведенный распорядок: укладка раз в неделю, маникюр, духи Chanel № 5. Ей удавалось подводить губы помадой в машине без помощи зеркала. В доме престарелых она повесила портреты моей мамы и теток, сделанные в профессиональной студии, когда они еще были маленькими. Маме на этом портрете было примерно восемь, и она светилась от счастья.
– Знаешь, кто это? – Бабушка сжимала мою ладонь своей хрупкой рукой. – Это мои дети.
Это были приятные минуты. Но оказалось не так приятно, когда она перестала нас узнавать, когда снова и снова спрашивала, где дедушка, когда мама кричала: «Он умер, мама. Он умер пятнадцать лет назад!», а бабушка взирала на нее, поджав губы, и вопрошала: «А ты кто такая?»
Мои родители ужасно боялись преждевременного наступления болезни Альцгеймера. Все ее предвещало. Если папа забывал какое-то слово, то после на полчаса становился мрачнее тучи. Если мама ставила банку мороженого не в морозильную камеру, а в холодильник, то это было равносильно диагнозу, выставленному специалистом.
Память – забавная штука. Некоторые люди отказывались рассказывать о прошлом, некоторые интерпретировали одно и то же событие по-своему, некоторые вообще ничего не помнили. Может быть, именно поэтому я и захотела изучать историю: если нам удастся все записывать на пленку, мы не забудем свое прошлое и, вероятно, тогда не будем обречены его повторять. Мы можем перевернуть камни прошлого, даже когда собственные воспоминания нас подведут или если члены нашей семьи помалкивают и ничего не рассказывают.
Но насколько достоверно нам удастся все записать? Как убедиться, что знания перейдут от одного поколения к другому?
Как решить, что стоит помнить, а что лучше навсегда забыть?
– Привет, девчонка из книжного!
Я замерла, стоя на стуле-стремянке с полными руками детских книг с острыми краями. Уже минут пять я расставляла и переставляла их на полках, чтобы втиснуть дюжину копий обложкой с названием наружу.
Я осторожно повернулась на стремянке.
– Тайлер! Привет.
Он усмехнулся.
– Помочь чем-нибудь?
– Вообще-то да, подержишь секунду? – Я свалила книги ему в руки и спрыгнула. – Я уже целую вечность пытаюсь расставить их на полке, но, видимо, придется сначала перекомпоновать те три полки.
– О.
Ну да, не всех увлекает организация книжных полок. Я забрала у него книги, положила их на тележку. Подождут тут, пока я не найду им место.
– Что случилось?
– Ищу подарки – у мамы завтра день рождения. Хочу купить ей книгу из ее списка.
– Какой примерный сын. Что за книга?
– Новинка Карин Слотер. Если только у тебя нет других вариантов?
– Ты задал мой любимый вопрос. Что нравится твоей маме?
Мы поболтали несколько минут о книгах и его маме. Потом я пробила ему новинку Слотер и дебютный триллер автора, о котором восторженно отзывались Мэгги и Лиз. Когда я протянула Тайлеру пакет, он легонько коснулся моих пальцев, и я была уверена, что он сделал это нарочно.
– Когда заканчиваешь? – спросил он. – Хочешь пообедать?
Я захлопала глазами.
Боже. Тайлер приглашал меня на свидание. Богатый привлекательный парень пригласил на свидание книжного червя. Более того, сегодня я выглядела отлично. Скромность существует, но не в моих мыслях. После работы мы с Ноем собирались встретиться с раввином, поэтому я надела очень симпатичное голубое платье и добавила серебряные украшения, потому как даже если мы не идем в храм по-настоящему, то ощущения были именно такими. Я укротила свои непослушные волосы с помощью укладочного средства и заплела французский пучок, свободно лежащий на шее.
– Сегодня я занята, но может, на следующей неделе?
– Конечно. Что будешь делать в понедельник?
– Обедать с тобой, – ответила я и еле сдержалась, чтобы не скривиться, потому что фразочки из романтических комедий в реальной жизни звучали нелепо.
Но это сработало, потому что Тайлер расплылся в улыбке.
– Дай телефон, я запишу свой номер.
Я восторженно смотрела, как он вводит свой номер. Когда Тайлер отдал мне телефон, прозвонил колокольчик на двери. Тайлер первым заметил вошедшего.
На секунду его улыбка застыла, а потом стала еще ярче.
– Привет, дружище.
О нет.
Я повернулась и увидела стоящего в дверях магазина Ноя. Видимо, в качестве наказания за использование фраз из ромкомов последовала неловкая ситуация. Ной смотрел на нас с удивлением на лице, а я смотрела на него. Он тоже приоделся в голубую на пуговицах рубашку, а волосы его были слегка влажными, словно он недавно вышел из душа. Ной резко кивнул в знак приветствия.
– Привет.
– Привет. – Я попыталась надвинуть на нос очки. Ага, конечно, сегодня же я надела линзы. – Ты рано.
Он не удостоил меня ответом. Справедливо.
– Как жизнь? – спросил у него Тайлер.
Ной окинул его холодным и невыразительным взглядом.
– Хорошо.
Кла-а-асс, обожаю такое!
– Предупрежу Мэгги, что ухожу, и пойдем. – Я повернулась к Тайлеру. – До встречи.
Он немного задержался на мне взглядом.
– До понедельника.
Я попыталась улыбнуться, но мое выражение лица, наверное, больше напоминало гримасу, и сорвалась с места.
Когда я вернулась, Тайлер уже ушел, а Ной сидел развалившись в кресле и листал поваренную книгу Йоттама Оттоленги. Потому что, конечно, почему бы и нет. Я подошла к нему с висящей на плече сумкой. Странно, но я нервничала из-за всей этой сцены с Тайлером.
– Готов?
– Да. – Ной отложил книгу и обратил наконец на меня внимание. – Хорошо выглядишь.
Комплимент. Моей внешности. Я сейчас умру.
– Спасибо.
– Мне нравятся твои сережки.
Я чуть не споткнулась, а ведь даже не двигалась. Господи боже. Мне так легко разомлеть от комплимента моим сережкам от парня?
Да. Да, легко.
Мы вышли на улицу: стоял ослепительно яркий день. Синхронно надели темные очки. Было жарко и ослепительно светло, от каждой поверхности отражалось солнце.
– Хочешь, сначала съедим по мороженому? – спросил Ной. – У нас есть еще немного времени до встречи с рабби.
– Давай.
Мы направились к «Джеку и Чарли» на набережной – молочному магазину с крышей, покрытой серым шифером, и белым забором, огораживающим их террасу из красного кирпича. Вокруг прыгали чайки, выманивая крошки у слабохарактерных туристов. Ной взял арбузный сорбет, а я – сливочное мороженое с брауни и зефирками, ведь жизнь дается лишь раз.
– Это ведь было не обольщение? – спросила я, когда мы уселись за небольшой деревянный столик, который нам удалось урвать у уходящей семьи. Порой нужно вести себя как хищник. – Никакого тайного умысла в комплименте моим сережкам?
Боже, да что со мной не так? Почему я не могу просто принять комплимент?
– Обольщение?
– Ой. – Ух. Иногда я успевала проглотить редко употребляемые слова до того, как они срывались с моего языка. «Не нужно», – уверяли меня взрослые. Просто будь собой. Легко им говорить, и не так уж легко мне в это поверить. И все же в компании Ноя я никогда не чувствовала необходимости подвергать цензуре свои же слова. – Я хотела сказать…
– Я тебя понял. Просто впечатлился. Отличная речь для приемной комиссии.
– Спасибо. – Вот тут я радостно ему улыбнулась. – Я получила восемьсот баллов за понимание прочитанного.
Ной фыркнул.
Ты очень тонко растешь в моих глазах.
– Прочувствуй свою удачу – мне с тобой так комфортно, что не приходится прибедняться и строить из себя скромницу.
– Об излишней скромности можно было бы говорить, если бы в ответ на мою реплику ты прикинулась робкой. Это же неприкрытое хвастовство.
– Верно. – Я усмехнулась и набрала идеально пропорциональную ложку мороженого, горячего шоколада и сливок. – А это впечатляет, правда же?
Не могу точно впомнить, когда именно у бабушки началась деменция. В памяти не отобразилась отчетливая граница, только мгновения до и после. В моментах до, во время каждой встречи бабушка повторяла одни и те же истории: о том, как работала в Нью-Йорке, как покупала ланч в кафе за пять центов и ела его на ступенях церкви Троицы. Она не слышала правым ухом, на левое тоже была глуховата, поэтому, чтобы поговорить с ней, приходилось наклоняться поближе. Частенько она отказывалась отвечать на вопросы.
«Нет, нет, – отвечала она, отмахиваясь костлявой рукой, покрытой тонкой, как пергамент, кожей. – Не спрашивай меня об этом».
После, в доме престарелых, она целыми днями просто сидела в своем кресле. Ей сложно было нас вспоминать, но она не забывала заведенный распорядок: укладка раз в неделю, маникюр, духи Chanel № 5. Ей удавалось подводить губы помадой в машине без помощи зеркала. В доме престарелых она повесила портреты моей мамы и теток, сделанные в профессиональной студии, когда они еще были маленькими. Маме на этом портрете было примерно восемь, и она светилась от счастья.
– Знаешь, кто это? – Бабушка сжимала мою ладонь своей хрупкой рукой. – Это мои дети.
Это были приятные минуты. Но оказалось не так приятно, когда она перестала нас узнавать, когда снова и снова спрашивала, где дедушка, когда мама кричала: «Он умер, мама. Он умер пятнадцать лет назад!», а бабушка взирала на нее, поджав губы, и вопрошала: «А ты кто такая?»
Мои родители ужасно боялись преждевременного наступления болезни Альцгеймера. Все ее предвещало. Если папа забывал какое-то слово, то после на полчаса становился мрачнее тучи. Если мама ставила банку мороженого не в морозильную камеру, а в холодильник, то это было равносильно диагнозу, выставленному специалистом.
Память – забавная штука. Некоторые люди отказывались рассказывать о прошлом, некоторые интерпретировали одно и то же событие по-своему, некоторые вообще ничего не помнили. Может быть, именно поэтому я и захотела изучать историю: если нам удастся все записывать на пленку, мы не забудем свое прошлое и, вероятно, тогда не будем обречены его повторять. Мы можем перевернуть камни прошлого, даже когда собственные воспоминания нас подведут или если члены нашей семьи помалкивают и ничего не рассказывают.
Но насколько достоверно нам удастся все записать? Как убедиться, что знания перейдут от одного поколения к другому?
Как решить, что стоит помнить, а что лучше навсегда забыть?
– Привет, девчонка из книжного!
Я замерла, стоя на стуле-стремянке с полными руками детских книг с острыми краями. Уже минут пять я расставляла и переставляла их на полках, чтобы втиснуть дюжину копий обложкой с названием наружу.
Я осторожно повернулась на стремянке.
– Тайлер! Привет.
Он усмехнулся.
– Помочь чем-нибудь?
– Вообще-то да, подержишь секунду? – Я свалила книги ему в руки и спрыгнула. – Я уже целую вечность пытаюсь расставить их на полке, но, видимо, придется сначала перекомпоновать те три полки.
– О.
Ну да, не всех увлекает организация книжных полок. Я забрала у него книги, положила их на тележку. Подождут тут, пока я не найду им место.
– Что случилось?
– Ищу подарки – у мамы завтра день рождения. Хочу купить ей книгу из ее списка.
– Какой примерный сын. Что за книга?
– Новинка Карин Слотер. Если только у тебя нет других вариантов?
– Ты задал мой любимый вопрос. Что нравится твоей маме?
Мы поболтали несколько минут о книгах и его маме. Потом я пробила ему новинку Слотер и дебютный триллер автора, о котором восторженно отзывались Мэгги и Лиз. Когда я протянула Тайлеру пакет, он легонько коснулся моих пальцев, и я была уверена, что он сделал это нарочно.
– Когда заканчиваешь? – спросил он. – Хочешь пообедать?
Я захлопала глазами.
Боже. Тайлер приглашал меня на свидание. Богатый привлекательный парень пригласил на свидание книжного червя. Более того, сегодня я выглядела отлично. Скромность существует, но не в моих мыслях. После работы мы с Ноем собирались встретиться с раввином, поэтому я надела очень симпатичное голубое платье и добавила серебряные украшения, потому как даже если мы не идем в храм по-настоящему, то ощущения были именно такими. Я укротила свои непослушные волосы с помощью укладочного средства и заплела французский пучок, свободно лежащий на шее.
– Сегодня я занята, но может, на следующей неделе?
– Конечно. Что будешь делать в понедельник?
– Обедать с тобой, – ответила я и еле сдержалась, чтобы не скривиться, потому что фразочки из романтических комедий в реальной жизни звучали нелепо.
Но это сработало, потому что Тайлер расплылся в улыбке.
– Дай телефон, я запишу свой номер.
Я восторженно смотрела, как он вводит свой номер. Когда Тайлер отдал мне телефон, прозвонил колокольчик на двери. Тайлер первым заметил вошедшего.
На секунду его улыбка застыла, а потом стала еще ярче.
– Привет, дружище.
О нет.
Я повернулась и увидела стоящего в дверях магазина Ноя. Видимо, в качестве наказания за использование фраз из ромкомов последовала неловкая ситуация. Ной смотрел на нас с удивлением на лице, а я смотрела на него. Он тоже приоделся в голубую на пуговицах рубашку, а волосы его были слегка влажными, словно он недавно вышел из душа. Ной резко кивнул в знак приветствия.
– Привет.
– Привет. – Я попыталась надвинуть на нос очки. Ага, конечно, сегодня же я надела линзы. – Ты рано.
Он не удостоил меня ответом. Справедливо.
– Как жизнь? – спросил у него Тайлер.
Ной окинул его холодным и невыразительным взглядом.
– Хорошо.
Кла-а-асс, обожаю такое!
– Предупрежу Мэгги, что ухожу, и пойдем. – Я повернулась к Тайлеру. – До встречи.
Он немного задержался на мне взглядом.
– До понедельника.
Я попыталась улыбнуться, но мое выражение лица, наверное, больше напоминало гримасу, и сорвалась с места.
Когда я вернулась, Тайлер уже ушел, а Ной сидел развалившись в кресле и листал поваренную книгу Йоттама Оттоленги. Потому что, конечно, почему бы и нет. Я подошла к нему с висящей на плече сумкой. Странно, но я нервничала из-за всей этой сцены с Тайлером.
– Готов?
– Да. – Ной отложил книгу и обратил наконец на меня внимание. – Хорошо выглядишь.
Комплимент. Моей внешности. Я сейчас умру.
– Спасибо.
– Мне нравятся твои сережки.
Я чуть не споткнулась, а ведь даже не двигалась. Господи боже. Мне так легко разомлеть от комплимента моим сережкам от парня?
Да. Да, легко.
Мы вышли на улицу: стоял ослепительно яркий день. Синхронно надели темные очки. Было жарко и ослепительно светло, от каждой поверхности отражалось солнце.
– Хочешь, сначала съедим по мороженому? – спросил Ной. – У нас есть еще немного времени до встречи с рабби.
– Давай.
Мы направились к «Джеку и Чарли» на набережной – молочному магазину с крышей, покрытой серым шифером, и белым забором, огораживающим их террасу из красного кирпича. Вокруг прыгали чайки, выманивая крошки у слабохарактерных туристов. Ной взял арбузный сорбет, а я – сливочное мороженое с брауни и зефирками, ведь жизнь дается лишь раз.
– Это ведь было не обольщение? – спросила я, когда мы уселись за небольшой деревянный столик, который нам удалось урвать у уходящей семьи. Порой нужно вести себя как хищник. – Никакого тайного умысла в комплименте моим сережкам?
Боже, да что со мной не так? Почему я не могу просто принять комплимент?
– Обольщение?
– Ой. – Ух. Иногда я успевала проглотить редко употребляемые слова до того, как они срывались с моего языка. «Не нужно», – уверяли меня взрослые. Просто будь собой. Легко им говорить, и не так уж легко мне в это поверить. И все же в компании Ноя я никогда не чувствовала необходимости подвергать цензуре свои же слова. – Я хотела сказать…
– Я тебя понял. Просто впечатлился. Отличная речь для приемной комиссии.
– Спасибо. – Вот тут я радостно ему улыбнулась. – Я получила восемьсот баллов за понимание прочитанного.
Ной фыркнул.
Ты очень тонко растешь в моих глазах.
– Прочувствуй свою удачу – мне с тобой так комфортно, что не приходится прибедняться и строить из себя скромницу.
– Об излишней скромности можно было бы говорить, если бы в ответ на мою реплику ты прикинулась робкой. Это же неприкрытое хвастовство.
– Верно. – Я усмехнулась и набрала идеально пропорциональную ложку мороженого, горячего шоколада и сливок. – А это впечатляет, правда же?