Кулинарная битва

Гас с Нэнси пошли вперед, к дому. Вокруг ни души, но Аманда сидит на корточках за машиной. А вот и Мэй. Возвращается от реки.

И Джей с ней вместе. О черт! Плевать!

– Мэй! – позвала она шепотом. – Мэй!

Мэй остановилась. Джей тоже. Посмотрели вокруг.

– Сюда! – шепчет Аманда. – Сделайте вид, что меня не видите. Сделайте вид, что идете к машине.

Они подошли, и Джей, не меньше Гаса вошедший в роль, принялся внимательно изучать телефонный столб, даже протянул к нему руку и, глядя в противоположную от Аманды сторону, зашептал:

– Рад видеть тебя, Аманда. Давно не встречались.

Аманда всегда была никудышной актрисой, поэтому сразу приступила к делу:

– Мэй! Нам надо поговорить. – Главное – убедить сестру, что дело такое серьезное, что, как бы Мэй ни любила камеры, его лучше бы обсудить не под их прицелом. – У меня есть рецепт Фрэнни. Тебе обязательно надо его увидеть. Мими сама записала его для Фрэнни.

– Что? – Сверху вниз Мэй смотрела прямо на Аманду. Только слепой не заметит – что-то тут происходит. Но если бы кто-нибудь вообще смотрел в их сторону, наверняка бы уже пришел поинтересоваться, что такого необычного Джей нашел на телефонном столбе.

– Смотри, – начала Аманда. – Давай попробуем. Давай я сначала все тебе покажу без Сабрины. А потом ей вместе покажем. Здесь никаких секретов. Я просто думаю, тебе лучше это раньше мамы увидеть.

Каких только общих секретов от матери у них не было раньше! Секреты, чтобы ее обмануть, секреты, чтобы ее защитить, и даже изредка, чтобы ее удивить, – настоящие профессиональные заговорщицы.

– Мэй, прошу тебя.

Мэй взяла Джея за руку и сделала пару шагов в сторону. Аманда готова была снова взмолиться, как вдруг сестра всплеснула руками:

– О боже! Я, кажется, потеряла телефон. – Похоже, актерские способности Мэй тоже оставляют желать лучшего. – Джей, по-моему, я где-то его уронила. Пойду поищу. А ты иди. Или нет… – Мэй мысленно прикидывала, где надежнее спрятать Аманду от Барбары. – Передвинь-ка ты лучше машину Нэнси. Она здесь совсем не на месте. Из-за нее грузовикам во двор не въехать.

Глазами она показала Аманде на «Мими». Молодец! Правильно. Только там они сейчас застрахованы от команды «Войн». Только в «Мими» сейчас никто не придет и их не обнаружит.

– Передвинь ее к «Мими», – во весь голос продолжала руководить мужем Мэй. – Телефон я тоже, скорее всего, там оставила.

Джей подошел к машине и вопросительно на нее посмотрел, и Мэй, уже направляясь к калитке, ведущей на веранду ресторанчика, бросила ему через плечо:

– Ключ внутри. У нас здесь машины не запирают.

Джей завел машину и опустил стекло на стороне пассажира:

– Я правильно понял, что я поеду, а ты поползешь под моим прикрытием? В вашем Меринаке интригам конца-краю нет.

Теперь, когда ее план сдвинулся с мертвой точки, Аманда могла позволить себе улыбнуться:

– Интриг у нас даже без «Кулинарных войн» хватает. А ты думал, здесь тишь да гладь?

Джей всегда ей нравился. Она ожидала увидеть нью-йоркского сноба, а познакомились – оказался нормальный парень.

Аманда просочилась за забор и выпрямилась – теперь ее из дома не видно. Мэй ждала на веранде «Мими». Без всяких объяснений рецептом вверх Аманда протянула ей листок в целлофановой обертке.

– Он был во «Фрэнни». Это длинная история. Он был спрятан. Гас показал его Нэнси. Она до этого о рецепте не знала. Но главное не это.

Мэй ахнула. Эти ее ахи Аманде были отлично известны.

– Значит, они его украли. А когда – неважно. Рецепт, Аманда, был украден – и все тут.

Аманда замотала головой:

– Переверни.

Она сидела и ждала, пока сестра молча читала написанное на обороте. Мэй долго не могла оторвать взгляда от слов, написанных мелким витиеватым почерком. Потом подняла глаза на Аманду.

– Они нам должны, – сказала она.

– Я знаю, – кивнула Аманда. – Мэри-Кэт была права.

– И права, и не права, – отозвалась Мэй. – Фрэнни-то умерла первой. Фрэнни умерла, и остался ее муж…

– Я тоже так думаю. Хотя точно сказать, что там произошло, трудно… – она торопилась сказать все как можно быстрей, только бы Мэй не подумала, что она защищает клан Погочиелло. – На сто процентов никто не уверен. Но я вот что думаю. И Нэнси тоже так думает. Они долг никогда не вернули, но о нем знали. По крайней мере, первые Погочиелло знали.

Но дело не в первых Погочиелло. Она должна выложить сестре все, от начала до конца:

– Папаша Фрэнк, мой свекр, он этот листок видел. Это он его Гасу показал, когда Гас еще совсем маленьким был. Так что папаша Фрэнк про долг знал. Скорее всего, знал. Или догадывался.


– Какое, к черту, догадывался! Наверняка знал, – рассердилась Мэй. На ее месте Аманда бы тоже рассердилась. – Значит, Фрэнни и Мими не ссорились, а вражда у Мими была с рестораном, с «Цыплятами Фрэнни».

Мэй вернула Аманде листок и села на скамейку напротив сестры.

– Если бы Фрэнни была жива, – начала Аманда и сразу остановилась. Мэй и без слов понимала, что она хочет сказать. Если бы Фрэнни не умерла, они бы тут от «Кулинарных войн» не скрывались.

Обе сидели, глядя в пол. Не было никакой ссоры между Фрэнни и Мими. То есть они вполне могли иногда ссориться. Мими могла завидовать Фрэнни, потому что та была не одна, потому что у нее был «ее мужик». Пусть даже Мими его не слишком жаловала, и, видимо, не просто так. Или это Фрэнни завидовала Мими и ее независимости.

Так или иначе, сестре завидуешь всегда. Когда у сестры что-то есть, тебе всегда именно этого и не хватает.

– Я хочу тебе кое-что сказать, – наконец проговорила Мэй.

Аманда вопросительно подняла брови. Прощения, что ли, начнет просить? Услышать сейчас ее извинения было бы очень неплохо. Она и сама готова была начать извиняться, но Мэй вполне может сделать это первой. Для разнообразия. Тем не менее никаких извинений Аманда не услышала. Она услышала, как Мэй плачет. При мысли о том, что все могло бы быть по-другому, у нее самой на глаза навернулись слезы. Но сестра плакала навзрыд, и Аманда, даже не осознавая, что делает, встала со своей скамейки, села рядом с Мэй и крепко ее к себе прижала.

И прежде чем Мэй произнесла первое слово, Аманда поняла, что извинения – это последнее, что было у Мэй на уме.





Мэй




Что за наказание такое! Она же не собиралась плакать. Все вовсе не так плохо. Разве что с Джеем… И вообще… Она всхлипнула, провела рукой по лицу, оставив на нем грязную полосу, с благодарностью взяла протянутую Амандой пачку бумажных салфеток, высморкалась и заморгала, стараясь сдержать слезы.

Как хорошо, что Аманда рядом. Даже просто от ее присутствия становится легче. До чего же Мэй надоела выросшая между ними стена! Не пора ли от нее избавиться? Если Мими и Фрэнни оставались друзьями, если Мими помогала Фрэнни… Она дотронулась до руки Аманды. От того, что она сейчас скажет, легче им обеим не будет, и никаких осторожных слов для этого не существует. Но, может, Аманда все-таки поймет, что Мэй вовсе не хочет добавить последнюю каплю к и без того не на шутку разгоревшейся склоке?

Мэй тяжело вздохнула, повернулась к сестре и выдавила из себя:

– Врач матери сказал ей, что у нее, судя по всему, ранняя стадия болезни Паркинсона.

В глубине души Мэй все еще не хочет этому верить. Надо бы сначала поговорить с врачом. Но вчера ночью она пару часов рыскала в интернете, старательно выискивая более оптимистические объяснения. Увы, Гугл практически убедил ее в том, что врач прав, что никакой ошибки нет.

Взгляды сестер встретились, и разделявшая их стена рухнула. Но за ней оказалась совсем не та Аманда, какую Мэй представляла себе все эти годы. В глазах Аманды промелькнул испуг, но его тут же сменил тот стальной блеск, который Мэй часто замечала, глядя на себя в зеркало. Прежде она у сестры этого блеска не видела. Наверно, Аманда его хорошо скрывала. Но теперь ясно: ее внутренняя сила ничуть не меньше, чем у всех женщин в роду Мор.

Аманда убрала руку с плеча сестры.

– Мама больна? Паркинсоном?

Мэй кивнула:

– Я же пыталась тебе это сказать. Утром в доме. – Она хорошо помнит, как в тот момент у нее сдали нервы, и прежнее напряжение невольно зазвенело в ее словах. – Но ты даже слушать меня не хотела.

Аманда встала и, сунув руки в карманы, принялась ходить из угла в угол:

– Я тебя не хотела слушать, потому что ты, Мэй, на меня орала. Ты ничего мне сказать не пыталась – ты меня обвиняла.

Мэй понимала, в Аманде сейчас говорит не злость на нее, а мучительная тревога за Барбару, но она все равно не сдержалась. В конце концов, это из-за Аманды они с матерью целый день по локоть в ледяной воде размораживали цыплят. Сегодняшний переполох с уборкой тоже Аманда устроила. И не Аманда ли все названия коктейлей придумала – издевалась над ней с самого ее приезда. А кто рассказал Сабрине, чем Мэй на университет зарабатывала? Тоже Аманда. Уж она не говорит, что сестрица все правила «Мими» нарушила. Какими бы бессмысленными они ни оказались, какими бы несправедливыми их Мэй ни считала. И как бы ни ошибалась мать в том, надо или не надо что-то менять в «Мими».

– Ты что, не понимаешь, ты сказала маме, что ты ее ненавидишь?! – Сдерживаясь изо всех сил, Мэй вцепилась в скамейку. Пальцы у нее онемели, и в ладони впились все до единой зазубрины старой деревяшки. – Она из-за тебя плакала, мне было ее не утешить. Всегда с тобой так: убежишь, а мать у меня на руках оставишь. Я больше так не могу. Ты не имеешь права так к ней относиться!

– Кто бы говорил, Мэй? Ты сюда шесть лет носа не показывала. Шесть лет! А я сижу здесь и гниль из ее холодильника вычищать регулярно езжу. Так что на чьих мать руках – это еще вопрос.

– Может, ты регулярно и ездишь, да только мать с тобой ничем не делится, а самой тебе про ее здоровье подумать, повнимательнее на нее посмотреть в голову не приходит. Что с ней что-то не так, даже слепой увидит! Сама она это знает, Эйда знает, а тебе не до того. Ты сюда только для галочки ездишь, а сама душой и телом во «Фрэнни».

– Потому что во «Фрэнни» все по-человечески. Во «Фрэнни» все люди нормальные. А если ты сама не заметила, я тебе большой секрет открою: когда я здесь, мать или рассказывает мне, какое я чудовище, или вовсе меня отсюда гонит.

От гнева Аманда чуть ли кулаки не сжимала, а у Мэй руки чесались еще раз скинуть ее со ступенек веранды. Оглохла она, что ли? Не слышит, что речь о болезни матери, а не о ее обидах?

– Потому что она расстроена. Потому что ты сбежала во «Фрэнни». Тебе это было необходимо, но ей-то ты сделала больно. – Мэй схватила рецепт со стола и сунула его сестре под нос. – Это, Аманда, не ерунда. Никогда ерундой не было. Это то, от чего у матери вся жизнь наперекосяк пошла.

Мэй знала: она несправедлива. Рецепт, деньги – Аманда тут ни при чем. Все равно сестра во многом виновата.

Но и Аманда в долгу не оставалась:

– А ты всему городу рассказала, что я рецепт украла. Думала, я в ответ улыбнусь и согласно головой закиваю? Я знаю, этот листок не ерунда. Иначе зачем бы я с тобой сейчас разговаривала? Показала бы Сабрине, доказала бы ей, что у нас рецепт тоже был – и хватит. Но я-то здесь. Я-то стараюсь все это исправить!

– Не можешь ты ничего исправить. Я же тебе говорила, «Кулинарные войны» в наши жизни влезут и нас друг на друга натравят. Все так и случилось, а ты еще им помогла хорошенько. Ты всю эту неделю для матери в настоящий ад превратила. Цыплят украла, а теперь еще дом, Пэтчес – все это твоих рук дело!

– А ты мою хохлатку на «Мими» закрасила, – Аманда уперла руки в бока. – Вместе с Кеннетом. Так, чтоб и следа от меня здесь не осталось! Закрашивали и надо мной издевались. С этого все началось! Так что это все ты заварила – не я. Ты на все готова была, только бы победить. Явилась сюда. Раскомандовалась. Все ты!

– Не я! – топнула ногой Мэй.