Культ Ктулху [сборник]
Часть 49 из 58 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Флетчер подался вперед и уставился на него сквозь очки с выражением самой суровой серьезности на лице.
– Итак, вот что во всем этом деле особенно странно. Я сам видел тела: на поверхности нет ни царапины – ни на одном. Но все они были мягкие, как тряпки: все кости внутри оказались раздавлены, расщеплены, разломаны на кусочки, будто от какого-то колоссального внешнего давления. Еще до того, как кузен начал резать, как минимум, в дюжине мест было слышно крепитацию.
В принципе, такому состоянию можно подыскать объяснения – конечно, косвенные и притянутые за уши, но все-таки… однако, мы нашли еще кое-что, от чего дело стало еще более неправдоподобным, если такое вообще возможно… Судя по всему, в обоих случаях клетки большинства внутренних органов оказались практически полностью лишены энзимов, гормонов и антител; иными словами, исчезли почти все аминокислоты, из которых состоят эти сложные органические вещества! Если излагать понятным для человека несведущего языком, то из всех внутренних тканей пропала большая часть белка! Из белка, как вам наверняка известно, в значительной мере состоит любая клетка нашего организма, так что можете себе представить, какая фантастическая картина открылась нам после первых же простых разрезов!
Алан оторопело глядел на профессора и только время от времени прикладывался к стакану.
– Да, – кивнул Флетчер. – Невероятно, но факт. За исключением некоторых отдельных органов и кожи, оставшихся в обоих случаях нетронутыми, все выглядит так, будто жертв каким-то необъяснимым образом ограбили, лишив почти что каждой имевшейся в их телах молекулы белка! Как вы легко можете себе представить, обследовать было особо нечего – от погибших остались только сухие, хрупкие оболочки.
Алан некоторое время молчал, вспоминая виденную в поле корову.
– А что думает по этому поводу ваш кузен, который медицинский эксперт округа? – молвил он наконец.
– А что он может думать? – слабо улыбнулся профессор. – Единственное объяснение, которое они с коллегами в состоянии предложить, – это что округу терроризирует некое неизвестное животное. Глотает свою добычу, переваривает телесные ткани, которых требует его естественный рацион, а затем отрыгивает или иным образом избавляется от остова!
Алан поджал губы, но комментировать не стал.
– Это, разумеется, самый абсурдный бред, какой только можно изобрести в качестве гипотезы. И все же… У меня самого нет взамен никакой теории получше. Невероятности происшествию добавляет эта чертова целая, неповрежденная кожа.
Мысли Алана понеслись вскачь.
– Но, доктор Флетчер, у всего этого точно должно быть какое-то разумное объяснение. Тела мог так переломать какой-нибудь удав… – несмело предложил он, живо представляя себе, еще даже не окончив фразы, какова вероятность встретить такую рептилию в окрестностях Брамвелла.
– Ну конечно, – отозвался Флетчер, пренебрежительно махнув рукой. – А еще какой-нибудь паровой каток. Проблема, видите ли, в том, что удавы свою добычу глотают. И потом, объяснить, как хитрой змее удалось высосать из тел весь белок…
– Нет, – он покачал головой с совершеннейшей убежденностью, – змей нам придется исключить: они так не питаются.
Воцарилось напряженное молчание, пока профессор подыскивал следующие слова.
– Но это было лишь продолжение, – сказал он, наконец, снова разжигая трубку. – Началось все еще месяц назад, с того, что во всей округе куда-то пропали насекомые: прошло дня четыре, и не осталось ни бабочки, ни даже паука хоть какого-то вида. Их уничтожили точно таким же образом – смятые, сухие тельца так и валялись повсюду. А за следующую неделю все мелкие грызуны оказались на грани исчезновения – и это еще до того, как собак, кошек и прочих небольших млекопитающих, остающихся по ночам на улице, постигла та же судьба. Потом фермеры начали находить скотину в полях убитой – картина была точно та же, и потери до сих пор растут. Сомнений быть не может, мистер Хасрад: что бы это ни было, а тварь уже достаточно сильна, чтобы нападать на людей и даже на более крупных животных – словом, на все, чему не повезло оказаться с наступлением ночи вне дома. На данный момент нашли дюжину взрослых коров и четырех или пятерых овец – а ненайденных, возможно, еще гораздо больше – и все раздавленные и высосанные досуха этой… голодной дрянью, чем бы она ни была!
– И, да, – заключил он, – нам, вполне вероятно, придется столкнуться с тем фактом, что это явление не носит естественный характер и нормального объяснения не имеет.
Он встал и подошел к эркерному окну.
– И совсем скоро, – добавил он зловеще, – вы все увидите сами.
После краткого ужина, приготовленного на газовой конфорке, они перешли в гостиную. Флетчер принялся подкармливать маленький огонек в камине кусочками сухого плавника; отблески плясали и дергались по деревянным панелям, то и дело выхватывая из сумрака развешанные повсюду пасторальные акварели, а затем снова пряча их в тень, делавшую комнату размытой и незнакомой.
Снаружи доносился посвист ветра, стремительно нараставший по мере того, как осенняя ночь вступала в свои права. Через все небо неслись, гонимые его сердитым дыханием, серые грозовые тучи. Алан смотрел, как Флетчер сидит в кресле под торшером; в какой-то момент он встал, подошел к выходящему на болота окну – и лицо его озарилось смесью ужаса и облегчения. Алан сдержанно улыбнулся. При таком ветре от тумана, реши он вдруг выползти познакомиться, не останется ни единого шанса.
Увы, он ошибся.
Ночь выдалась темная и ясная. Ветер дул с каждым мигом сильнее, воя и причитая во мраке, хлеща кусты и пригибая длинную траву. Алан пододвинул кресло и сел поближе к окну, глядя туда, откуда, по словам Флетчера, появлялись первые порядки наступающего тумана. И вот под считанными бледными звездами, едва различимыми на ночном небе, из-за бровки холма, возвышавшегося над топью, появились первые извивающиеся струи. Размытые, белые и совершенно отвратительные в своем ничем не объяснимом попрании всех законов природы, они текли к дому, против всякого ветра! Густая трава гнулась почти до земли под порывами бури, которые в мгновение ока разнесли бы в клочья любой нормальный туман – Алан понимал, что и вправду оказался свидетелем явления, противного законам физики. Вскоре воцарилась полная тьма – абсолютная, черная деревенская ночь, не нарушаемая никакими уличными фонарями или уютным сиянием окон. Впрочем, света хватало, чтобы смутно различить колеблющиеся волны тумана, медленно приближающиеся к дому и уже вытягивающие холодные, влажные руки, чтобы заключить эркер в свои жуткие объятия – беспредельная, расплывчатая серость с живыми, подвижными щупальцами, которые с любопытством тыкались во все углы и ниши дома, хотя основная масса казалась при этом недвижимой. В голове у Алана молнией сверкнула мысль, что метафора Флетчера, пожалуй что, неверна: никакая это не армия с разведчиками, а огромный, дымный спрут, расползшийся по низине и взмахивающий мерзкими щупальцами, будто грозя ими людям.
– Видите, мистер Хасрад? – сказал, наконец, Флетчер, разбивая чары безмолвия, сковавшего, казалось, весь дом. – И что вы об этом думаете?
Алан с трудом отвел взгляд от окна. Все его тело напряглось, лицо за эти несколько секунд избороздили морщины тревоги и сомнений, столь чуждых его энергичной, восторженной натуре.
– Я не знаю, что об этом думать, – признался он. – Пока не знаю. Ввиду очевидной силы ветра, это, пожалуй, самое поразительное явление, которое я видел на своем веку. А что будет, если я выйду наружу?
Бледное, исхудалое лицо Флетчера вмиг стало еще бледнее. Он нервно пригладил седые волосы, а тонкие губы скривились в мрачную улыбку.
– Даже не пытайтесь. Вспомните старика Кейна, вдову и скотину в полях. С человеком у этой штуки разговор короткий. Если прошлый опыт меня не обманывает, мы с вами в полной безопасности за этими стенами.
Он подошел к окну и опустил шторы, тут же скрывшие с глаз слепо вьющиеся щупальца.
– Когда это все началось? – спросил Алан, возвращаясь в кресло.
– Насколько я помню, недель пять тому назад, – ответствовал профессор.
Лицо его в резком электрическом свете выглядело напряженным и усталым. Алан погрузился в тревожное молчание.
– Я вряд ли знаю, что вам сказать, доктор Флетчер, – наконец изрек он. – Хотя первым моим побуждением, сразу после того, как я увидал этот гибельный туман во всей красе, было заставить вас уехать отсюда подальше, пока проблема каким-то образом не будет решена.
– У меня и самого точно такое же ощущение. Я бы еще пару недель назад уехал… – Тут у Флетчера в голосе проглянула горячность, необычная для его обычно спокойной манеры выражаться. – Но дело в том… видите ли, у меня есть самые серьезные основания полагать, что за происходящее в некотором роде несу ответственность лично я. Подозреваю, что это мое проклятое неуемное любопытство спустило с цепи наш кошмар – ужас, об истинной природе которого никто до сих пор не имеет ни малейшего понятия. Вот почему я не решаюсь просто взять и уехать. И по этой же причине я не тороплюсь доверяться властям – даже если в итоге это и принесло бы больше пользы, чем вреда. Расскажи я им правду – даже ту скудную, что мне на самом деле известна – об ужасной погибели, что рыщет в ночи по округе, и они тут же запрячут меня в соответствующее учреждение. То, что здесь происходит, слишком неправдоподобно, слишком невероятно, чтобы любой нормальный человек мог принять это как факт.
Но вам я расскажу все. Я читал о ваших встречах с адскими сущностями – вы один из крайне малочисленной когорты специалистов, способных подать мне авторитетный совет по поводу наших местных проблем. Они варятся у меня в голове уже целых пять недель, и мне определенно пойдет на пользу рассказать о них человеку, которому я могу доверять. Понимаете, я уже попробовал намекнуть тому самому моему кузену, медицинскому эксперту… – он так на меня посмотрел, что я тут же оставил эту затею и постарался свести все к шутке! И все равно он сказал, чтобы я попроще относился к жизни и не давал воображению совсем уж распоясаться.
Некоторое время Флетчер молча глядел в огонь и лишь затем продолжил.
– Мистер Хасрад, с душевным трепетом я жажду услышать ваше мнение. Дело в том, что я убежден: мы имеем дело с живым ужасом, спавшим и скрывавшимся от людей на всем протяжении письменной истории, который ныне пробудился и объявил войну всему человеческому роду, – с тварью ужасной и мерзостной, проведшей в состоянии полужизни бессчетные эоны, и пробужденной назойливым любопытством беспечного дурака – вашего покорного слуги. Вы, должно быть, думаете, что я совсем ку-ку, не так ли?
Алан слабо улыбнулся внезапному сленгу в устах университетского профессора.
– Но, поверьте, это единственный возможный ответ. Частично дедукция, конечно – я на самом деле ничего не знаю о его прошлом наверняка – но я вам сейчас расскажу о том, при каких обстоятельствах нашел его и, к величайшему моему прискорбию, выпустил на свободу.
Он вперил взор в мерцающие угли – все, что осталось от почти прогоревших дров, – и подбросил в слабеющий очаг еще одно небольшое полешко. Трубка у него в руке уже была мертва. По гостиной расползался неуютный холодок.
– Вы спрашиваете, что я обо всем этом думаю, – промолвил внезапно Алан, переводя взгляд с гипнотически вздыхающих углей на изможденное лицо профессора. – Должен признать, что ваши умозаключения, по всей вероятности, верны.
В конце концов, фантастическая идея, пришедшая ему в голову ранее, могла оказаться совсем не такой невозможной, как сперва показалось. Теперь она разворачивалась в весьма реальную и весьма гибельную вероятность.
– Я увидел достаточно, чтобы прийти к выводу: на свободу определенно вырвалось нечто, находящееся за пределами всех человеческих познаний. Но… расскажите мне остальное. Что, по-вашему, такое этот туман и как так вышло, что вы несете ответственность за его присутствие здесь?
Флетчер задумчиво натолкал табаку в крошечное отверстие, еще оставленное в трубке нагаром, и принялся мерить шагами вытертый ковер.
– Что он такое, мне неизвестно, но я уверен: перед нами явление совершенно неестественной природы – возможно, форма жизни, сотворенная в эпоху детства Земли, которая должна была благополучно сгинуть задолго до наступления каменного века. Ни археология, ни палеонтология тут не компетентны, от них помощи ждать нечего.
– Возможно, – вставил Алан, – она даже не земного происхождения. Скорее всего, это какое-то невыразимое космическое зло из иной, неизвестной нам части вселенной.
Доктор Флетчер остановил свой беспокойный бег и медленно кивнул.
– Может, и так. После увиденного я готов поверить во что угодно. Я просто не знаю. Но как я нашел его, я рассказать могу. Обстоятельства позволяют предположить, что оно было заперто в своей каменной тюрьме очень-очень давно и находилось там до тех самых пор, пока я непреднамеренно не взломал запоры и не дал ему ускользнуть.
Это случилось немногим больше месяца назад, во второй половине дня – прелестного, дремотного дня бабьего лета. Я всегда интересовался геологией – сделал ее чем-то вроде хобби, для времени, свободного от чисто палеонтологической работы. Так вот, в тот день я забросил свою текущую книгу – погода стояла такая чудная, что было просто грешно сидеть взаперти – и отправился побродить по округе с геологическим молоточком.
Я уже обошел половину болота, что раскинулось тут, за домом, и как раз взбирался на заросший кустарником утес, откуда открывается вид на Мискатонскую реку по другую его сторону, когда зацепился ногой за какой-то корень и скатился по склону до половины вниз. С этого-то все и началось. Я проломился сквозь густые кусты в скрывавшееся за ними устье пещеры. Совершенно типичная для этих мест формация – такие встречаются здесь сплошь и рядом, но эта так заросла снаружи, что я и не подозревал о ее существовании.
Если бы только судьба схватила меня за ноги и не дала войти внутрь! Но ничего подобного не случилось, и я проник сквозь дыру в скале в грот, куда нога человека наверняка не ступала уже многие тысячи лет – если ступала вообще! У меня с собой в рюкзаке был большой фонарь: я достал его, осмотрел потолок и пол и стал продвигаться постепенно к задней стене, выстукивая там и сям выходы породы по стенам. Это была самая обычная разновидность гранита, но очень старая – камень, можно сказать, незапамятной древности.
Откуда-то сверху сочилась вода, стекала по пустой стене и падала на пол пещеры с нескончаемым кап-кап-кап. Я специально упоминаю этот факт, чтобы объяснить произошедшее дальше. Я сделал еще один шаг к стене, неудачно поставил ногу на скользкий, усыпанный мелким щебнем пол, и поскользнулся. Лодыжка у меня подвернулась, я отчаянно замахал руками в попытке удержать равновесие, исполнил полупируэт и рухнул всем своим весом об заднюю стену. Локоть мой прошел через нее, словно через оконное стекло! Вероятно, вода, струившаяся сюда долгие эоны, истончила стену до толщины бумаги. Фонарик, к счастью, уцелел. Я кое-как встал, стараясь не обращать внимания на пострадавшую лодыжку и локоть, и посветил в образовавшуюся в стене дыру – размером она была где-то с мою голову. Просунув туда руку с фонарем, я увидал похожую на келью комнату, всего в десять квадратных футов; оттуда в главную пещеру вытекал затхлый, мертвый воздух.
На пару минут я отступил подальше, ожидая, пока атмосфера там не станет пригодной для дыхания, потом снова сунул внутрь мой светоч и поводил лучом по сторонам, разглядывая неровные стены и покрытый всяким каменным мусором пол. Я созерцал место, закрытое наглухо в течение многих тысяч лет – теперь я в этом совершенно уверен.
А затем я почти тотчас увидел огромный плоский камень в форме – если вы, конечно, сможете мне поверить – идеальной пятиконечной звезды! С центральной круглой частью примерно трех футов в диаметре, он лежал на полу в центре этой внутренней камеры. Вы легко можете представить себе мое изумление и любопытство, мистер Хасрад, а также решимость проникнуть внутрь и изучить находку поближе.
Я вышел из пещеры и вскоре вернулся с толстой веткой, из которой получился вполне эффективный лом. Пользуясь ею на манер рычага, я разломал уже и так почти руинизированную стену до такой степени, чтобы суметь протиснуться внутрь. Я очутился в естественной сводчатой каверне всего в нескольких футах от этого загадочного звездообразного камня. Господи, ну почему я не оставил его в покое! Даже сейчас я не в силах понять, что заставило меня сдвинуть его – некое внезапное вдохновение, не иначе. Я как раз рассматривал выгравированные на его поверхности любопытные символы, подозревая в них некую неизвестную науке письменность невероятной древности, когда мне пришла в голову блестящая мысль перевернуть его и поглядеть, что там, на другой стороне. И, будучи, как я вам уже говорил, форменным идиотом, я немедленно приступил к действиям. Глыба, конечно, оказалась для меня слишком тяжелой, но, воюя с ней, я умудрился чуть-чуть ее сдвинуть. Мистер Хасрад, этот камень в форме звезды прикрывал собой яму!
Я ворочал его и толкал, пока мне не удалось на целую половину освободить вход в эту дьявольскую шахту! Встав на колени у устья, я вперил взор в глубину колодца, созерцая гладкие стены, уходящие вниз, докуда хватало света. В диаметре он насчитывал все те же три фута; с моей точки обзора открывалась только ровная труба стен, похожая на внутренность телескопа, терявшаяся во тьме внизу и ничем не выдававшая свою истинную глубину. Лежа на полу и глазея в этот лаз, я подумал, что его гладкие, идеально закругленные стены до невозможности контрастируют с грубо высеченной верхней камерой. Следующим наблюдением стало то, что колодец вообще сделан не из камня, а, кажется, из какого-то металла, идентифицировать который мне не удалось.
Впрочем, все спекуляции на этот счет были совершенно бесполезны. Я выбрал приличного размера булыжник, кинул его в дыру и стал ждать – и ждать, и ждать, пока до меня не донесся едва слышный далекий стук. Судя по времени между ним и броском, дыра была невероятно глубокой! Не думаю, что вообще сумел бы различить этот звук, если бы неестественно гладкие стены не усилили его и не донесли услужливо мне на поверхность. Я испугался глубины и отполз скорее от края.
Дальше я, так и не удовлетворив до сих пор свое любопытство, вернулся к изучению странных знаков на камне, даже не подозревая, что мой проклятый камень побеспокоил нечто, обитавшее там, внизу. Прошло несколько минут, прежде чем мне снова захотелось поглядеть в шахту, и тут моим глазам предстало еще более поразительное зрелище.
Алан беспокойно пошевелился в своем кресле.
– И что же вы увидели, доктор Флетчер? – осторожно спросил он.
– А увидел я некое движение далеко-далеко внизу, в самой глубине колодца – там, где ничему вообще быть не полагалось. К свету фонаря поднималась какая-то клубящаяся беловатая масса, заполнявшая собою ствол от края до края. Некие аморфные, подобные псевдоподиям, волокна, казалось, осторожно тянулись из нее вверх, подергиваясь и извиваясь – невероятные щупальца, сжимавшиеся и вытягивавшиеся в странно непристойной манере, они ползли все выше и выше. Они, конечно, все еще были далеко внизу, и мне вполне хватало времени вернуть на место каменную крышку – приди мне в голову такая спасительная мысль. Однако вместо этого я стоял у отверстия на коленях, наблюдая их стремительное восхождение со смесью благоговейного ужаса и любопытства, совершенно лишившей меня способности двигаться.
Представляете себе, мистер Хасрад, какому невероятному, фантастическому явлению я стал свидетелем – и в самом неожиданном месте! В представшем мне зрелище было нечто необъяснимое и совершенно, категорически иноприродное – вид этот леденил кровь. До сих пор мною двигало радостное любопытство первооткрывателя – теперь же начал охватывать страх; я буквально задрожал, глядя, как этот туман или дым ползет по трубе вверх. Но я все равно продолжал ждать, скорчившись на краю бездны и глядя в глубину, туда, где вздымающийся ужас нежно заглатывал луч фонаря.
Он полз выше и выше, то и дело замирая на несколько мгновений, и на обычный летящий вверх дым был совсем не похож. Не знаю, откуда во мне взялась эта безмозглая нерассуждающая отвага – торчать там и глядеть, как эта… штука дюйм за дюймом нащупывает дорогу вверх. В какой-то момент я обнаружил, что меня всего колотит крупной дрожью, сердце частит так, словно пытается вырваться из грудной клетки наружу, а во рту сухо. Так организм бессознательно отреагировал на приближение этого зла.
Потом в голове у меня что-то щелкнуло, и я понял, что должен как-то остановить его вознесение. Свободной рукой я сгреб разнообразный каменный мусор, в изобилии усеивавший пол, и сбросил его на эту пульсирующую массу. Никакого эффекта моя диверсия не возымела: камни просто провалились насквозь и усвистели дальше вниз по бесконечной шахте. Ужас продолжал течь вверх, а я, чокнутый старый дурак, ждал, склоняясь над ямой и светя фонариком вниз, пока это неведомое чудище приближалось и приближалось.
Алан сидел, не шелохнувшись; все его внимание было приковано к профессору, голос которого грозил вот-вот сорваться от расстройства и тревоги.
– А потом оно добралось до края колодца. Ошеломленный, я так и остался сидеть, как примерзши к месту, и глядел, как маленькие тентаклики неуверенно вытекают в пещеру и принимаются ощупывать стены и пол. Вместе с ними на поверхность поднялся непередаваемый затхлый, плесневелый запах, который в этом тесном пространстве вскоре сделался невыносимым. Моя рука оказалась в каких-то дюймах от одного из этих ищущих щупалец, и когда оно, наконец, коснулось меня, я снова обрел способность двигаться. Державший меня мертвой хваткой парализующий ужас испарился. Помню, что я кричал; помню, как протискивался через мною же проделанную дыру во внешнюю пещеру и дальше, прочь, на солнечный свет. Я кое-как вскарабкался на холм и мчался, пока не выбился из сил и не упал наземь, хрипя и хватая ртом воздух, будто только что пробежал марафон. Только через несколько минут я понял, что непосредственная опасность миновала.
Флетчер резко умолк и бросил взгляд на гостя. На скулах у него острыми углами выделялись желваки, все лицо напряглось от воспоминания о пережитом ужасе.
– И это, конечно, была не последняя ваша встреча? – подсказал Алан.
Флетчер снова набивал трубку, неотрывно глядя в огонь. Мысли его, казалось, унеслись куда-то далеко.
– А? О да. Я узнал о таинственных убийствах в округе и… с ужасающей уверенностью понял, что за ними стоит.
Алан глядел на угловатое, изможденное лицо своего нового знакомца и раздумывал, насколько с ним имеет смысл поделиться кошмарными подозрениями, теснящимися в его собственной голове. Действительно ли Флетчер балансирует на грани умопомешательства и нервного срыва, как ему сначала показалось, или в нем достаточно скрытой силы, чтобы выстоять перед лицом жуткой правды? В конце концов, интуиция взяла верх: да, этот человек, скорее всего, выдержит напор эзотерического знания, готовый обрушиться на него.
– Доктор Флетчер, вы были совершенно правы, пригласив меня сюда, и я полагаю, что смогу оказаться полезен. Если я не ошибаюсь, мы с вами имеем дело с разумом куда старше человеческого – старше даже самой планеты Земля. Хотя на всем протяжении нашей истории он никогда не играл в ней активной роли, само его существование неоднократно упоминается в различных древних источниках, наиболее видное место среди которых занимают «Пнакотическая рукопись», происходящая от одного тайного культа древней Гипербореи, а также «Некрономикон» одного безумного араба, по имени Абдул Альхазред (впрочем, там ему посвящены только несколько кратких абзацев). По случаю, я являюсь далеким потомком этого сына пустыни. Также мне случалось читать об этой сущности в различных переводах (которые сами по себе могут оказаться неточны) «Элтдаунских осколков»; Людвиг Принн упоминает о нем в «De Vermis Mysteriis», а Роберт У. Чемберс – там, где цитирует «Зигзандские рукописи»; плюс он бегло фигурирует в «Cultes des Goules» графа д’Эрлетта и в «Unaussprechlichen Kulten» фон Юнцта. Эта адская сущность происходит из неизвестной и отдаленной части вселенной; некоторое время она странствовала от галактики к галактике, пока, наконец, не достигла нашей Земли, когда та была еще кипящей, пузырящейся, медленно остывающей массой жидкого камня.
В древних источниках повествуется, как сущность, враждебная всему человеческому, была поймана и заключена глубоко в недрах земли – это сделали Старшие Боги. Судя по всему, замки на ее узилище оказались сняты, и этот ужас ныне на свободе и волен терроризировать живущих.
– Но какова его цель, мистер Хасрад? – нетерпеливо вмешался Флетчер. – Если, как мы оба с вами полагаем, оно действительно разумно, у его ночных вылазок должна быть своя причина.
– Разумеется, причина у них есть, – Алан твердо улыбнулся профессору. – Оно питается.
– Итак, вот что во всем этом деле особенно странно. Я сам видел тела: на поверхности нет ни царапины – ни на одном. Но все они были мягкие, как тряпки: все кости внутри оказались раздавлены, расщеплены, разломаны на кусочки, будто от какого-то колоссального внешнего давления. Еще до того, как кузен начал резать, как минимум, в дюжине мест было слышно крепитацию.
В принципе, такому состоянию можно подыскать объяснения – конечно, косвенные и притянутые за уши, но все-таки… однако, мы нашли еще кое-что, от чего дело стало еще более неправдоподобным, если такое вообще возможно… Судя по всему, в обоих случаях клетки большинства внутренних органов оказались практически полностью лишены энзимов, гормонов и антител; иными словами, исчезли почти все аминокислоты, из которых состоят эти сложные органические вещества! Если излагать понятным для человека несведущего языком, то из всех внутренних тканей пропала большая часть белка! Из белка, как вам наверняка известно, в значительной мере состоит любая клетка нашего организма, так что можете себе представить, какая фантастическая картина открылась нам после первых же простых разрезов!
Алан оторопело глядел на профессора и только время от времени прикладывался к стакану.
– Да, – кивнул Флетчер. – Невероятно, но факт. За исключением некоторых отдельных органов и кожи, оставшихся в обоих случаях нетронутыми, все выглядит так, будто жертв каким-то необъяснимым образом ограбили, лишив почти что каждой имевшейся в их телах молекулы белка! Как вы легко можете себе представить, обследовать было особо нечего – от погибших остались только сухие, хрупкие оболочки.
Алан некоторое время молчал, вспоминая виденную в поле корову.
– А что думает по этому поводу ваш кузен, который медицинский эксперт округа? – молвил он наконец.
– А что он может думать? – слабо улыбнулся профессор. – Единственное объяснение, которое они с коллегами в состоянии предложить, – это что округу терроризирует некое неизвестное животное. Глотает свою добычу, переваривает телесные ткани, которых требует его естественный рацион, а затем отрыгивает или иным образом избавляется от остова!
Алан поджал губы, но комментировать не стал.
– Это, разумеется, самый абсурдный бред, какой только можно изобрести в качестве гипотезы. И все же… У меня самого нет взамен никакой теории получше. Невероятности происшествию добавляет эта чертова целая, неповрежденная кожа.
Мысли Алана понеслись вскачь.
– Но, доктор Флетчер, у всего этого точно должно быть какое-то разумное объяснение. Тела мог так переломать какой-нибудь удав… – несмело предложил он, живо представляя себе, еще даже не окончив фразы, какова вероятность встретить такую рептилию в окрестностях Брамвелла.
– Ну конечно, – отозвался Флетчер, пренебрежительно махнув рукой. – А еще какой-нибудь паровой каток. Проблема, видите ли, в том, что удавы свою добычу глотают. И потом, объяснить, как хитрой змее удалось высосать из тел весь белок…
– Нет, – он покачал головой с совершеннейшей убежденностью, – змей нам придется исключить: они так не питаются.
Воцарилось напряженное молчание, пока профессор подыскивал следующие слова.
– Но это было лишь продолжение, – сказал он, наконец, снова разжигая трубку. – Началось все еще месяц назад, с того, что во всей округе куда-то пропали насекомые: прошло дня четыре, и не осталось ни бабочки, ни даже паука хоть какого-то вида. Их уничтожили точно таким же образом – смятые, сухие тельца так и валялись повсюду. А за следующую неделю все мелкие грызуны оказались на грани исчезновения – и это еще до того, как собак, кошек и прочих небольших млекопитающих, остающихся по ночам на улице, постигла та же судьба. Потом фермеры начали находить скотину в полях убитой – картина была точно та же, и потери до сих пор растут. Сомнений быть не может, мистер Хасрад: что бы это ни было, а тварь уже достаточно сильна, чтобы нападать на людей и даже на более крупных животных – словом, на все, чему не повезло оказаться с наступлением ночи вне дома. На данный момент нашли дюжину взрослых коров и четырех или пятерых овец – а ненайденных, возможно, еще гораздо больше – и все раздавленные и высосанные досуха этой… голодной дрянью, чем бы она ни была!
– И, да, – заключил он, – нам, вполне вероятно, придется столкнуться с тем фактом, что это явление не носит естественный характер и нормального объяснения не имеет.
Он встал и подошел к эркерному окну.
– И совсем скоро, – добавил он зловеще, – вы все увидите сами.
После краткого ужина, приготовленного на газовой конфорке, они перешли в гостиную. Флетчер принялся подкармливать маленький огонек в камине кусочками сухого плавника; отблески плясали и дергались по деревянным панелям, то и дело выхватывая из сумрака развешанные повсюду пасторальные акварели, а затем снова пряча их в тень, делавшую комнату размытой и незнакомой.
Снаружи доносился посвист ветра, стремительно нараставший по мере того, как осенняя ночь вступала в свои права. Через все небо неслись, гонимые его сердитым дыханием, серые грозовые тучи. Алан смотрел, как Флетчер сидит в кресле под торшером; в какой-то момент он встал, подошел к выходящему на болота окну – и лицо его озарилось смесью ужаса и облегчения. Алан сдержанно улыбнулся. При таком ветре от тумана, реши он вдруг выползти познакомиться, не останется ни единого шанса.
Увы, он ошибся.
Ночь выдалась темная и ясная. Ветер дул с каждым мигом сильнее, воя и причитая во мраке, хлеща кусты и пригибая длинную траву. Алан пододвинул кресло и сел поближе к окну, глядя туда, откуда, по словам Флетчера, появлялись первые порядки наступающего тумана. И вот под считанными бледными звездами, едва различимыми на ночном небе, из-за бровки холма, возвышавшегося над топью, появились первые извивающиеся струи. Размытые, белые и совершенно отвратительные в своем ничем не объяснимом попрании всех законов природы, они текли к дому, против всякого ветра! Густая трава гнулась почти до земли под порывами бури, которые в мгновение ока разнесли бы в клочья любой нормальный туман – Алан понимал, что и вправду оказался свидетелем явления, противного законам физики. Вскоре воцарилась полная тьма – абсолютная, черная деревенская ночь, не нарушаемая никакими уличными фонарями или уютным сиянием окон. Впрочем, света хватало, чтобы смутно различить колеблющиеся волны тумана, медленно приближающиеся к дому и уже вытягивающие холодные, влажные руки, чтобы заключить эркер в свои жуткие объятия – беспредельная, расплывчатая серость с живыми, подвижными щупальцами, которые с любопытством тыкались во все углы и ниши дома, хотя основная масса казалась при этом недвижимой. В голове у Алана молнией сверкнула мысль, что метафора Флетчера, пожалуй что, неверна: никакая это не армия с разведчиками, а огромный, дымный спрут, расползшийся по низине и взмахивающий мерзкими щупальцами, будто грозя ими людям.
– Видите, мистер Хасрад? – сказал, наконец, Флетчер, разбивая чары безмолвия, сковавшего, казалось, весь дом. – И что вы об этом думаете?
Алан с трудом отвел взгляд от окна. Все его тело напряглось, лицо за эти несколько секунд избороздили морщины тревоги и сомнений, столь чуждых его энергичной, восторженной натуре.
– Я не знаю, что об этом думать, – признался он. – Пока не знаю. Ввиду очевидной силы ветра, это, пожалуй, самое поразительное явление, которое я видел на своем веку. А что будет, если я выйду наружу?
Бледное, исхудалое лицо Флетчера вмиг стало еще бледнее. Он нервно пригладил седые волосы, а тонкие губы скривились в мрачную улыбку.
– Даже не пытайтесь. Вспомните старика Кейна, вдову и скотину в полях. С человеком у этой штуки разговор короткий. Если прошлый опыт меня не обманывает, мы с вами в полной безопасности за этими стенами.
Он подошел к окну и опустил шторы, тут же скрывшие с глаз слепо вьющиеся щупальца.
– Когда это все началось? – спросил Алан, возвращаясь в кресло.
– Насколько я помню, недель пять тому назад, – ответствовал профессор.
Лицо его в резком электрическом свете выглядело напряженным и усталым. Алан погрузился в тревожное молчание.
– Я вряд ли знаю, что вам сказать, доктор Флетчер, – наконец изрек он. – Хотя первым моим побуждением, сразу после того, как я увидал этот гибельный туман во всей красе, было заставить вас уехать отсюда подальше, пока проблема каким-то образом не будет решена.
– У меня и самого точно такое же ощущение. Я бы еще пару недель назад уехал… – Тут у Флетчера в голосе проглянула горячность, необычная для его обычно спокойной манеры выражаться. – Но дело в том… видите ли, у меня есть самые серьезные основания полагать, что за происходящее в некотором роде несу ответственность лично я. Подозреваю, что это мое проклятое неуемное любопытство спустило с цепи наш кошмар – ужас, об истинной природе которого никто до сих пор не имеет ни малейшего понятия. Вот почему я не решаюсь просто взять и уехать. И по этой же причине я не тороплюсь доверяться властям – даже если в итоге это и принесло бы больше пользы, чем вреда. Расскажи я им правду – даже ту скудную, что мне на самом деле известна – об ужасной погибели, что рыщет в ночи по округе, и они тут же запрячут меня в соответствующее учреждение. То, что здесь происходит, слишком неправдоподобно, слишком невероятно, чтобы любой нормальный человек мог принять это как факт.
Но вам я расскажу все. Я читал о ваших встречах с адскими сущностями – вы один из крайне малочисленной когорты специалистов, способных подать мне авторитетный совет по поводу наших местных проблем. Они варятся у меня в голове уже целых пять недель, и мне определенно пойдет на пользу рассказать о них человеку, которому я могу доверять. Понимаете, я уже попробовал намекнуть тому самому моему кузену, медицинскому эксперту… – он так на меня посмотрел, что я тут же оставил эту затею и постарался свести все к шутке! И все равно он сказал, чтобы я попроще относился к жизни и не давал воображению совсем уж распоясаться.
Некоторое время Флетчер молча глядел в огонь и лишь затем продолжил.
– Мистер Хасрад, с душевным трепетом я жажду услышать ваше мнение. Дело в том, что я убежден: мы имеем дело с живым ужасом, спавшим и скрывавшимся от людей на всем протяжении письменной истории, который ныне пробудился и объявил войну всему человеческому роду, – с тварью ужасной и мерзостной, проведшей в состоянии полужизни бессчетные эоны, и пробужденной назойливым любопытством беспечного дурака – вашего покорного слуги. Вы, должно быть, думаете, что я совсем ку-ку, не так ли?
Алан слабо улыбнулся внезапному сленгу в устах университетского профессора.
– Но, поверьте, это единственный возможный ответ. Частично дедукция, конечно – я на самом деле ничего не знаю о его прошлом наверняка – но я вам сейчас расскажу о том, при каких обстоятельствах нашел его и, к величайшему моему прискорбию, выпустил на свободу.
Он вперил взор в мерцающие угли – все, что осталось от почти прогоревших дров, – и подбросил в слабеющий очаг еще одно небольшое полешко. Трубка у него в руке уже была мертва. По гостиной расползался неуютный холодок.
– Вы спрашиваете, что я обо всем этом думаю, – промолвил внезапно Алан, переводя взгляд с гипнотически вздыхающих углей на изможденное лицо профессора. – Должен признать, что ваши умозаключения, по всей вероятности, верны.
В конце концов, фантастическая идея, пришедшая ему в голову ранее, могла оказаться совсем не такой невозможной, как сперва показалось. Теперь она разворачивалась в весьма реальную и весьма гибельную вероятность.
– Я увидел достаточно, чтобы прийти к выводу: на свободу определенно вырвалось нечто, находящееся за пределами всех человеческих познаний. Но… расскажите мне остальное. Что, по-вашему, такое этот туман и как так вышло, что вы несете ответственность за его присутствие здесь?
Флетчер задумчиво натолкал табаку в крошечное отверстие, еще оставленное в трубке нагаром, и принялся мерить шагами вытертый ковер.
– Что он такое, мне неизвестно, но я уверен: перед нами явление совершенно неестественной природы – возможно, форма жизни, сотворенная в эпоху детства Земли, которая должна была благополучно сгинуть задолго до наступления каменного века. Ни археология, ни палеонтология тут не компетентны, от них помощи ждать нечего.
– Возможно, – вставил Алан, – она даже не земного происхождения. Скорее всего, это какое-то невыразимое космическое зло из иной, неизвестной нам части вселенной.
Доктор Флетчер остановил свой беспокойный бег и медленно кивнул.
– Может, и так. После увиденного я готов поверить во что угодно. Я просто не знаю. Но как я нашел его, я рассказать могу. Обстоятельства позволяют предположить, что оно было заперто в своей каменной тюрьме очень-очень давно и находилось там до тех самых пор, пока я непреднамеренно не взломал запоры и не дал ему ускользнуть.
Это случилось немногим больше месяца назад, во второй половине дня – прелестного, дремотного дня бабьего лета. Я всегда интересовался геологией – сделал ее чем-то вроде хобби, для времени, свободного от чисто палеонтологической работы. Так вот, в тот день я забросил свою текущую книгу – погода стояла такая чудная, что было просто грешно сидеть взаперти – и отправился побродить по округе с геологическим молоточком.
Я уже обошел половину болота, что раскинулось тут, за домом, и как раз взбирался на заросший кустарником утес, откуда открывается вид на Мискатонскую реку по другую его сторону, когда зацепился ногой за какой-то корень и скатился по склону до половины вниз. С этого-то все и началось. Я проломился сквозь густые кусты в скрывавшееся за ними устье пещеры. Совершенно типичная для этих мест формация – такие встречаются здесь сплошь и рядом, но эта так заросла снаружи, что я и не подозревал о ее существовании.
Если бы только судьба схватила меня за ноги и не дала войти внутрь! Но ничего подобного не случилось, и я проник сквозь дыру в скале в грот, куда нога человека наверняка не ступала уже многие тысячи лет – если ступала вообще! У меня с собой в рюкзаке был большой фонарь: я достал его, осмотрел потолок и пол и стал продвигаться постепенно к задней стене, выстукивая там и сям выходы породы по стенам. Это была самая обычная разновидность гранита, но очень старая – камень, можно сказать, незапамятной древности.
Откуда-то сверху сочилась вода, стекала по пустой стене и падала на пол пещеры с нескончаемым кап-кап-кап. Я специально упоминаю этот факт, чтобы объяснить произошедшее дальше. Я сделал еще один шаг к стене, неудачно поставил ногу на скользкий, усыпанный мелким щебнем пол, и поскользнулся. Лодыжка у меня подвернулась, я отчаянно замахал руками в попытке удержать равновесие, исполнил полупируэт и рухнул всем своим весом об заднюю стену. Локоть мой прошел через нее, словно через оконное стекло! Вероятно, вода, струившаяся сюда долгие эоны, истончила стену до толщины бумаги. Фонарик, к счастью, уцелел. Я кое-как встал, стараясь не обращать внимания на пострадавшую лодыжку и локоть, и посветил в образовавшуюся в стене дыру – размером она была где-то с мою голову. Просунув туда руку с фонарем, я увидал похожую на келью комнату, всего в десять квадратных футов; оттуда в главную пещеру вытекал затхлый, мертвый воздух.
На пару минут я отступил подальше, ожидая, пока атмосфера там не станет пригодной для дыхания, потом снова сунул внутрь мой светоч и поводил лучом по сторонам, разглядывая неровные стены и покрытый всяким каменным мусором пол. Я созерцал место, закрытое наглухо в течение многих тысяч лет – теперь я в этом совершенно уверен.
А затем я почти тотчас увидел огромный плоский камень в форме – если вы, конечно, сможете мне поверить – идеальной пятиконечной звезды! С центральной круглой частью примерно трех футов в диаметре, он лежал на полу в центре этой внутренней камеры. Вы легко можете представить себе мое изумление и любопытство, мистер Хасрад, а также решимость проникнуть внутрь и изучить находку поближе.
Я вышел из пещеры и вскоре вернулся с толстой веткой, из которой получился вполне эффективный лом. Пользуясь ею на манер рычага, я разломал уже и так почти руинизированную стену до такой степени, чтобы суметь протиснуться внутрь. Я очутился в естественной сводчатой каверне всего в нескольких футах от этого загадочного звездообразного камня. Господи, ну почему я не оставил его в покое! Даже сейчас я не в силах понять, что заставило меня сдвинуть его – некое внезапное вдохновение, не иначе. Я как раз рассматривал выгравированные на его поверхности любопытные символы, подозревая в них некую неизвестную науке письменность невероятной древности, когда мне пришла в голову блестящая мысль перевернуть его и поглядеть, что там, на другой стороне. И, будучи, как я вам уже говорил, форменным идиотом, я немедленно приступил к действиям. Глыба, конечно, оказалась для меня слишком тяжелой, но, воюя с ней, я умудрился чуть-чуть ее сдвинуть. Мистер Хасрад, этот камень в форме звезды прикрывал собой яму!
Я ворочал его и толкал, пока мне не удалось на целую половину освободить вход в эту дьявольскую шахту! Встав на колени у устья, я вперил взор в глубину колодца, созерцая гладкие стены, уходящие вниз, докуда хватало света. В диаметре он насчитывал все те же три фута; с моей точки обзора открывалась только ровная труба стен, похожая на внутренность телескопа, терявшаяся во тьме внизу и ничем не выдававшая свою истинную глубину. Лежа на полу и глазея в этот лаз, я подумал, что его гладкие, идеально закругленные стены до невозможности контрастируют с грубо высеченной верхней камерой. Следующим наблюдением стало то, что колодец вообще сделан не из камня, а, кажется, из какого-то металла, идентифицировать который мне не удалось.
Впрочем, все спекуляции на этот счет были совершенно бесполезны. Я выбрал приличного размера булыжник, кинул его в дыру и стал ждать – и ждать, и ждать, пока до меня не донесся едва слышный далекий стук. Судя по времени между ним и броском, дыра была невероятно глубокой! Не думаю, что вообще сумел бы различить этот звук, если бы неестественно гладкие стены не усилили его и не донесли услужливо мне на поверхность. Я испугался глубины и отполз скорее от края.
Дальше я, так и не удовлетворив до сих пор свое любопытство, вернулся к изучению странных знаков на камне, даже не подозревая, что мой проклятый камень побеспокоил нечто, обитавшее там, внизу. Прошло несколько минут, прежде чем мне снова захотелось поглядеть в шахту, и тут моим глазам предстало еще более поразительное зрелище.
Алан беспокойно пошевелился в своем кресле.
– И что же вы увидели, доктор Флетчер? – осторожно спросил он.
– А увидел я некое движение далеко-далеко внизу, в самой глубине колодца – там, где ничему вообще быть не полагалось. К свету фонаря поднималась какая-то клубящаяся беловатая масса, заполнявшая собою ствол от края до края. Некие аморфные, подобные псевдоподиям, волокна, казалось, осторожно тянулись из нее вверх, подергиваясь и извиваясь – невероятные щупальца, сжимавшиеся и вытягивавшиеся в странно непристойной манере, они ползли все выше и выше. Они, конечно, все еще были далеко внизу, и мне вполне хватало времени вернуть на место каменную крышку – приди мне в голову такая спасительная мысль. Однако вместо этого я стоял у отверстия на коленях, наблюдая их стремительное восхождение со смесью благоговейного ужаса и любопытства, совершенно лишившей меня способности двигаться.
Представляете себе, мистер Хасрад, какому невероятному, фантастическому явлению я стал свидетелем – и в самом неожиданном месте! В представшем мне зрелище было нечто необъяснимое и совершенно, категорически иноприродное – вид этот леденил кровь. До сих пор мною двигало радостное любопытство первооткрывателя – теперь же начал охватывать страх; я буквально задрожал, глядя, как этот туман или дым ползет по трубе вверх. Но я все равно продолжал ждать, скорчившись на краю бездны и глядя в глубину, туда, где вздымающийся ужас нежно заглатывал луч фонаря.
Он полз выше и выше, то и дело замирая на несколько мгновений, и на обычный летящий вверх дым был совсем не похож. Не знаю, откуда во мне взялась эта безмозглая нерассуждающая отвага – торчать там и глядеть, как эта… штука дюйм за дюймом нащупывает дорогу вверх. В какой-то момент я обнаружил, что меня всего колотит крупной дрожью, сердце частит так, словно пытается вырваться из грудной клетки наружу, а во рту сухо. Так организм бессознательно отреагировал на приближение этого зла.
Потом в голове у меня что-то щелкнуло, и я понял, что должен как-то остановить его вознесение. Свободной рукой я сгреб разнообразный каменный мусор, в изобилии усеивавший пол, и сбросил его на эту пульсирующую массу. Никакого эффекта моя диверсия не возымела: камни просто провалились насквозь и усвистели дальше вниз по бесконечной шахте. Ужас продолжал течь вверх, а я, чокнутый старый дурак, ждал, склоняясь над ямой и светя фонариком вниз, пока это неведомое чудище приближалось и приближалось.
Алан сидел, не шелохнувшись; все его внимание было приковано к профессору, голос которого грозил вот-вот сорваться от расстройства и тревоги.
– А потом оно добралось до края колодца. Ошеломленный, я так и остался сидеть, как примерзши к месту, и глядел, как маленькие тентаклики неуверенно вытекают в пещеру и принимаются ощупывать стены и пол. Вместе с ними на поверхность поднялся непередаваемый затхлый, плесневелый запах, который в этом тесном пространстве вскоре сделался невыносимым. Моя рука оказалась в каких-то дюймах от одного из этих ищущих щупалец, и когда оно, наконец, коснулось меня, я снова обрел способность двигаться. Державший меня мертвой хваткой парализующий ужас испарился. Помню, что я кричал; помню, как протискивался через мною же проделанную дыру во внешнюю пещеру и дальше, прочь, на солнечный свет. Я кое-как вскарабкался на холм и мчался, пока не выбился из сил и не упал наземь, хрипя и хватая ртом воздух, будто только что пробежал марафон. Только через несколько минут я понял, что непосредственная опасность миновала.
Флетчер резко умолк и бросил взгляд на гостя. На скулах у него острыми углами выделялись желваки, все лицо напряглось от воспоминания о пережитом ужасе.
– И это, конечно, была не последняя ваша встреча? – подсказал Алан.
Флетчер снова набивал трубку, неотрывно глядя в огонь. Мысли его, казалось, унеслись куда-то далеко.
– А? О да. Я узнал о таинственных убийствах в округе и… с ужасающей уверенностью понял, что за ними стоит.
Алан глядел на угловатое, изможденное лицо своего нового знакомца и раздумывал, насколько с ним имеет смысл поделиться кошмарными подозрениями, теснящимися в его собственной голове. Действительно ли Флетчер балансирует на грани умопомешательства и нервного срыва, как ему сначала показалось, или в нем достаточно скрытой силы, чтобы выстоять перед лицом жуткой правды? В конце концов, интуиция взяла верх: да, этот человек, скорее всего, выдержит напор эзотерического знания, готовый обрушиться на него.
– Доктор Флетчер, вы были совершенно правы, пригласив меня сюда, и я полагаю, что смогу оказаться полезен. Если я не ошибаюсь, мы с вами имеем дело с разумом куда старше человеческого – старше даже самой планеты Земля. Хотя на всем протяжении нашей истории он никогда не играл в ней активной роли, само его существование неоднократно упоминается в различных древних источниках, наиболее видное место среди которых занимают «Пнакотическая рукопись», происходящая от одного тайного культа древней Гипербореи, а также «Некрономикон» одного безумного араба, по имени Абдул Альхазред (впрочем, там ему посвящены только несколько кратких абзацев). По случаю, я являюсь далеким потомком этого сына пустыни. Также мне случалось читать об этой сущности в различных переводах (которые сами по себе могут оказаться неточны) «Элтдаунских осколков»; Людвиг Принн упоминает о нем в «De Vermis Mysteriis», а Роберт У. Чемберс – там, где цитирует «Зигзандские рукописи»; плюс он бегло фигурирует в «Cultes des Goules» графа д’Эрлетта и в «Unaussprechlichen Kulten» фон Юнцта. Эта адская сущность происходит из неизвестной и отдаленной части вселенной; некоторое время она странствовала от галактики к галактике, пока, наконец, не достигла нашей Земли, когда та была еще кипящей, пузырящейся, медленно остывающей массой жидкого камня.
В древних источниках повествуется, как сущность, враждебная всему человеческому, была поймана и заключена глубоко в недрах земли – это сделали Старшие Боги. Судя по всему, замки на ее узилище оказались сняты, и этот ужас ныне на свободе и волен терроризировать живущих.
– Но какова его цель, мистер Хасрад? – нетерпеливо вмешался Флетчер. – Если, как мы оба с вами полагаем, оно действительно разумно, у его ночных вылазок должна быть своя причина.
– Разумеется, причина у них есть, – Алан твердо улыбнулся профессору. – Оно питается.