Квини

Воспоминания подтвердили, что я ничего не путаю, так что я собралась с мыслями и подошла к рыбной лавке напротив.

– Извините, – обратилась я к продавцу рыбы, швырявшему осьминогов из аквариума в корыто. – Там напротив когда-то ведь была пекарня? – я указала на бургерную и ее сиявшую над лавками и магазинами неоновую вывеску. Я заметила, что на дверях многих из них висят таблички «ЗАКРЫТО» или «МЫ ПЕРЕЕХАЛИ».

Продавец не отвечал.

– Темно-зеленый фасад, хлеб в витрине? Не помню, как называлась, – продолжала я, стараясь во время разговора о любимой еде не смотреть на осьминожью возню.

– Закрылись, – ответил, наконец, рыботорговец, ставя корыто на прилавок. – Аренду не потянули, – продолжал он на корявом английском. – А потом эти явились, – указал он на бургерную.

– Как? – воскликнула я? – Сколько же стоит аренда?

Как можно было настолько задрать цену, что люди, которых вынудили осесть именно в Брикстоне, которые устраивались здесь, создавали свою общину, в итоге сдались и уступили свое место корпоративным бургерным?

Он пожал плечами и ушел, хлюпая резиновыми сапогами по мокрому полу.





* * *


Квини:

Том, ты сегодня будешь дома? Дай знать



Я стояла на автобусной остановке, и у меня опять начинал болеть живот. Я снова скрючилась, сделала глубокий вдох, а когда выпрямилась, передо мной остановился черный BMW, и доносившиеся из него басы выстукивали ритм и во мне. Окно со стороны пассажирского сиденья открылось, и из него вырвался ароматный дым. Я сделала шаг назад.

– Эй, жопастик! – послышался знакомый смех.

Это был мой старинный сосед, Ади, невысокий и красивый пакистанец с такими идеальными усами и бородой, будто их подстригали лазером.

– Как поживает твоя жопка с тех пор, как ты от нас уехала? Уже ждет меня? – он снова рассмеялся.

– Ади! Прекрати! – сказала я, смущаясь и подходя к машине. – Тебя люди услышат!

Ровно с той минуты, как я поселилась в доме отца, Ади не мог от меня отцепиться – он не давал мне проходу и до его пышной индийской свадьбы с девушкой, с которой он встречался восемь лет, и после нее. Каждый раз при встрече он как бы невзначай заводил бесконечные разговоры о том, что черные женщины – запретный плод для мужчин-мусульман, но в основном его болтовня вертелась вокруг больших черных задниц.

– Может, тебя подвезти? – он улыбнулся. – Только если тебя тошнить не будет. Я видел, как ты там сгибалась.

– Спасибо, не стоит, – сказала я, поднимая вверх большие пальцы.

– Давай садись в машину, за мной там автобус, – он потянулся со своего сидения и открыл пассажирскую дверь.

Я открыла рот, чтобы снова отказаться, но от острой боли у меня подкосились ноги. Я влезла в BMW.

– Аккуратнее с обивкой! – сказал он громче, чем когда-либо. – Я на заказ сиденья делал.

Не успела я закрыть дверь, как Ади рванул с места на такой скорости, будто я сидела в центрифуге для тренировки космонавтов.

– Дай-ка пристегнусь, – сказала я, неуклюже дотягиваясь до ремня безопасности.

– Со мной тебе ничего не грозит, – он опять улыбнулся и положил руку мне на бедро. Блеснуло толстое серебряное обручальное кольцо.

– Ади, – сказала я, убирая ее. – Обе руки на руль.

– Так вот, о чем же я говорил-то, – начал он. – Эта жопка уже ждет меня? Она вроде стала побольше.

– Она того же размера, Ади.

Зачем я села в машину? Лучше бы я просто скончалась на автобусной остановке.

В кармане зажужжал телефон. Я достала его, прочла сообщение от Тома, и у меня упало сердце.

Том:

Только увидел сообщение. Сегодня не вернусь.




– Я могу изменить твою жизнь, Квини, – Ади снова положил руку мне на бедро. – Представь: такая, как ты, и такой, как я. Отвечаю, у тебя никогда не было настолько классного секса.

Руку я не убирала.





* * *


Ади довез меня до дома и унесся, взвизгнув шинами, а я стояла перед дверью с ключом в руке, надеясь, что Том передумал и ждет меня внутри. Его не было.

Снова холодная квартира. Я забралась в постель и попыталась поплакать, чтобы стало легче, но это не помогло. Никак. Звонила Чески. Я сбросила звонок. Позвонила и Мэгги, но я знала – она скажет, что ответ мне даст Иисус, так что тоже сбросила. Теперь звонила бабушка, а ее звонки сбрасывать нельзя, так что я ответила.

– Привет, бабушка, – прокрякала я.

– Что случилось? – она всегда знала, что что-то случилось.

– Ничего.

– Ты знаешь, я всегда в курсе, когда что-то случается, Квини, – проворчала она, и пришлось сказать, что у меня голова болит.

– Ничего у тебя не болит. У нас не болит голова. Это тот белый парень, да?

– Не говори так!

– Так он белый или нет? Слушай, если тебе грустно, надо постараться не грустить. Если бы я позволила себе погрузиться в печаль, когда мне было четырнадцать и я забеременела Мэгги, куда бы меня это завело? – все бабушкины решения упирались в карибскую систему ценностей, которая обязывает меня согласиться с тем, что все мои проблемы – пустяки.

– Я знаю, но тогда было другое время.

– А ты уж у нас считаешь, что трудности зависят от времени? – она всегда начинает говорить на патуа[2], когда гордится собственными добродетелями.



Я снова заснула на диване, на этот раз с прижатой к животу грелкой, и проснулась от звука льющейся воды. Я заставила себя встать и потащилась в ванную, включая везде свет по мере продвижения по темной квартире.

Том сидел на краю ванны спиной ко мне и пробовал рукой воду. Он закрыл холодный кран и встал, а потом увидел меня и слегка вздрогнул.

– Я думал, ты спишь, – тихо сказал он. – Испугала меня.

– Прости. Я думала, ты сегодня не приедешь.

– Допоздна задержался на работе и опоздал на последний поезд домой, – Том протиснулся мимо меня. – Надо немного горячей воды добавить.

– Но твой дом здесь, – сказала я ему.

Он не ответил.

Я начала раздеваться, а Том направился к двери. Моя голова застряла в вороте водолазки, открывая обзору мой некогда белый, а теперь уже почти бесцветный, лифчик и извивающееся туловище.

– Ты точно уверен, что хочешь от всего этого отдохнуть? – я вымученно рассмеялась, и ткань приглушила мой голос. Освободилась я как раз в тот момент, когда он закатил глаза и отвернулся.

– Вижу, ты собрала вещи, – я безошибочно узнала эмоциональную дрожь в голосе Тома. – Когда уезжаешь? – он прокашлялся.

– Можно я останусь до конца недели? – спросила я, забираясь в ванну и выключая горячую воду. – Мы бы так провели вместе еще несколько дней.

Том покачал головой.

– Мне не нравится эта идея, Квини, – он опустил крышку унитаза и сел сверху, отвернувшись от меня. – Я завтра снова поеду к маме и папе.

– Когда же мы поговорим? – спросила я упавшим голосом.

– Не знаю, Квини, – ответил он, обхватывая ладонями голову.

Я хлопнула рукой по воде.

– Господи, ну почему ты так себя ведешь?

– Почему я так себя веду? – сказал он наконец в полный голос. – Последние несколько месяцев были кошмаром. Я все еще пытаюсь забыть то дерьмо, которое ты устроила на дне рождения моей мамы – это как минимум. Но Квини, ты постоянно, с самого начала отказывалась со мной разговаривать, все время, что мы были вместе!

У меня перехватило дыхание. Я не знала, что он все воспринимает именно так, и уж точно не ожидала, что он в этом признается.

– Ты никогда не рассказываешь, что не так, – продолжал он. – Никогда! Ты закрываешься, ты плачешь, запираешься в ванной, а я сижу на полу под дверью и твержу тебе, что со мной можно поговорить, если хочешь, но ты отмалчиваешься. Ты почти все время отталкиваешь меня.