Леди, которая любила лошадей
Часть 62 из 70 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
…стекло мира трещало. А спину рвали когти дракона-хранителя, и эта призрачная боль заставила двигаться. Всего-то шаг.
И два.
И руку поднять, которая вдруг стала невероятно тяжела.
Толкнуть.
Раскрыть объятья навстречу иглам, острия который пробивали купол времени. И когда тот все-таки разлетелся вдребезги вновь, Демьян закрыл глаза. Если повезет, то странный дар его поможет.
Спасет.
Если не Демьяна… пускай даже не Демьяна, но спасет.
Было больно.
Пожалуй, куда больнее чем в прошлый раз. И эта боль заставляла сосредоточиться на себе. Что-то вспыхнуло, стало жарко.
Кто-то закричал.
И снова.
И жар сделался почти невыносим, а иглы вошли в тело. Подумалось, что бабочка из него, Демьяна, вышла на редкость поганая…
Глава 33
…на что похожа сила?
Не та, с которой Василиса так и не сумела сладить, освоив пяток самых простых заклинаний. Да и те получались, положа руку на сердце, раз через два.
Нет, эта сила не такая.
Она в шепоте ветра, в шелесте трав. Она не внутри, ибо собственный источник Василисы слаб, и теперь она точно знает, отчего.
Этого источника вовсе не должно было быть.
Он мертворожденный, чуждый, но поди ж ты, выжил, приспособился. И выходит, что она, Василиса, двоесильница? Слово какое забавное. Она бы улыбнулась.
Зазвенели золотые подвески.
Кроме той, что украдена.
…на что похожа сила?
На молодого коня, который полон ярости, и сам с собой совладать неспособный летит, несется… несет… попробуй-ка удержись, если сумеешь. А нет? Рухнешь под копыта.
Это ложь, что лошади не наступают на упавших. Еще как наступают. Порой потому как получается, а порой и нарочно. Не каждая лошадь добра. Не каждый всадник стоит того, чтобы его нести.
На что…
…руку протяни, коснись. И ей позволь коснуться, приучая к себе, знакомясь. Вдох и выдох, и сила пронизывает тело, опутывая его, прорастая внутрь.
Немного больно.
И голова кружится, но головокружение проходит быстро. Только золотые подвески звенят, и в каждой свой дух…
Свое слово.
…и слово это так и осталось непроизнесенным. А она ведь почти поверила, что все-то получилось, что вышло именно так, как должно, что…
Стало вдруг холодно.
И горячо.
И сила ее, еще неприрученная, взвилась на дыбы.
Вот только…
…она, эта сила, могла многое.
Вытянуть душу из тела, пустить по сплетенной из крови дорожке, сотворив для этой души мир, в котором она будет счастлива. Уверить, что все по-настоящему.
…распахнуть врата мертвого мира.
Их же закрыть.
Потянуть за нить прошлого, перебрав нити чужих имен и чужих же жизней.
…но не остановить волну чужой, чуждой силы.
Было как в прошлый раз.
Она, Василиса, видела, как медленно взмывают руки Нюси, как изгибаются они причудливо, словно крылья. И узкие рукава жакета сползают. Она видела тонкие запястья и темные нити сосудов.
Искаженное яростью лицо.
Пальцы, посиневшие вдруг с совсем уж яркими ноготками.
Силу, которая вскипела сквозь кожу. Вместе с кожей. И эта сила потянулась к Василисе, повинуясь приказу: убить.
Не огонь.
Закричала Марья.
Пошатнулся Вещерский, вдруг упав на одно колено. И над спиной его, выгибаясь, хрупкий, неровный, вспыхнул щит. Дернулся, падая на карачки, Аполлон. А тот, третий, незнакомый Василисе, нехороший собою человек, замахнулся.
Но как же медленно.
Она вдруг поняла: не успеют. И новая, обретенная сила, не поможет… как и косточка, зажатая в руке.
Наверное, следовало бы закричать.
Упасть на землю.
Создать щит. Но… Василиса поняла, что ничего-то не может, что она и пошевелиться-то не способна, и вовсе не в магии дело, а…
…опалила кожу зачарованная бляха родовой защиты. Но слабо, будто… будто через силу… правильно… она, Василиса, не совсем, чтобы Радковская-Кевич, пусть кровь от крови рода, но…
Додумать не успела. Толчок в грудь опрокинул ее на землю.
Было больно.
И еще обидно.
Но… это все, что она успела. И закричать, когда вдруг ледяные иглы пробили на удивление хрупкий родовой щит, а за ним и человека.
Остро, резко запахло кровью.
- Марья, нет! – голос Вещерского потонул в вое огненного шторма.
Затлела солома.
Заискрила.
Василиса встала на четвереньки и мотнула головой. В голове этой гудело пламя и еще сила…
- …Марья…
Голоса доносились издалека, а тот, кто был Василисе нужен, находился рядом. Вот только… сколько места в деннике? Не так и много… а пойди-ка, доползи, особенно если на четвереньках. И встать бы можно, только руки не слушаются.
И ноги тоже.
И ковыляет она… владычица путей заветных… тоже выдумала, глупая, глупая… на запястье золотой браслет, а в руках косточка. И что из того? Надо бы оставить, потому как ни одно, ни другое не способны помочь. А Василиса ползет.
Упрямая.
Всегда такой была. А теперь вот…
Пламя, взвившись под самый потолок, растеклось по нему огненным покрывалом, вцепилось в крышу, в дерево. Жар становился невыносим.
Марья…
Нервничает. И вовсе она не ледяная, а просто… приходится, чтобы силу сдержать. Не удержала, и вот теперь… получилось, как получилось.
- Живой, - сказали Василисе.
И она кивнула, соглашаясь, что да, живой. Пока. И она живая. И… Марья справится. Уляжется пламя, послушное ее слову, и… и все-то будет хорошо.
И два.
И руку поднять, которая вдруг стала невероятно тяжела.
Толкнуть.
Раскрыть объятья навстречу иглам, острия который пробивали купол времени. И когда тот все-таки разлетелся вдребезги вновь, Демьян закрыл глаза. Если повезет, то странный дар его поможет.
Спасет.
Если не Демьяна… пускай даже не Демьяна, но спасет.
Было больно.
Пожалуй, куда больнее чем в прошлый раз. И эта боль заставляла сосредоточиться на себе. Что-то вспыхнуло, стало жарко.
Кто-то закричал.
И снова.
И жар сделался почти невыносим, а иглы вошли в тело. Подумалось, что бабочка из него, Демьяна, вышла на редкость поганая…
Глава 33
…на что похожа сила?
Не та, с которой Василиса так и не сумела сладить, освоив пяток самых простых заклинаний. Да и те получались, положа руку на сердце, раз через два.
Нет, эта сила не такая.
Она в шепоте ветра, в шелесте трав. Она не внутри, ибо собственный источник Василисы слаб, и теперь она точно знает, отчего.
Этого источника вовсе не должно было быть.
Он мертворожденный, чуждый, но поди ж ты, выжил, приспособился. И выходит, что она, Василиса, двоесильница? Слово какое забавное. Она бы улыбнулась.
Зазвенели золотые подвески.
Кроме той, что украдена.
…на что похожа сила?
На молодого коня, который полон ярости, и сам с собой совладать неспособный летит, несется… несет… попробуй-ка удержись, если сумеешь. А нет? Рухнешь под копыта.
Это ложь, что лошади не наступают на упавших. Еще как наступают. Порой потому как получается, а порой и нарочно. Не каждая лошадь добра. Не каждый всадник стоит того, чтобы его нести.
На что…
…руку протяни, коснись. И ей позволь коснуться, приучая к себе, знакомясь. Вдох и выдох, и сила пронизывает тело, опутывая его, прорастая внутрь.
Немного больно.
И голова кружится, но головокружение проходит быстро. Только золотые подвески звенят, и в каждой свой дух…
Свое слово.
…и слово это так и осталось непроизнесенным. А она ведь почти поверила, что все-то получилось, что вышло именно так, как должно, что…
Стало вдруг холодно.
И горячо.
И сила ее, еще неприрученная, взвилась на дыбы.
Вот только…
…она, эта сила, могла многое.
Вытянуть душу из тела, пустить по сплетенной из крови дорожке, сотворив для этой души мир, в котором она будет счастлива. Уверить, что все по-настоящему.
…распахнуть врата мертвого мира.
Их же закрыть.
Потянуть за нить прошлого, перебрав нити чужих имен и чужих же жизней.
…но не остановить волну чужой, чуждой силы.
Было как в прошлый раз.
Она, Василиса, видела, как медленно взмывают руки Нюси, как изгибаются они причудливо, словно крылья. И узкие рукава жакета сползают. Она видела тонкие запястья и темные нити сосудов.
Искаженное яростью лицо.
Пальцы, посиневшие вдруг с совсем уж яркими ноготками.
Силу, которая вскипела сквозь кожу. Вместе с кожей. И эта сила потянулась к Василисе, повинуясь приказу: убить.
Не огонь.
Закричала Марья.
Пошатнулся Вещерский, вдруг упав на одно колено. И над спиной его, выгибаясь, хрупкий, неровный, вспыхнул щит. Дернулся, падая на карачки, Аполлон. А тот, третий, незнакомый Василисе, нехороший собою человек, замахнулся.
Но как же медленно.
Она вдруг поняла: не успеют. И новая, обретенная сила, не поможет… как и косточка, зажатая в руке.
Наверное, следовало бы закричать.
Упасть на землю.
Создать щит. Но… Василиса поняла, что ничего-то не может, что она и пошевелиться-то не способна, и вовсе не в магии дело, а…
…опалила кожу зачарованная бляха родовой защиты. Но слабо, будто… будто через силу… правильно… она, Василиса, не совсем, чтобы Радковская-Кевич, пусть кровь от крови рода, но…
Додумать не успела. Толчок в грудь опрокинул ее на землю.
Было больно.
И еще обидно.
Но… это все, что она успела. И закричать, когда вдруг ледяные иглы пробили на удивление хрупкий родовой щит, а за ним и человека.
Остро, резко запахло кровью.
- Марья, нет! – голос Вещерского потонул в вое огненного шторма.
Затлела солома.
Заискрила.
Василиса встала на четвереньки и мотнула головой. В голове этой гудело пламя и еще сила…
- …Марья…
Голоса доносились издалека, а тот, кто был Василисе нужен, находился рядом. Вот только… сколько места в деннике? Не так и много… а пойди-ка, доползи, особенно если на четвереньках. И встать бы можно, только руки не слушаются.
И ноги тоже.
И ковыляет она… владычица путей заветных… тоже выдумала, глупая, глупая… на запястье золотой браслет, а в руках косточка. И что из того? Надо бы оставить, потому как ни одно, ни другое не способны помочь. А Василиса ползет.
Упрямая.
Всегда такой была. А теперь вот…
Пламя, взвившись под самый потолок, растеклось по нему огненным покрывалом, вцепилось в крышу, в дерево. Жар становился невыносим.
Марья…
Нервничает. И вовсе она не ледяная, а просто… приходится, чтобы силу сдержать. Не удержала, и вот теперь… получилось, как получилось.
- Живой, - сказали Василисе.
И она кивнула, соглашаясь, что да, живой. Пока. И она живая. И… Марья справится. Уляжется пламя, послушное ее слову, и… и все-то будет хорошо.