Кузены

— Вот, значит, как теперь это происходит? Сочувствую современной молодежи. Как все непросто в наш цифровой век. Но он, похоже, и правда не тот, кто тебе нужен. Итак — вуаля! — Она разглаживает складки на бедрах и улыбается. — Полюбуйся-ка! Просто идеально!

Я пялюсь на себя в зеркало, но вижу только одни плечи. Томас сказал однажды, что они у меня шире его собственных. Проведя столько времени на солнце, я все равно остаюсь бледной, веснушки спускаются по белым рукам до самого родимого пятна винного цвета. Конечно, платье все равно закрывает куда больше, чем купальник на соревнованиях, но в нем я не думаю о том, как выгляжу, это чисто утилитарная вещь. Глаза начинает щипать от переполняющего меня чувства неловкости. Хочется прикрыться, накинуть на себя что-нибудь — например, длинную куртку с капюшоном.

— Я не… Мне кажется, оно слишком открытое, — запинаясь, бормочу я.

— О, милая, вовсе нет. У тебя великолепное тело — как у греческой богини! Мы уложим волосы, подберем какие-нибудь замечательные сережки, и ты будешь настоящей королевой праздника!

— Ею будет Милли, — возражаю я без малейшей зависти. Просто констатация факта.

Уна похлопывает меня по руке.

— Она прекрасна, но и ты тоже. А на тех, кто не может этого разглядеть, не стоит и время тратить.

Я пытаюсь увидеть платье ее глазами. Цвет просто чудесный, определенно. Расшитая бисером полоска идет вдоль правого плеча и дальше вниз по лифу. Силуэт облегающий, чего я обычно стараюсь избегать, но ткань такая плотная — что-то типа шелка, кажется, — что сидит на мне куда лучше дешевого платья, которое я надевала на школьный бал.

— Конечно, к нему нужны правильные аксессуары, — говорит Уна и повышает голос: — Линда! Принеси, пожалуйста, сапфировые каплевидные сережки. И перламутровый гребень из тех, что мы только получили. Попробуем воспроизвести финальный образ по максимуму.

— У меня уши не проколоты, — говорю я.

— Линда, не сережки, а клипсы!

Я моргаю, глядя на свое отражение. Отец всегда говорил: «Ты бы никогда не стала пловчихой, если бы пошла в Стори. У матери и сестры для этого были слишком слабые руки и вообще хрупкая конституция». Мне каждый раз чувствовался в этом завуалированное оскорбление, да так оно, скорее всего, и было. Очередное двусмысленное напоминание, какие они все особенные, неземные, и вообще наш грубый мир их не стоит. Однако я устала постоянно слышать в голове голос отца или Томаса, смотрясь в зеркало. И вообще при любом занятии. Возможно, пора начать прислушиваться к кому-то другому.

Рука Уны обвивает мою и слегка ободряюще сжимает. Темные глаза глядят на меня с добротой.

— Я плохого не посоветую, Обри, правда. Оно сидит на тебе более чем хорошо.

Отражение по-прежнему кажется мне отталкивающим, но чем больше я смотрю на него, тем сильнее впечатление, что это как в кривом зеркале — искаженный образ, не отражающий реальность. Я пока не знаю, как увидеть то, что скрыто за ним, но хочу попытаться.

— Беру, — говорю я Уне.





Глава 15. Джона




На похороны доктора Бакстера в среду мы прибываем слишком рано, потому что кое-кто — спасибо, Обри, — настоял, чтобы мы вышли за час. До центра мы добрались за пару минут, и в церковь, как оказалось, еще никого не пускают. Тогда Обри потащила нас, уже взмокших в траурных нарядах, в местную библиотеку за несколько кварталов — мол, там есть кондиционер.

— Могли бы пойти куда-нибудь выпить кофе, — бросая сумочку на один из пустых столов, бормочет Милли.

На ней глянцево-черное платье и туфли на каблуках, волосы завязаны сзади в высокий хвост. Обри в том же, в чем была на воскресном завтраке с бабушкой. У меня ничего подходящего с собой не оказалось, пришлось одолжить у Эфрама штаны защитного цвета, которые мне коротковаты, и рубашку, от которой, кажется, вот-вот начнут отлетать пуговицы, стоит мне сделать движение руками.

— Я хотела поискать здесь кое-что, — поясняет Обри, обводя зал глазами и наконец останавливаясь взглядом на веренице громоздких угловатых мониторов. — Вы ведь знаете, что в интернете есть архивные выпуски местной газеты начиная только с две тысячи шестого?

— Не знаю и знать не хочу, — откликается Милли.

— Да, — одновременно с этим киваю я.

Обри вопросительно наклоняет голову. Я пожимаю плечами:

— Поискал на их сайте информацию по семье Стори перед отъездом. Правда, о ваших родителях за последние пятнадцать лет газета писала нечасто.

— Верно, — подтверждает Обри. — Поэтому нужно смотреть на микрофильмах.

Она направляется к мониторам. Мы с Милли, озадаченные, следуем за ней.

— На чем? — переспрашиваю я.

— На микрофильмах, — повторяет Обри, вешая сумку на спинку стула возле ближайшего монитора. — Это что-то вроде фотографий старых газетных статей.

— Они в этих машинах? — уточняю я. То, что перед нами, смахивает на компьютеры восьмидесятых.

Рассмеявшись, Обри открывает средний ящик стоящего рядом картотечного шкафа.

— Нет, они хранятся здесь на пленках. Чтобы прочитать, нужно загрузить катушку в аппарат.

— И откуда ты это знаешь? — интересуется Милли резким, раздраженным тоном, который вошел у нее в привычку после завтрака у Милдред.

Обри просматривает ряды небольших коробочек в ящике.


— Посмотрела вчера вечером на сайте библиотеки.

— Ясно. Но зачем?

Вытащив одну, Обри достает из нее голубоватую пленку размером с ладонь.

— Помнишь, о чем говорила Уна в «Бутике Кайлы»?

Милли кивает, хотя для меня это звучит бессмысленным набором имен. Обри поворачивается ко мне и объясняет:

— Сестра этой Уны когда-то встречалась с дядей Андерсом, но не нравилась бабушке. И потом погибла, двадцать четыре года назад, то есть как раз тогда… — Сдвинув брови, она хмурится, потом все же отыскивает, куда надо устанавливать микрофильм.

— …Когда наших родителей лишили наследства, — заканчивает за нее Милли с задумчивым видом.

— А что за «Бутик Кайлы»? — спрашиваю я.

Пока она вводит меня в курс дела, Обри вставляет конец пленки в прорезь позади стеклянного экрана и нажимает кнопку. Катушка прокручивается, и на дисплее возникает первая полоса местной газеты за 1997 год.

— Так что — ты думаешь, это как-то связано? — спрашиваю я Обри, которая вращает ручку, переходя к следующей странице.

— Не знаю. Но меня интересует, что же тогда случилось. Это ноябрьские номера газеты, за месяц до того, как родителям пришло «Вам известно, что вы сделали».

Мы несколько минут молча следим, как Обри перематывает кадры. Перед нами мелькают выпуски за несколько недель.

— Ничего не увидела, — наконец говорит она, нажимая кнопку обратной перемотки, вынимает катушку и убирает обратно в коробку.

Пока на экране мелькали газетные полосы, я все думал кое о чем другом.

— Помните, как мы были у доктора Бакстера? И все, что рассказывала тогда Хейзел?

Милли кривит губы.

— И хотела бы забыть, да не могу.

— Извини, что напомнил. Кончилось тогда все тем, что доктор Бакстер чуть не сшиб столик, правильно? — Обри рассеянно кивает, ставя коробку обратно в ящик и беря другую. — Так вот — он сделал это нарочно.

Рука девушки, уже наполовину вытащив катушку, замирает.

— Что?

— Он смотрел на вас совершенно ясными глазами, потом ты что-то сказала — не помню что, — и он вдруг толкнул столик коленом и потом начал странно себя вести.

Милли, нахмурившись, упирает руки в бедра.

— Ты раньше этого не говорил.

— Я решил тогда, что он просто выводит нас из затруднительного положения, — объясняю я. Обри тем временем вставляет в аппарат новую голубоватую пленку. — Но потом Арчеру пришло то письмо, и… не знаю… Может быть, разговор зашел о чем-то, что Бакстер хотел сохранить в тайне?

Лицо Милли покрывается пятнами.

— Послушай, моя мать не забеременела от одного из братьев! Это…

— Речь шла о другом, — вмешивается Обри, не отрываясь от экрана, где сменяются страницы.

— Нет, об этом! — возражает Милли.

— Сперва да, но доктор Бакстер ничего не предпринимал, пока я не сказала: «Я скорее поверю, что они все вместе кого-то убили».

Повисает долгая пауза. Не знаю даже, что на это ответить, — тем более секунду назад я даже не помнил ее слов. Мы все молчим, пока наконец Обри не прерывает молчание:

— Вот оно. Двадцать второе декабря девяносто седьмого.

Она поворачивает другую рукоятку, увеличивая статью с заголовком «Местная жительница погибла в результате несчастного случая». Мы склоняемся к экрану, чтобы прочитать остальное.

— Автомобильная авария, — первой облегченно выдыхает Милли. — Сама была за рулем.

Согласно заметке, Кайла Дьюгас, двадцати одного года, вечером, возвращаясь из бара в центре, врезалась в дерево в полумиле от Короткого пляжа. Вскрытие показало, что уровень алкоголя в крови превышал установленную законом норму, хотя и совсем немного.

— Однако все же Короткий пляж… — бормочет Обри, не отрывая глаз от экрана.

— О нем только твой отец упоминал, больше никто, — возражает Милли. — И авария произошла не там, а неподалеку. Пляж указан просто как ориентир.

— Хм-м… — Обри по-прежнему вглядывается в статью. — На место происшествия вызывали доктора Бакстера.