Лабиринт Медузы

– С мамой мне хорошо. – Отец улыбнулся.

– Это сейчас. А было?

– А было по-всякому. – По лицу отца пробежала и тут же исчезла тень. – Но это совсем другое, я не хочу, чтобы у тебя возникли неприятности.

– Из-за Ники?

– Из-за кого угодно. Просто… не наделай глупостей, младший.

Захотелось сказать, что избежать неприятностей можно было еще в Москве, на этапе планирования этой поездки. Но Иван не стал. Не так уж часто отец на чем-то настаивал.

– И на воде поосторожнее.

– Непременно.

– И на скалы эти чертовы лучше не лезь.

– Не полезу.

Пообещал, а сейчас вот как раз и собирается штурмовать скалы. А чем еще заниматься в этой глуши? Только и остаются скалы да море.

Перед тем как начать подъем, был соблазн окунуться, но Иван устоял, решил, что скалолазанием лучше заниматься по холодку.

Это были просто шикарные скалы! Для любого уровня сложности и подготовки. Вот бы перенести этот естественный скалодром в Москву! Можно даже жару с собой прихватить. Жара – это, как ни крути, дополнительный тренировочный фактор.

Громкий женский крик, не крик даже, а визг, Иван услышал, когда уже спускался. От дурного предчувствия похолодело все внутри. Слишком много легенд, слишком темное прошлое у этого странного места. А женщина все продолжала кричать. И голос ее был для Ивана ориентиром.

Она стояла у самой кромки моря, словно еще не решила для себя, где ей безопаснее. Сначала Иван подумал, что это Ксю, но, присмотревшись, понял, что ошибся. Кричала Юна. Нет, теперь уже не кричала, а тихонько поскуливала, зажав рот ладошкой, глядя на что-то у своих ног. На кого-то…

– Юна! – Он сначала позвал, а потом уже подбежал. Чтобы не напугать еще больше, чтобы не сделать еще хуже.

Она обернулась, уставилась на него невидящим, расфокусированным взглядом, всхлипнула. Вот и хорошо, пусть лучше смотрит на него, чем на того, что лежит на берегу. А может, это все-таки не человек?..

– Ваня. Ванечка… – Юна качнулась, и он едва успел ее удержать, обнять за талию, прижать к себе. – Ты это видишь? – Она перешла на шепот, уткнулась горячим лбом ему в плечо.

Чтобы увидеть, требовалась свобода маневров. Пришлось почти силой отрывать от себя Юну, усаживать на нагретый утренним солнцем валун, успокаивать.

– Сиди здесь, я посмотрю, – сказал он, на шаг отступая от Юны и на шаг приближаясь к тому, что лежало на песке.

Сначала, в самое первое мгновение, Ивану подумалось, что это всего лишь статуя. Или вылепленная из мокрого песка человеческая фигура, но потом он увидел глаза – широко распахнутые, подернутые белесой пеленой смерти, полные ужаса. Мужчина был молодой. По крайней мере, при жизни. Но смерть выбелила его волосы, иссушила кожу, превращая в высохшую мумию. Нет, не мумию – статую. Эта оптическая иллюзия была настолько яркой и четкой, что уже второй раз за утро Ивану сделалось не по себе. Дотрагиваться до покойника не хотелось, но приходилось убедиться, чтобы развеять этот жуткий морок.

Тело было твердым, как камень. И холодным. Хотя любой камень на этом острове уже успел нагреться и отзывался на прикосновения живым теплом. Но это оказалось именно тело, а не статуя, как показалось вначале. Мужчина был без одежды, в одних только плавках. В стороне, метрах в десяти от него, на песке валялось аквалангистское снаряжение. Еще один искатель подводного лабиринта? Один из тех, о ком еще вчера, стоя вот на этом самом месте, рассказывала Юна?

– …Это… человек? – Юна больше не сидела на валуне, Юна стояла за его спиной и вонзала в плечо острые ногти. – Это же человек?

– Это человек. – Он мягко убрал ее руку.

– А почему он такой… – Юна заикалась. – Такой каменный!

– Это иллюзия, Юна. Все не так, как кажется. Это не статуя, а аквалангист. Посмотри, вон его снаряжение.

– Не хочу! Не хочу я это видеть! – Она мотала головой, прижималась к Ивану, заглядывала в глаза. Девчонка. Напуганная девчонка, которая тащила груз страшных воспоминаний из самого детства. И вот… вытащила на поверхность свои детские кошмары.

– Тогда не смотри. – Он потянул ее обратно к валуну. – Нам нужно вызвать полицию.

Полицию вызвал Артем Игнатьевич. Он же выставил охрану на берегу, чтобы никто не добрался до острова, не наследил на месте преступления. Если, конечно, преступление вообще имело место. Если случившееся на острове не было несчастным случаем. Одним из череды несчастных случаев.

Пока дожидались полицию, Артем Игнатьевич допросил Ивана с Юной. Именно допросил, а не расспросил. Его вопросы были короткими, деловыми и безжалостными. Словно бы он был следователем, а они – подозреваемыми. Кажется, их ответы его удовлетворили. По крайней мере, он сказал, что до приезда полиции они могут быть свободны. Вот только с пляжа никто не ушел. Наоборот, людей на нем становилось все больше и больше. Прибежали родители Юны и малышка Фина. Вышли к морю Ксю с Димом, а на горизонте уже маячили Олежка с Вадиком. Эти двое тоже оказались ранними пташками. Кто бы мог подумать! Но Иван смотрел не на них, а на отца. Отец торопливо спускался по лестнице, и морской бриз ерошил его седые волосы. Он перекинулся парой фраз с Артемом Игнатьевичем, бросил озабоченный взгляд на рыдающую Юну, подошел к Ивану.

– Что случилось, младший? – голос его звучал ровно, по-деловому.

– Случился труп. – Рядом с отцом Иван тоже невольно становился деловым и немногословным.

– Ты нашел?

– Нет, Юна.

– Это кто-то с виллы?

– Не знаю. Нет, не думаю. У него аквалангистское снаряжение.

– Несчастный случай?


Иван задумался. Если бы это был несчастный случай, если бы что-то случилось со снаряжением, тот человек остался бы лежать на морском дне. Но он выбрался на остров, снял акваланг и маску и только потом ни с того ни с сего умер. Умер и превратился в каменную статую. Вот сейчас впору вспомнить те легенды, что рассказывала Юна. Вот сейчас впору ей поверить. Но говорить о таком отцу не стоит. Отец в сказки никогда не верил. Да и сам Иван не верил, если уж на то пошло. Поэтому он ответил как есть:

– Я не знаю.

Отец, похоже, хотел еще что-то спросить, но на берег уже выходили люди в полицейской форме. С их появлением на пляже все резко ускорилось и обрело смысл. Ивана с Юной допросили, но сделали это куда мягче и деликатнее, чем Артем Игнатьевич. Юна даже перестала плакать и на вопросы отвечала вполне себе внятно. Она приплыла на остров, чтобы понырять, она часто так делает, кто угодно на вилле может это подтвердить. Приплыла и почти сразу же увидела тело. Почему его не увидел Иван? Наверное, потому, что она добиралась до острова вплавь, а он на лодке. Чтобы пришвартовать лодку, нужно взять чуть правее. Вот он и взял, потому никого и не заметил. Нет, она не знает погибшего, никогда раньше его не видела. Наверное, это кто-то из туристов или из местных. Юна говорила, а Иван все ждал, когда она спросит у следователя про тело. Про то состояние, в котором они его нашли. Но Юна не спросила. Помнила сеансы у психоаналитика? Или просто повзрослела?

Иван не рассказал следователю ничего нового, просто подтвердил слова Юны. Да, он прикасался к погибшему, чтобы удостовериться, что тот мертв. Нет, больше ничего на берегу они не трогали и не находили. Аквалангистское снаряжение в руки не брали и не проверяли.

Их отпустили минут через пятнадцать после начала беседы, но, ясное дело, с пляжа опять никто не ушел.

– Еще один жмурик на твоей совести, сестричка? – Ксю присела на шезлонг рядом с Юной. Она не выглядела ни встревоженной, ни расстроенной, скорее уж, раздосадованной. – Теперь и не покупаешься из-за этого всего.

– Что ты такое говоришь, Ксения? – Юна посмотрела на нее с недоумением, словно и в самом деле не понимала, что происходит. – Человек погиб! А ты про какое-то купание!

– Я говорю то, что думаю. – Ксю пошевелила пальцами ног, стряхивая налипшие на них песчинки. – То, что все здесь на вилле думают, но боятся озвучивать. Этот остров не для лузеров-кладоискателей, это наш остров! Только мы можем находиться на нем без опаски, а они все лезут и лезут, как тараканы. А потом кто-то удивляется, что слишком много трупов. Скажи, Дим!

Дим согласно кивнул.

– Этот плебс ничему не учится. Хоть ты таблички по всему острову расставь «Не входи – убьет!».

– Не помогут таблички. – Дим уселся прямо на песок у ног сестры. – Ксю, вспомни, что-то такое уже было. Тереза специально заказывала в городе. Типа, частный пляж, купание запрещено. И что? В том году трех утопленников на острове нашли. Нет от идиотов защиты.

– Это точно. Идиотам тут словно медом намазано. Слетаются как мухи. Даже слепые. – Ксю бросила быстрый взгляд на Ивана. – Как твоя подружка, Ив? Чего не вывел ее на утренний променад? Вы так мило смотритесь вместе. Прекрасный рыцарь и слепая пастушка.

– Ты о ком? – Юна вмиг забыла и про страх и про скорбь.

– Я про нашу приблудную. Ко всему прочему она, оказывается, еще и слепая. Представляешь? Вчера устроила нам тут на берегу такое представление! С лодки в воду свалилась, тонуть начала. И все это, прошу заметить, на полуметровой глубине. А Ив бросился ее спасать, вырывать из объятий… – Ксю лукаво улыбнулась, спросила: – Ив, из объятий какой невидимой твари ты спасал эту чокнутую?

– Она что-то орала про объекты… – На шезлонг рядом с Ксю улегся Олежка. Верхняя губа его распухла и наползала на кончик идеального римского носа. – Может, инопланетяне ей привиделись? Что вы с ней там курили, Серебряный?

– А я тебе сейчас расскажу, Троекуров. – Иван сделал шаг к шезлонгу. Этого невинного движения хватило, чтобы всю Олежкину расслабленность словно ветром сдуло. Но и внимание отца оно тоже привлекло. Отец поймал взгляд Ивана и едва заметно качнул головой. Эх, какая жалость! А так хотелось разбить Олежке еще и нижнюю губу. Так сказать, для симметрии.

– Успокойтесь, мальчики! – Ксю раскинула в стороны руки, будто разводя их по разным углам ринга. – Не нужно ссориться из-за какой-то слепой замарашки. Будьте выше этого.

– А она и в самом деле слепая? – Похоже, этот вопрос сейчас волновал Юну даже сильнее, чем труп на берегу.

– Слепая как крот. – Ксю потянулась, с кошачьей грацией прогнулась в пояснице. Вот только Ивана вдруг перестали радовать эти… прогибы. Ему захотелось уйти. – А мамашку ее, кстати, вчера вечером Агата выставила за дверь. Мне горничная сказала, которая помогала ей чемоданы паковать.

– Мамашку, значит, выставили, а доченьку оставили? – переспросила Юна задумчиво.

– А чего ты удивляешься? – Ксю глянула на нее с жалостью. – Или ты забыла, что наша чокнутая бабка любит поиграть в благотворительность? Помнишь, как позапрошлым летом она приютила на вилле какого-то недогрызка. Сказала, что он будущий шахматный гроссмейстер, и ему, видите ли, нужна поддержка и морской воздух. Недогрызок, кстати, по осени какой-то международный турнир выиграл, и про него потом во всех газетах писали. Про него и про Агату, которая зашибись какая добрая! И таланты она поддерживает, и сироток спонсирует! Так тот недогрызок хотя бы реально способный оказался, а эта что?

– А эта слепая, – сказала Юна все с той же задумчивостью. – Доброта она ведь по-всякому может проявляться. Можно, к примеру, бедную слепую девочку взять под крыло. Можно ее даже подлечить. Как думаешь, про такое тоже в газетах напишут?

– В газетах напишут все, что велит Агата, – отмахнулась Ксю. – Вот только зачем ей эти хвалебные статьи? Нет, тут что-то другое, Юночка. Не знаю, как ты, а лично я вижу в бабкиных маневрах воспитательный аспект.

– И что она хочет в нас воспитать? – спросил Дим, пересыпая горсть песка с одной ладони на другую.

– Человеколюбие. Сострадание. Гуманизм. – Ксю принялась загибать пальцы.

– Правда, что ли? – удивился Дим.

– Да шучу я, балда! Где Агата, и где гуманизм с человеколюбием?! Да она даже нас, родных внуков, не любит!

– Она нас любит, – возразила Юна. – Это ты, Ксюша, никого, кроме себя, не любишь.

– А ты, значит, мать Тереза воплощенная! – Ксю усмехнулась. – Ну, посмотрим, насколько хватит твоей доброты, когда Агата назовет меня своей преемницей. Ждать уже недолго осталось. – Она перевернулась на живот, мурлыкнула: – Ив, пожалуйста, натри мне спинку кремом.

Еще пару дней назад он, возможно, исполнил бы ее просьбу с превеликим удовольствием, а сейчас ему хотелось лишь одного – уйти как можно дальше.

Он и ушел. Развернулся и, не сказав ни слова, пошагал в сторону виллы.





* * *


О том, что на острове нашли мертвого человека, Нике рассказал Рафик Давидович. И о том, что тело во время утреннего заплыва обнаружили Юна с Иваном, тоже рассказал, за чашкой утреннего кофе с шоколадными конфетами, теми самыми, что Ника исправно находила на прикроватной тумбочке.

– Это ужасно, Ника! – Наверное, Рафик Давидович чистил апельсин, потому что по террасе разносился цитрусовый аромат.

Да, конечно, это ужасно, когда вечером ты спасаешь одну барышню, а утром уже совершаешь променад с другой. Нет, ужасно не это, ужасно, что она, Ника, так болезненно на это реагирует.