Ледяной поцелуй страха

— Мама! Ну что ты опять начинаешь! Ты же знаешь, какая у нас была ситуация! Ну куда я с ней: то в Африку, то в Америку. По всему миру… Это же…

— Раньше думать надо было! Не торопиться рожать. Едва школу закончила, тут же замуж выскочила и забрюхатела. Ума у тебя не было!

— Мама! — со слезами в голосе воскликнула мать. — И это мне говоришь ты! Ты меня отговорила от аборта! Сказала, что поможешь. Я вообще рожать не хотела! В восемнадцать лет!

— Сделала бы аборт, потом бы совсем родить не смогла. Искалечила бы себя на всю жизнь. Молодая, дура.

Послышался пронзительный звук, будто резко сдвинули стул. Настя отпрянула от двери, подумав, что мать сейчас выйдет и застанет ее подслушивающей. Но нет, в кухне раздались шаги, так, будто мама ходила от стены к стене. Чиркнула спичка, и затем едкий запах сигаретного дыма просочился в коридор.

— Если бы я была дурой, не вышла бы замуж так удачно! Смотри, что у меня есть! Я весь мир повидала! Я ни в чем не знаю недостатка! Я многое обрела, чего у меня не было и ты бы никогда не смогла дать!

— Получила шмотки и престиж, но потеряла дочь, — с какой-то злостью сказала вдруг бабушка. — Ты же ее не растила! Не вставала по ночам, не возила в поликлинику. Ты сбросила ее мне как котенка, новорожденную, и усвистела в свои заграничные страны.

— Ты сама ее у меня забрала! — перешла на крик мать, и бабушка громко шикнула:

— Тише, разбудишь Настю.

— Ты же сама…

— А не оставлять же ее было этим… Жила бы у них девчонка, как сирота, затюкали бы ее. Никто бы ее там не любил! Мамаша его такая же, как ты, — ее только шмотки и танцы интересуют!

— Мама! Прекрати!

— Что, правда глаза колет? Не знаю, где я так прокололась… Все, что могла, тебе отдавала. Да, видимо, недостаточно.

— Ты растила меня в нищете! Без мужа!

— Зато в любви! Как и Настасью. А там она была бы брошена. Растили бы ее все эти няньки… А я родная! Ращу в любви! У нас ни в чем нет недостатка.

— Я вижу! Ты ее наряжаешь, как и меня, в эти ужасные плиссированные юбки и старые кофты! Будто я вам подарков не присылаю!

— Подарками откупиться пытаешься. А сама дочку четыре года не видела. Она тебя даже не помнит! И теперь говоришь, что забрать хочешь…

Голос бабушки дрогнул. И следом за этим раздались всхлипывания.

— Ма, прекрати, — послышался уже со смягченными интонациями голос матери. — Ма…

— Ты ее даже в школу не отводила. Ты даже не…

— Мама!

— Она же родилась и привыкла тут! У нее подружки! У нее…

— Что из нее тут вырастет? Ты видела, в каком виде она вчера вернулась из школы? Оборванная, грязная, с разбитыми коленками. И ты говоришь, что воспитываешь ее? Что, ей тут будет лучше? Я дам ей воспитание! Отдам в элитную школу в Лондоне. Она будет разговаривать на нескольких языках. Будет вхожа в высшее общество.

— И вырастет такой же бабочкой, как ты. Красивой снаружи и пустой внутри.

— С тобой бесполезно разговаривать! — в гневе выкрикнула мать. Настя едва успела отпрыгнуть от двери и юркнуть в ванную, потому что дверь резко распахнулась, и из кухни решительным шагом вышла мать. Она проследовала в ту комнату, где, оказывается, сидел, а не спал, в ожидании окончания разговора отец.

— Эдуард! Едем!

Бабушка так и не вышла попрощаться. Настя, воспользовавшись моментом, проскользнула в свою комнату и легла в кровать. Когда мама зашла к ней, девочка притворилась спящей. По щеке прохладно скользнули губы, обдало сладким запахом духов, который на этот раз уже показался противным. Настя затаила дыхание. Мама еще задержалась на секунду у ее кровати, а затем вышла.

Девочка услышала стук захлопнувшейся двери, подождала для верности немного, а затем выскользнула из кровати. Бабушка сидела у окна и, глядя на темную улицу и ничего на ней не видя, плакала.

— Ба… — Настя подошла сзади, обняла бабушку и крепко прижалась щекой к впитавшей в себя кухонные запахи байке домашнего халата. — Ба, я никуда-никуда не поеду! Никуда!

Бабушка лишь похлопала ее по руке — то ли одобряя, то ли успокаивая, но ничего не сказала.

Андрей с Никитой уже ожидали их в столовой за тем же столиком, что и накануне.

— Все то же, что и вчера, но свежее, — прокомментировал Андрей, указывая взглядом на лотки с едой. Полина взяла чистую тарелку, но Настя вдруг, миновав ряд столов, направилась к видневшейся в противоположном конце зала двери. По пути она расчехлила камеру и сделала несколько снимков, направив объектив на стойки с едой, в пустой угол, а затем сделала обзорный снимок всего зала. Полина шепотом пояснила Андрею, для чего все это.

— Хорошо бы еще скинуть снимки в ваш компьютер и как следует рассмотреть тот, на котором видны какие-то люди, — ответил мужчина, ставя перед сыном тарелку с гречневой кашей и омлетом. Никита, мельком окинув горку рассыпчатой крупы, скривился и заявил, что желает завтракать печеньем. Андрей твердо заявил, что печенье будет только на десерт. Никита закапризничал. Отец вздохнул и, бросив на Полину извиняющийся взгляд, наклонился к сыну и принялся что-то ему вполголоса говорить. Девушка поставила тарелку на стол Андрея и отправилась к Насте.

— Ну что? — спросила она у подруги, делавшей снимки огромного разделочного стола с поверхностью из нержавейки. Взгляд скользнул по помещению, отметив пару работающих промышленных холодильников и корзину с немытыми фруктами, поставленную на отдельный, уже небольшой, стол.

— Да пусто! Хотя все оставлено так, будто помещение покинули минут десять назад. Холодильники работают, продукты в них, похоже, свежие. Я даже глянула даты на пакетах с молоком: сегодняшнее.

— Сегодняшнее? — переспросила Полина. — Получается, сюда кто-то еще и привозит продукты с фабрики, которая должна находиться поблизости. И этот завоз был утренним.

— Молоко могли разлить и вчера, но даты проставить сегодняшние. Не знаешь, что ли, как это может делаться? — пожала плечами Настя. — Но ты права в том, что продукты должны были привезти. Как — мы это не видели, потому что искали дорогу.


— Привезти и разгрузить продукты — это тебе не тетрадь подкинуть… Скорей всего, это и правда сделали в наше отсутствие. Есть тут что еще интересное?

Подруги прошли в соседнее помещение и увидели две огромные плиты. Огонь зажжен не был, но поверхность одной из плит оказалась теплой.

— Как они все успевают делать? Приготовить незаметно, накрыть столы и… спрятаться? — сказала, наводя на плиты камеру, Настя.

— Если мы это узнаем, то, думаю, и из поселка сможем выйти.

— А тебе не кажется, что нас могли взять в плен? В свете той записи в тетради, прозвучавшей не то как угроза, не то как предупреждение. Обращаются с нами пока неплохо: кормят и номера убирают. Но что будет дальше — неизвестно.

— Да я уже и не знаю, что думать, Настя. Эта мысль мне тоже приходила в голову. Ладно, пошли к Андрею, покажем ему тетрадь. Кстати, надо снимки с камеры перекачать в мой компьютер и как следует рассмотреть.

Подруги вернулись за стол, за которым Никита уже как ни в чем не бывало, без капризов, что-то оживленно рассказывая отцу, наворачивал десертной ложкой гречневую кашу и запивал ее молоком. Андрей поднял вопросительный взгляд на присевших за столик девушек, и Полина кратко пересказала ему их разговор с Настей на кухне, а затем продемонстрировала тетрадь.

— Вот что я думаю: либо мы опять идем всеми теми дорогами, которые прошли вчера, и пытаемся отсюда выйти методом тыка, как Геннадий. Либо пытаемся разобраться во всем. И, исходя из того, что нам откроется, искать выход.

— Поддерживаю, — сказала Полина. — Второе мне кажется более верным.

— Значит, начнем с исследования поселка и поиска тех, кто тут обитает.

— Мы с Настей можем это сделать вдвоем, — предложила Полина, бросив взгляд на подругу, которая уже успела занять мальчика разговором. — А вы с Никитой отдохните: мальчик хоть и чемпион, но все же ребенок.

— Я вас одних не отпущу, — не согласился мужчина. — Мы находимся в незнакомом месте, в котором непонятно что происходит. Как я вас, девушек, отпущу одних?

— Вот именно потому, что мы не знаем, чего ожидать, лучше не вмешивать в поиски вашего сына, — возразила Полина строгим тоном. Настя усмехнулась и поспешила вмешаться:

— Андрей, вы можете идти вместе с Полиной, а я посижу в номере с Никитой. Мы с ним, кажется, нашли общий язык.

— О! — обрадовался мужчина. — Так и поступим.

После завтрака Настя увела Никиту в номер, а Полина с Андреем вышли на улицу.

— Чувствую себя героиней фильма «День сурка», — сказала девушка, переводя взгляд с памятника Ленину на дорогу.

— Пусть лучше будет «День сурка», чем «Другие», — отозвался мужчина.

— Думаете, мы ехали в маршрутке, попали в аварию и уже… того? — спросила Полина, за усмешкой постаравшись скрыть то, что ей стало не по себе.

— Надеюсь, что нет. У всего происходящего найдется какое-то логичное объяснение. Надеюсь, вы ваши книги тоже не оставляете без развязки. Не читал их, но, обещаю, если выберемся из этой передряги, куплю и прочту!

— Мне не нравится ваше «если»…

— Да, прозвучало как-то безнадежно. Вы правы. Когда мы выберемся…

— Вот, это уже лучше! — улыбнулась Полина и махнула рукой в сторону здания администрации. — Предлагаю начать оттуда. Оно мне кажется более оживленным. Развевающийся флаг все же как-то внушает надежду.

Андрей согласился, и они поднялись на крыльцо. Полина опасалась, что здание администрации окажется закрытым, но стоило ей лишь толкнуть выкрашенную в белый цвет дверь, как та тут же поддалась.

— Погодите, дайте я пойду первым, — опередил ее Андрей. — На всякий случай.

Полина не стала возражать: осторожность превыше любопытства. К тому же идти за высоким и широкоплечим мужчиной ей было совсем не страшно.

Их встретила тишина, такая же, как и в гостинице — не звенящая пустотой, а приглушенная, как шаги по толстому ковру, и настораживающая, будто некто просто затаился, чтобы в самый неожиданный момент явить себя путникам.

Андрей тем временем уже открыл первую дверь и, предварительно оглядев помещение, оказавшееся небольшим кабинетом, вошел внутрь. Полина зашла следом. Кабинет чем-то напомнил ей учительскую в ее школе. На полу лежал толстый пестрый ковер в красных тонах. В центре стоял полированный темный стол овальной формы, под который были задвинуты стулья. На столешнице — письменный прибор, рядом — аккуратная стопка чистой бумаги и перекидной календарь. По краям — шкафы с папками. Андрей сделал круг по кабинету, отдернул штору, потыкал зачем-то пальцем землю в горшке с кактусом и повернулся к Полине.

— Ничего интересного, — пожал он плечами. — Идем дальше?

— Погодите. Календарь…

— Что?

— Двадцатое августа, как должно быть сегодня. Но год — тысяча девятьсот восемьдесят третий.

Андрей быстрым шагом подошел к Полине и заглянул в откидной календарь. Пролистал несколько листков и присвистнул.

— Календарь тридцатилетней давности. Раритет?

— Или мы в прошлом? — смело предположила Полина.

— Предпочитаю думать, что это просто раритетная вещь.

— Это год моего рождения, — заметила девушка. — И Насти тоже.

— Я был как раз в возрасте моего сына. Ему в этом году исполняется пять лет.