Лагерь

– Хорошо. Но ты не прав – лучше всего синий напиток! – Я бросаю на него самый испепеляющий из своих взглядов.

– Ну… тебя порядком разгорячило это занятие.

– Какое занятие? – улыбаюсь я.

– Ты так напорист.

– О. Ну… синий напиток лучше. – С этими словами я беру его за воротник рубашки и притягиваю к себе для поцелуя.

– Это часть скетча? – шепчет Хадсон.

– Дал! – зовет меня Марк. – Иди сюда! Я дам тебе дешевую одноразовую камеру для подводной съемки, Джоан собирается отправить ее на проявку, потому что такими никто нигде не пользуется, кроме как под водой.

– Нужно идти. Но думаю, ты все понял про скетч.

– Вот уж не подозревал, что игра в разных командах – это сексуально.

– Не говори мне такого, когда я собираюсь уходить. Это нечестно. – Хватаю его и еще раз целую, а потом бегу в домик, где Марк вручает мне камеру, и я быстро переодеваюсь в купальный костюм. Нам дают такие камеры каждый год, хотя снимки, сделанные ими, никуда не выкладывают. Марк говорит, Джоан хочет провести хорошую вечернюю подводную съемку для сайта лагеря, но наши камеры слишком дешевые, чтобы нанять профессионального фотографа.

У бассейна Джоан, одетая как всегда, а не в купальник, и не собирающаяся залезать в воду, громко напоминает всем, что нужно взводить камеру перед каждым новым снимком, и мы все ныряем в бассейн. Солнце стоит низко над горизонтом, и основной свет исходит от фонарей вокруг бассейна и от подводной подсветки. Все делают селфи и снимки своих друзей, от чьих носов поднимаются к поверхности воды пузырьки воздуха, надеясь, что фотографии не окажутся расплывчатыми. Я фотографирую Хадсона, целующего меня в щеку у края бассейна, а также плывущего под водой. Эти фотографии не будут обнародованы, но так забавно делать парные снимки и селфи, позировать, мечтая, что их можно будет если не разместить в наших телефонах, то хотя бы показать соседям по койкам. Или же в конце лета мы сможем скачать снимки, воспользовавшись присланным нам кодом.

И потому все это здорово.

Я замечаю, что Джордж и Брэд, в свою очередь, делают забавные парные снимки, а Паз и Эшли тоже фотографируются вместе, хотя и не целуются при этом. Но Паз все же кладет руку на талию Эшли, так что они уже, наверное, выяснили отношения. Нужно будет уточнить у Эшли.

После плавания мы с Хадсоном целуемся, желая друг другу спокойной ночи, в домике я примеряю сшитый для меня Чэрити комбинезон и нахожу, что он сидит идеально. А если оставить его незастегнутым, то он выставляет напоказ мою вроде как волосатую грудь и идущую вниз от пупка полоску, что, пожалуй, выглядит слишком уж сексуально. Нужно не забыть расстегнуть комбинезон для Хадсона.

– Дорогой, ты выглядишь изумительно. Где ты это взял? Если бы у нас были настоящие фотоаппараты, я бы немедленно снял тебя для твоего профиля на сайте знакомств.

– Мне больше не нужен такой профиль. – Я улыбаюсь и отворачиваюсь от зеркала в ванной комнате, в котором какое-то время любовался собой. – А глядя на вас с Брэдом, то же самое можно сказать и о тебе.

– О, – отмахивается от меня Джордж, начиная чистить зубы, – та нифево серешново.

Я пожимаю плечами:

– Как бы то ни было, все это мило. Я рад, что ты хорошо проводишь время.

– Я ефе луфе профеду фремя, хохта мы останемшя наетине.

Я смеюсь.

– Что смешного? – спрашивает Эшли, входя в домик. Я вижу, что Паз рядом с ней нет.

– Джордж смешной. Но мне хотелось бы знать… – понижаю я голос, – что происходит между тобой и Паз.

– О. – Эшли оглядывается на дверь в ванную. – Не знаю. Она милая.

– И? – встревает Джордж, Эшли смущается.

– Ну, может… может, я думаю, что она… сексуальная.

– ОШЛИШНО! – восклицает Джордж, и пена из его рта разлетается повсюду, но, к счастью, не попадает на мой комбинезон. Он плюет в раковину. – Это хорошо.

– Но это вовсе не означает, что я нравлюсь ей. – Эшли выдавливает зубную пасту на свою щетку.

Мы с Джорджем круглыми глазами смотрим друг на друга, а потом я иду в кабинку, чтобы переодеться в пижаму.

– Конечно, нравишься, – утверждает Джордж.

– Она дружелюбна со мной, но я не знаю.

– Просто поговори с ней, – советую я. Мне не хочется выдавать доверившуюся мне Паз, но если они до конца лета так и не объяснятся, это будет просто нелепо.

– Может быть.

Я переоделся и выхожу из кабинки. Эшли чистит зубы, а Джордж в недоумении дергает плечом. Я иду убрать в шкафчик свой комбинезон, и Джордж следует за мной.

– Ты так и не сказал, где ты это взял. – Джордж указывает подбородком на комбинезон.

– Ну… один человек сшил его для меня. Для одного дела.

– О, – кивает Джордж. – Синий. Правильно. Замечательно. А я как раз получил посылку с синим лаком и синими тенями. У меня все готово.


Усмехаюсь и ложусь в койку, не желая взглянуть на косметику, которой не буду пользоваться.

– Да, и в театральном домике есть перламутровая синяя помада. Думаю, Марк разрешит нам взять ее.

– Возможно, – говорю я, залезая под одеяло.

– Прости-прости, знаю, что не должен был заговаривать об этом. Но я-то как следует разукрашусь. И у меня есть синий веер. Меня уже волнуют взгляды, которые будут бросать на меня окружающие.

Я молчу, горюя о том, что единственной приемлемой для меня этим летом косметикой станет краска, которой я нанесу мазки под глазами. Только так я смогу обнаружить свойственный мне стиль. Может, добавлю на эти полоски немного блеска. Но о чем я беспокоюсь? Хадсон влюблен в меня. И даже если я сделаю полный макияж, он, по всей вероятности, отнесется к этому нормально.





* * *


На следующий день на встрече капитанов Синих мы придумываем приветственные слоганы и снова обсуждаем вопрос о том, какие домики в каких соревнованиях будут участвовать. Капитаны и Конни по-прежнему скептически относятся к тому, что мой домик возьмет на себя полосу препятствий – до тех пор, пока я не привожу свои доводы, и тогда все с волнением признают, что, может, у нас и есть шанс победить.

– Но тебе надо будет убедить всех, – говорит Паз. – Я, конечно, помогу, но это твоя идея, а у театральных ребят все в порядке с самооценкой, если они знают, что у них все получится. Но если им покажется, что им будут отведены второстепенные роли… ну… сам знаешь, как мы на это реагируем.

– Думаю, все пройдет хорошо, – заверяю ее я.

Этим вечером весь лагерь смотрит на звезды. Мы выключаем фонари и ложимся на футбольное поле, и Карл, вожатый, отвечающий за изучение природы, показывает нам созвездия и планеты, и его акцент придает нашему занятию академический оттенок. Мы с Хадсоном лежим на траве, взявшись за руки.

– Значит, завтра до ужина мы с тобой не увидимся, – сожалею я. – Ты будешь занят?

– Нет. Мы уже все отработали, и нам нет нужды беспокоиться о чем-то до пятницы.

– Так, может, навестим моих друзей в театральном домике? Теперь Марк устраивает репетиции перед ужином.

– О. – Он словно забыл, что мы договаривались об этом. – Ага, о’кей. Мы просто будем смотреть, как они репетируют?

– И, может, пройдем за кулисы. Там царит хаос, но это забавный, расслабляющий хаос.

– Ты уже был там?

– Ага. Они приглашали меня. И я хотел сказать им, что у меня было такое чувство, будто я оказался у себя дома, но В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ я не там, и мне очень грустно от этого, но ничего такого я им не сказал. – И, вспоминая об этом, я вдруг кашляю, будто от удара в горло.

– С тобой все в порядке? – Он разворачивает плечи, чтобы посмотреть на меня. Я сажусь и снова кашляю, и он стучит по моей спине.

– Ага. – Вытираю выступившие у меня на глазах слезы. – Просто слюна попала не в то горло.

Мы снова ложимся и смотрим на звезды. Они не так хороши, как звезды воображаемые, которые видны, когда ты смотришь на кроны деревьев – их там великое множество, и они похожи на бриллианты, переливающиеся на черном бархате в фильме об ограблении. Звезды, что сейчас над нами, подобны дырочкам от булавок в черном холсте, через которые пробивается свет прожектора. Ты видишь каждую из них по отдельности и все их вместе.

– До каждой из них миллионы километров, – говорит Карл.

– Это значит, миль, – тут же поясняет Джоан.

– Да, миллионы миль. До них миллионы киломиль.

– Мне больше нравятся звезды, что ты показал мне, – шепчет Хадсон, беря меня за руку.

– Мне тоже, – соглашаюсь я, а наши пальцы тем временем переплетаются между собой.





Девятнадцать




Когда на следующий день после бассейна мы идем в театральный домик, там по-прежнему замечательно. Запах, свет, звуки – одни ребята танцуют на сцене, другие что-то бормочут, сидя в зале и глядя на них, грим, смена костюмов. Мы проходим за кулисы, но я, сверившись с расписанием, узнаю, что Джордж, скорее всего, сейчас репетирует один из главных номеров мюзикла – «Гимн для воскресного вечера». Это номер Эда Салливана, исполняемый как церковный хоровой гимн из-за своего названия.

– Не тушуйся. – Я беру Хадсона за руку Он взирает на хаос вокруг нас и, похоже, нервничает. Но меня будоражит, что он видит все это. Такова часть плана – чтобы он постепенно привыкал. Хотя, наверно, сразу попасть за кулисы – это шок. Ему пора понять, что так привлекает Рэнди. И, кроме того, он видит, что Далу это тоже нравится. Что Дал – это самую капельку Рэнди.

– Что это такое?

– Это закулисье. А ты думаешь, актеры просто спокойно ждут своей очереди выйти на сцену?

– Да, так я и думал.

Я тихо смеюсь и провожу его через дверь, ведущую в зал.