Лагерь
Часть 28 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Занятие по квир-истории начинается с того, чем закончилось в прошлый раз, – с обсуждения трансгендеров и их организаций до Стоунуолла. Джоан показывает нам видеоролики про исполнителя женских ролей Джулиана Элтинджа, работавшего в Голливуде в двадцатых годах, и про Кристину Йоргенсен, перенесшую операцию по коррекции пола в пятидесятых и работавшую после того певицей в ночном клубе.
– Хотя и будет преувеличением сказать, что общество признавало трансгендеров, – продолжает Джоан, – они не оставались незамеченными и не всех их преследовали за то, кто они есть. Хотя некоторые, скажем, Люси Хикс Андерсон, все же преследованиям подвергались.
Джоан рассказывает нам про Люси Хикс Андерсон, которую арестовали за то, что она вышла замуж за мужчину. С раннего возраста ее воспитывали как девочку – она еще в конце девятнадцатого века смогла убедить родителей и врачей, что это правильное решение, – но стоило ей поставить подпись на брачном свидетельстве, как ее взяли под арест. То обстоятельство, что она была чернокожей, добавило оснований для преследования.
Затем Джоан начинает рассказывать о более трансфлюидных людях. Об актерах в дрэг-кабаре в тридцатых, сороковых и позже, об исполнителях женских ролей, которые предпочитали, чтобы их идентифицировали как женщин, о мужчинах, надевавших платья, когда им того хотелось, и о женщинах, носивших брюки.
– Мы играли с гендером и полом во все времена. Но идея того, что выход за установленные обществом пределы гендера порочен, укоренилась, лишь когда женщины начали пытаться обрести равные права с мужчинами.
После лекции я иду к домику, держась с Хадсоном за руки.
– Когда ты в конце лета увидишься с моими родителями, – говорит он, и меня охватывает дрожь: я останусь его бойфрендом до конца лета, он хочет, чтобы я познакомился с его родителями! – не упоминай об этой лекции, ладно?
– Ладно. – Я стараюсь говорить спокойно. – А почему?
– Просто… они, в общем-то, ничего. И не думаю, что у них могут возникнуть какие-то проблемы с восприятием трансгендеров. Но что касается стирания различий между полами… Им это может не понравиться. Когда папа очень сердится на меня, он говорит, что я не должен стыдиться себя «как мужчины». Не думаю, что они знают, что такое небинарность.
– Ну, исполнитель главной роли в мюзикле в этом году небинарен… так что им придется познакомиться с этим явлением.
– Правда? – На лице Хадсона появляется обеспокоенное выражение, а затем он решает: – О’кей, я объясню им это в письме. А может, мы просто не пойдем на спектакль.
Я останавливаюсь, и он не замечает этого, пока ему не приходится тянуть меня за руку. Он оборачивается, озадаченный.
– В чем дело?
– Вы не можете пропустить мюзикл, – возражаю я. – В нем играют наши друзья. Для них много значит твое присутствие.
– Ага, но мои родители…
– Мы справимся с этим. Это важно. – Теперь я тяну его за руку.
– Они действительно твои друзья?
Я в замешательстве склоняю голову набок:
– Нет, они наши друзья. Брэд, кажется… встречается с Джорджем? По крайней мере, они целуются. Мы с ними каждый день обедаем.
– Ну, ага, но… ты ближе к ним.
– И что?
– Послушай, речь идет только о моих родителях, малыш. Не хочу, чтобы они думали, что послали меня в лагерь, где я могу стать… другим. – На его шею садится комар, и он прихлопывает его. При этом он слегка наклоняет голову, и это, как ни странно, выглядит сексуально.
– Ты приезжал сюда не один год, так что они ничего такого не подумают. Хватит отговорок, вы должны пойти на спектакль.
Он улыбается:
– О’кей, я не могу сказать тебе «нет». – Я чувствую, как по моему телу разливается тепло, и иду дальше. – Я попробую объяснить им все в письме, чтобы у них было время подготовиться.
– Подготовиться?
– Ну, сам понимаешь, пожилые люди.
– Конечно. – Мы подходим к моему домику и заходим за него, чтобы немного поцеловаться.
– На этой неделе нам с тобой нужно будет пойти в театральный домик. Чтобы ты смог увидеть, чем наши друзья занимаются целыми днями. Чтобы ты почувствовал, что они наши друзья. О’кей?
Он пожимает плечами:
– Ну, если ты того хочешь.
– Хочу.
– Тогда конечно. – Он легонько целует меня в губы. – До завтра? – Я киваю и тоже целую его. Он, взяв меня за ягодицы, притягивает к себе. Наши тела соприкасаются, и я дрожу от возбуждения.
– Эй, подожди. – Я вспоминаю сегодняшнее утро, когда мне еще не сказали, что я буду капитаном. – Ты вроде хотел о чем-то поговорить со мной? Кажется, ты упомянул полосу препятствий?
– О. – Он тоже что-то такое припоминает. Честно говоря, меня немного обижает, что он не думал об этом весь день. – Значит, ага… Я подумал, что если ты хочешь уединиться со мной, мы могли бы после отбоя выбраться из домиков… но теперь я даже не знаю. Я не хочу неприятностей.
Это никогда не останавливало его прежде.
– Понятно.
– То есть… я хотел бы побыть с тобой наедине, малыш. – Его рука проскальзывает под мою рубашку. – Но, может, мы сделаем это на выходных?
– Ага. – Наклоняюсь, чтобы снова поцеловать его, а его палец тем временем вычерчивает полумесяц под моим соском. – На ближайших выходных – это хорошо.
– Ты будешь готов? То есть, я хочу сказать…
– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. – Честно говоря, теперь я действительно готов. Он открылся мне, практически признался, что влюблен в меня, а еще он говорит про конец лета. План работает. И, кроме всего прочего, я хочу этого. Если бы он попросил меня раздеться прямо сейчас, я бы, наверное, разделся, но, согласно моему плану, должно пройти две недели до этого момента, а теперь подготовка к цветовым войнам съедает мое время, так что все будет идеально. В воскресенье, после того, как Синие одержат победу.
Он улыбается, его язык оказывается в щелке между зубами – эту особенность я заметил только этим летом и уже одержим ею. Думаю, такая улыбка означает, что он счастлив и заведен. Во всяком случае, она заводит меня.
– Клево, – произносит он, будто я только что не дал ему понять, что хочу, чтобы он, обнаженный, приник ко мне.
– Клево, – отзываюсь я.
– Ну, спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Я влетаю в домик и готовлюсь ко сну, едва обращая внимание на своих соседей, а когда засыпаю, то мечтаю о Хадсоне в синем блестящем комбинезоне с розовыми сердечками.
Восемнадцать
Следующий день проходит быстро – поход, взявшись за руки с Хадсоном, плавание, обед, софтбол, опять плавание. Я наслаждаюсь каждым мгновением с Хадсоном, но предстоящая встреча с другими капитанами тоже волнует меня. После бассейна я прихожу в четвертый домик первым. Конни приходит сразу после меня, а за ней Джимми, Паз и Чэрити, в руках у которой куски идеально сложенной ткани, перевязанные гофрированными лентами.
– Я сшила нам комбинезоны! – объявляет она, вручая по одному каждому из нас. Я смотрю на Паз, та пожимает плечами. – Знаю, этим летом ты хочешь выглядеть крутым парнем, Дал, так что они в черно-синюю клетку. Очень мужская расцветка, правда? – Она улыбается. Я киваю. – Я хорошо определяю на глаз, какой у кого размер, но если что не так, обязательно дайте мне знать. Да, и я украсила свой комбинезон спереди черными кружевами. Могу сделать это и для вас.
– Прикольно, – говорит Джимми, снимая рубашку.
– Джимми, я не думаю, что здесь… – начинает Конни, но не успевает она закончить фразу, как Джимми оказывается без шортов и натягивает комбинезон поверх боксеров с рисунком леденцов в виде посохов. Идущие до талии пуговицы расстегнуты, и Джимми так и не застегивает их, но видно, что комбинезон сидит на нем безукоризненно. У Чэрити глаз-алмаз. И она права: в этом комбинезоне я не буду выглядеть женственно. Просто шорты и рубашка на пуговицах – из одного куска ткани.
– Они великолепны, Чэрити, – радуюсь я. – Спасибо тебе.
– Когда у тебя будет минутка, примерь его и убедись, что он тебе впору.
– Спасибо, – говорит Паз, рассматривая свой комбинезон. – В одинаковых костюмах мы будем смотреться очень симпатично.
– Да, это будет мило, – соглашается Чэрити, а тем временем дверь за ней открывается.
Мы оборачиваемся, чтобы посмотреть на капитанов команды Красных. Первым входит Райан, спортивный вожатый, за ним идет Сэм, она была в одной команде со мной, когда мы захватывали флаг, а еще Брэд и Жасмин Хатри – она на год старше меня и большую часть времени катается на водных лыжах и каноэ, а на представлениях всегда встает первой и аплодирует. За ней следует Хадсон. Я улыбаюсь ему, и он улыбается мне в ответ.
– А я знал, – произносит он. – Ты не стал бы рисовать полосу препятствий для своих родителей.
– А я-то думал, это была идеальная ложь.
– Ну хорошо, – говорит Конни. – Давайте сядем.
На этот раз в домике больше стульев, и мы рассаживаемся за столом, Хадсон пододвигает свой стул к моему.
– Первым делом, – провозглашает Конни, – я хочу подчеркнуть, что это ДРУЖЕСКИЕ состязания. Никаких подстав, никаких набегов на домики, никаких кричалок на тему, что другая команда умирает, или пострадала, или что они плаксы, или чего-то подобного. Все должно пройти весело, а необходимая составляющая веселья – спортивное поведение. И вы, будучи капитанами, должны продемонстрировать его, и если вы увидите, что кто-то поведет себя неправильно, даже если это член вашей команды, то должны будете пресечь это.
– Ага, народ, – добавляет Райан, – играйте красиво.
– А теперь давайте спланируем эффектный выход, который состоится вечером в пятницу. Обычно он имеет место под конец ужина. Нужен какой-нибудь скетч с участием капитанов соперников, он закончится объявлением начала игр, и вы будете бегать по столовой, скандировать кричалки и заводить людей. Есть идеи?
– Тут нужно использовать Дала и Хадсона, – предлагает Паз.
– Что? – не понимаю я.
– Вы, ребята, самая популярная пара этим летом. Вы сделаете вид, что по-крупному ссоритесь, и единственный способ разрешить ваш спор – это цветовые войны! А затем выбегут другие капитаны и сделают, что им положено.
– Мы вовсе не самая популярная пара, – отнекивается Хадсон. – А как насчет Лиллиан и Дафны? Или Дейва и Димитрия? Они вместе уже несколько лет.
– Нет, вы, – настаивает Жасмин. – Вы даже не пытаетесь скрывать свою привязанность друг к другу.
Все вокруг кивают, и я пялюсь на свои ноги, желая спрятать сильно покрасневшее лицо.
– Ну, не знаю, – тянет Хадсон.
– Я не против, – обращаюсь к нему я. – Может получиться смешно. – И к тому же это единственный мой шанс что-то сыграть этим летом.
– Хотя и будет преувеличением сказать, что общество признавало трансгендеров, – продолжает Джоан, – они не оставались незамеченными и не всех их преследовали за то, кто они есть. Хотя некоторые, скажем, Люси Хикс Андерсон, все же преследованиям подвергались.
Джоан рассказывает нам про Люси Хикс Андерсон, которую арестовали за то, что она вышла замуж за мужчину. С раннего возраста ее воспитывали как девочку – она еще в конце девятнадцатого века смогла убедить родителей и врачей, что это правильное решение, – но стоило ей поставить подпись на брачном свидетельстве, как ее взяли под арест. То обстоятельство, что она была чернокожей, добавило оснований для преследования.
Затем Джоан начинает рассказывать о более трансфлюидных людях. Об актерах в дрэг-кабаре в тридцатых, сороковых и позже, об исполнителях женских ролей, которые предпочитали, чтобы их идентифицировали как женщин, о мужчинах, надевавших платья, когда им того хотелось, и о женщинах, носивших брюки.
– Мы играли с гендером и полом во все времена. Но идея того, что выход за установленные обществом пределы гендера порочен, укоренилась, лишь когда женщины начали пытаться обрести равные права с мужчинами.
После лекции я иду к домику, держась с Хадсоном за руки.
– Когда ты в конце лета увидишься с моими родителями, – говорит он, и меня охватывает дрожь: я останусь его бойфрендом до конца лета, он хочет, чтобы я познакомился с его родителями! – не упоминай об этой лекции, ладно?
– Ладно. – Я стараюсь говорить спокойно. – А почему?
– Просто… они, в общем-то, ничего. И не думаю, что у них могут возникнуть какие-то проблемы с восприятием трансгендеров. Но что касается стирания различий между полами… Им это может не понравиться. Когда папа очень сердится на меня, он говорит, что я не должен стыдиться себя «как мужчины». Не думаю, что они знают, что такое небинарность.
– Ну, исполнитель главной роли в мюзикле в этом году небинарен… так что им придется познакомиться с этим явлением.
– Правда? – На лице Хадсона появляется обеспокоенное выражение, а затем он решает: – О’кей, я объясню им это в письме. А может, мы просто не пойдем на спектакль.
Я останавливаюсь, и он не замечает этого, пока ему не приходится тянуть меня за руку. Он оборачивается, озадаченный.
– В чем дело?
– Вы не можете пропустить мюзикл, – возражаю я. – В нем играют наши друзья. Для них много значит твое присутствие.
– Ага, но мои родители…
– Мы справимся с этим. Это важно. – Теперь я тяну его за руку.
– Они действительно твои друзья?
Я в замешательстве склоняю голову набок:
– Нет, они наши друзья. Брэд, кажется… встречается с Джорджем? По крайней мере, они целуются. Мы с ними каждый день обедаем.
– Ну, ага, но… ты ближе к ним.
– И что?
– Послушай, речь идет только о моих родителях, малыш. Не хочу, чтобы они думали, что послали меня в лагерь, где я могу стать… другим. – На его шею садится комар, и он прихлопывает его. При этом он слегка наклоняет голову, и это, как ни странно, выглядит сексуально.
– Ты приезжал сюда не один год, так что они ничего такого не подумают. Хватит отговорок, вы должны пойти на спектакль.
Он улыбается:
– О’кей, я не могу сказать тебе «нет». – Я чувствую, как по моему телу разливается тепло, и иду дальше. – Я попробую объяснить им все в письме, чтобы у них было время подготовиться.
– Подготовиться?
– Ну, сам понимаешь, пожилые люди.
– Конечно. – Мы подходим к моему домику и заходим за него, чтобы немного поцеловаться.
– На этой неделе нам с тобой нужно будет пойти в театральный домик. Чтобы ты смог увидеть, чем наши друзья занимаются целыми днями. Чтобы ты почувствовал, что они наши друзья. О’кей?
Он пожимает плечами:
– Ну, если ты того хочешь.
– Хочу.
– Тогда конечно. – Он легонько целует меня в губы. – До завтра? – Я киваю и тоже целую его. Он, взяв меня за ягодицы, притягивает к себе. Наши тела соприкасаются, и я дрожу от возбуждения.
– Эй, подожди. – Я вспоминаю сегодняшнее утро, когда мне еще не сказали, что я буду капитаном. – Ты вроде хотел о чем-то поговорить со мной? Кажется, ты упомянул полосу препятствий?
– О. – Он тоже что-то такое припоминает. Честно говоря, меня немного обижает, что он не думал об этом весь день. – Значит, ага… Я подумал, что если ты хочешь уединиться со мной, мы могли бы после отбоя выбраться из домиков… но теперь я даже не знаю. Я не хочу неприятностей.
Это никогда не останавливало его прежде.
– Понятно.
– То есть… я хотел бы побыть с тобой наедине, малыш. – Его рука проскальзывает под мою рубашку. – Но, может, мы сделаем это на выходных?
– Ага. – Наклоняюсь, чтобы снова поцеловать его, а его палец тем временем вычерчивает полумесяц под моим соском. – На ближайших выходных – это хорошо.
– Ты будешь готов? То есть, я хочу сказать…
– Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. – Честно говоря, теперь я действительно готов. Он открылся мне, практически признался, что влюблен в меня, а еще он говорит про конец лета. План работает. И, кроме всего прочего, я хочу этого. Если бы он попросил меня раздеться прямо сейчас, я бы, наверное, разделся, но, согласно моему плану, должно пройти две недели до этого момента, а теперь подготовка к цветовым войнам съедает мое время, так что все будет идеально. В воскресенье, после того, как Синие одержат победу.
Он улыбается, его язык оказывается в щелке между зубами – эту особенность я заметил только этим летом и уже одержим ею. Думаю, такая улыбка означает, что он счастлив и заведен. Во всяком случае, она заводит меня.
– Клево, – произносит он, будто я только что не дал ему понять, что хочу, чтобы он, обнаженный, приник ко мне.
– Клево, – отзываюсь я.
– Ну, спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Я влетаю в домик и готовлюсь ко сну, едва обращая внимание на своих соседей, а когда засыпаю, то мечтаю о Хадсоне в синем блестящем комбинезоне с розовыми сердечками.
Восемнадцать
Следующий день проходит быстро – поход, взявшись за руки с Хадсоном, плавание, обед, софтбол, опять плавание. Я наслаждаюсь каждым мгновением с Хадсоном, но предстоящая встреча с другими капитанами тоже волнует меня. После бассейна я прихожу в четвертый домик первым. Конни приходит сразу после меня, а за ней Джимми, Паз и Чэрити, в руках у которой куски идеально сложенной ткани, перевязанные гофрированными лентами.
– Я сшила нам комбинезоны! – объявляет она, вручая по одному каждому из нас. Я смотрю на Паз, та пожимает плечами. – Знаю, этим летом ты хочешь выглядеть крутым парнем, Дал, так что они в черно-синюю клетку. Очень мужская расцветка, правда? – Она улыбается. Я киваю. – Я хорошо определяю на глаз, какой у кого размер, но если что не так, обязательно дайте мне знать. Да, и я украсила свой комбинезон спереди черными кружевами. Могу сделать это и для вас.
– Прикольно, – говорит Джимми, снимая рубашку.
– Джимми, я не думаю, что здесь… – начинает Конни, но не успевает она закончить фразу, как Джимми оказывается без шортов и натягивает комбинезон поверх боксеров с рисунком леденцов в виде посохов. Идущие до талии пуговицы расстегнуты, и Джимми так и не застегивает их, но видно, что комбинезон сидит на нем безукоризненно. У Чэрити глаз-алмаз. И она права: в этом комбинезоне я не буду выглядеть женственно. Просто шорты и рубашка на пуговицах – из одного куска ткани.
– Они великолепны, Чэрити, – радуюсь я. – Спасибо тебе.
– Когда у тебя будет минутка, примерь его и убедись, что он тебе впору.
– Спасибо, – говорит Паз, рассматривая свой комбинезон. – В одинаковых костюмах мы будем смотреться очень симпатично.
– Да, это будет мило, – соглашается Чэрити, а тем временем дверь за ней открывается.
Мы оборачиваемся, чтобы посмотреть на капитанов команды Красных. Первым входит Райан, спортивный вожатый, за ним идет Сэм, она была в одной команде со мной, когда мы захватывали флаг, а еще Брэд и Жасмин Хатри – она на год старше меня и большую часть времени катается на водных лыжах и каноэ, а на представлениях всегда встает первой и аплодирует. За ней следует Хадсон. Я улыбаюсь ему, и он улыбается мне в ответ.
– А я знал, – произносит он. – Ты не стал бы рисовать полосу препятствий для своих родителей.
– А я-то думал, это была идеальная ложь.
– Ну хорошо, – говорит Конни. – Давайте сядем.
На этот раз в домике больше стульев, и мы рассаживаемся за столом, Хадсон пододвигает свой стул к моему.
– Первым делом, – провозглашает Конни, – я хочу подчеркнуть, что это ДРУЖЕСКИЕ состязания. Никаких подстав, никаких набегов на домики, никаких кричалок на тему, что другая команда умирает, или пострадала, или что они плаксы, или чего-то подобного. Все должно пройти весело, а необходимая составляющая веселья – спортивное поведение. И вы, будучи капитанами, должны продемонстрировать его, и если вы увидите, что кто-то поведет себя неправильно, даже если это член вашей команды, то должны будете пресечь это.
– Ага, народ, – добавляет Райан, – играйте красиво.
– А теперь давайте спланируем эффектный выход, который состоится вечером в пятницу. Обычно он имеет место под конец ужина. Нужен какой-нибудь скетч с участием капитанов соперников, он закончится объявлением начала игр, и вы будете бегать по столовой, скандировать кричалки и заводить людей. Есть идеи?
– Тут нужно использовать Дала и Хадсона, – предлагает Паз.
– Что? – не понимаю я.
– Вы, ребята, самая популярная пара этим летом. Вы сделаете вид, что по-крупному ссоритесь, и единственный способ разрешить ваш спор – это цветовые войны! А затем выбегут другие капитаны и сделают, что им положено.
– Мы вовсе не самая популярная пара, – отнекивается Хадсон. – А как насчет Лиллиан и Дафны? Или Дейва и Димитрия? Они вместе уже несколько лет.
– Нет, вы, – настаивает Жасмин. – Вы даже не пытаетесь скрывать свою привязанность друг к другу.
Все вокруг кивают, и я пялюсь на свои ноги, желая спрятать сильно покрасневшее лицо.
– Ну, не знаю, – тянет Хадсон.
– Я не против, – обращаюсь к нему я. – Может получиться смешно. – И к тому же это единственный мой шанс что-то сыграть этим летом.