Кулинарная битва

Нэнси все знала, а ей не сказала. Никому ничего не сказала.

– Надо было мне раньше тебе рассказать, – потупилась Нэнси. – Как только я листок с рецептом перевернула, меня совсем совесть замучила, честное слово. Но уж больно мне не хотелось верить, что они с долгом не расплатились. Хотелось верить, что деньги отдали, что весь раздор идет из «Мими», что Барбара без всяких оснований злится. – Она тяжело вздохнула. – А хуже всего, что мой Фрэнк про долг наверняка знал. Или хотя бы догадывался.

Аманда от комментариев воздержалась. Нэнси и так несладко. Бывает, тебя люди обманывают, а бывает, ты сам себя обманываешь. Неизвестно, от чего труднее. Она подошла к свекрови и обхватила ее за плечи.

Гас оторопело смотрел на них обеих:

– Получается… Получается, дед с отцом знали и молчали. Тысяча четыреста долларов! Сейчас-то это не слишком много, но тогда… Это же была целая куча денег! Вы вправду думаете, они знали, что Фрэнни начала с помощью Мими, и ничего никогда не предприняли?

Нэнси понуро ответила:

– Не хочется этому верить, но ничего не поделаешь – верю.

– Послушай, что им было известно, мы никогда не узнаем, – мягко возразила Аманда. – Мне только одно ясно: после «Кулинарных войн» на каждого из нас легла какая-то тень, у каждого какая-то червоточина обнаружилась.

У каждого? а Мэй? Как всегда исключение? Но тут Аманда вспомнила лицо сестры, когда во время их скандала у матери во дворе сестра увидела Джея. Аманда прижала к себе и Нэнси, и Гаса и прошептала сыну:

– Кроме тебя, сынок. Только у тебя одного нет никаких секретов.

Ответить Гас не успел – Нэнси его перебила:

– Я всем этим сыта по горло. – Она протянула Аманде листок Мими. – Бери, он твой – тебе и решать, что с ним теперь делать.





Мэй




Весь дом за день не вычистишь, особенно если половина твоих помощников после полудня уйдет на работу. Мэй и Сабрина эту проблему решили так: надо сосредоточиться на какой-то одной комнате. Гостиная, или, как Мэй с матерью всегда ее называли, задняя комната, подходила для шоу лучше всего. Здесь родились щенки, здесь зрители хотели увидеть магические перемены. Вокруг Мэй все, кто только мог, мыли полы, окна и стены. Сама она по всему дому собрала более или менее приличную мебель, даже вместе с Кеннетом, Джеем и Патриком притащила диван из кофейни. В школьные годы они с Кеннетом, попивая где-нибудь за углом пивко и покуривая сигаретку, катались бы от смеха, если б увидели, как четверо силачей пыхтят и ковыляют по улице с этаким мастодонтом. Диван потом обратно придется переносить, но тот, что у Барбары, свой век давно отжил, а без дивана не обойтись – Сабрина планирует сегодня же отснять убранную и благоустроенную комнату.

Пока, следуя указанию ведущей, Мэй раскладывала на газоне перед домом все, что потребуется в гостиной, Джей уговорил сынишку и дочку поехать с Джессой в мотель искупаться там в бассейне и поспать. В пустой гостиной камеры тщательно установили так, чтобы остатки мусора не попали в кадр. Туда Фрэнки, Кеннет и Энди вносили предмет за предметом. Мэй ими руководила и при этом подробно объясняла зрителям на Фейсбуке, как выбирает для каждого предмета нужное место.

– Здесь нет и не может быть никаких дизайнерских решений, все зависит от того, как будут использовать комнату Барбара, Эйда и Пэтчес со щенками, – проговорила Мэй в камеру и положила на журнальный столик маленькую корзинку с пультом для телевизора и свежие номера популярных журналов People и Us Weekly для Эйды. – Это дом Барбары и Эйды, и у них здесь должно быть все, что нужно им и что любят они, а не то, что нравится мне или вам.

Пауза. В хорошем шоу в прямом эфире нельзя допускать незаконченных предложений и ни в коем случае нельзя тарабанить. Иначе зритель все пропустит мимо ушей. Мэй выждала секунду и продолжила:

– Комната – это не декорация для съемок. Ее устройство зависит от того, что здесь происходит в повседневной жизни. Вот здесь, например, будет место для щенков, здесь они будут играть. Поэтому тут лучше обойтись без ковра, и мы постелили резиновые коврики, а сверху положили газеты. А здесь диван и кресла для мамы и двоюродной бабушки Эйды. Здесь они смогут посидеть и поболтать с гостями. Раньше комната не была разделена на зоны, и маме убирать за щенками было трудно. Теперь, когда это сделано, проблема исчезнет сама собой.

Мэй широко улыбнулась. Пока все идет нормально. Следующую часть она проигрывала в голове с тех пор, как выяснилось, что Сабрина хочет снимать эпизод про уборку. «Блестящий дом», и особенно Лолли, научил ее тому, как важно закончить на правильной ноте. Сейчас настало время сказать то, что для Мэй значит особенно много. Сабрина махнула рукой:

– Перейди к дивану, сядь, прими какую-нибудь интересную позу.

Мэй послушалась и заговорила:

– Нет никаких сомнений, проблем, из-за которых щенки жили у мамы в такой грязи, множество. Мама эти проблемы решает и обязательно решит. Состояние нашего дома – это отражение нашего внутреннего состояния. Если гармония между ними нарушена, значит, настало время перемен. Чем мама становится старше, тем лучше понимает, что именно ей по-настоящему важно. И ей необходимо, чтобы и ее дом стал воплощением этих ценностей. Потому-то жизнь здесь теперь обязательно пойдет по-новому.

Мэй наклонилась вперед, в упор посмотрела в камеру и представила, что смотрит не в ее стеклянный глазок, а в глаза Джея.

– Когда я приехала в мой родной город, когда стала помогать маме, я почувствовала, что время перемен настало и для меня. Если вы видели мою книгу, может быть, помните мою поговорку «в чистом доме и в душе покой». Наверное, я раньше думала, что душевный покой непременно последует за чистым полом и отсутствием пыли. Я ошибалась. Если моей маме надо разобрать и привести в порядок окружающее ее пространство, мне надо разобраться с моим внутренним миром. Я приехала сюда, домой, а дома, как говорится, и стены помогают. Эти родные стены помогают мне понять, что для меня важно. Теперь главное – сделать мою жизнь простой и ясной. Ведь простота и ясность – это мои главные принципы в устройстве любого дома.

Осталась ударная концовка. Мэй мельком глянула на Сабрину. Понимает она, что камеру выключать пока рано? Ведущая кивнула.

– Если вы смотрите на дом моей мамы и узнаете свое жилье, призадумайтесь. Может быть, проблема не в доме, а в какой-то другой части вашей жизни. Если вас окружает хаос, может, не стоит сразу хвататься за швабру? Может, стоит подойти к делу совсем с другой стороны и сначала решить свои внутренние проблемы? «Чистый дом и душевный покой» – это путь, а не пункт назначения. Вы видели нашу семью, видели, как все мы идем этим путем, как устраиваем дом и жизнь для мамы, для бабушки Эйды и даже для собак. Я надеюсь, наш опыт вдохновит вас проделать этот нелегкий путь к чистому дому и душевному покою.

Все. Конец. Она сидела и спокойно улыбалась, давая операторам время выключить камеры. Потом, все еще не меняя позы, спросила Сабрину:

– Ну как?

– Прекрасно. Для «Кулинарных войн» философии многовато, но мне очень понравилось. Мы, конечно, продолжим снимать, и тебе надо будет еще сделать сцену с Барбарой, привести ее посмотреть на чистую комнату. Но то, что мы записали, – отличная вставка.

Теперь Сабрина довольна и на время оставит ее в покое. Пора срочно найти Джея. С ним необходимо поговорить. Только вот будет ли он ее слушать? Времени ждать и строить планы нет – надо ловить момент, пока камеры от нее отвлеклись. Мэй встала и вышла на веранду. Там Энди, Кеннет и Фрэнки. И Джей вместе с ними – убирает в карман телефон.

– Тетя Мэй, ты все классно сказала, – восхитилась Фрэнки. Мэй улыбнулась.

– Мы с твоей мамой во всем разберемся.

Злость на Аманду у нее не прошла. Но ведь сестра еще не знает ни о болезни матери, ни о том, что у них есть проблемы поважнее победы в «Кулинарных войнах». Она схватила Джея за локоть, заглянула ему в глаза, будто спрашивая у него разрешения. Он повернулся и пошел за ней.

– Простите, ребята, мы друг другу еще и пары слов не сказали.


Мэй торопливо тянула его на тропинку, туда, к реке, к старому тополю. Как только они отошли подальше, она выпалила на одном дыхании:

– Прости меня, я знаю, мне надо тебе все объяснить, я не могла, они все время снимали. Спасибо, что ты был там с нами, честное слово, спасибо.

Какое-то время Джей молчал. Она отпустила его локоть, надеясь на ответное прикосновение, скользнула рукой к его руке. Не надо бояться, что он готов ее бросить. Не надо защищаться от боли, которую он может ей причинить. а он рассеял ее страхи: взял за руку, нежно сжал пальцы, и Мэй обрадовалась простой возможности сказать ему то, о чем столько думала.

– Говоришь, хотела объяснить? Можешь начать с того, что это за странный «пригород Канзас-Сити». – Джей искоса посмотрел на нее. – Крошечный городишко в часе езды трудно назвать пригородом.

Мэй закусила губу и почувствовала, что краснеет.

– Ты попал в самую точку. Мой дом здесь. Знаешь, как было трудно после нашего Меринака оказаться в Нью-Йорке. И даже в Далласе, когда я поехала туда учиться. Что и как сказать, как себя вести, как одеваться – мне все было в новинку. Все это знали и умели, а я – нет. Вот я и выучилась притворяться, играть на публику, историю себе тогда придумала. И все это стало моей маской. Маска ко мне приросла задолго до нашей встречи. Мне ее было уже никак не снять.

– Мэй, мне всегда было все равно, откуда ты родом. Даже если бы я знал, это никакого значения не имело бы.

Они почти дошли до поваленного тополя. Мэй остановилась и встала к мужу лицом.

– Может быть, и не имело. Но у меня был готовый сценарий. Я к нему привыкла. Я всем рассказывала, что мама содержит ресторанчик в пригороде Канзас-Сити. Понимаешь, мне казалось, все это постоянно повсюду меня преследует: и цыплята, и мать, и ее дом. Даже вечные шуточки – «Ты больше не в Канзасе!» – и те меня до смерти доставали.

Джей ее обогнал и шел впереди.

– Значит, ты наврала? – снова спросил он не оборачиваясь.

– Я не наврала – просто немного приукрасила. Я понимаю, почему ты говоришь, что это вранье. Я теперь и сама на все смотрю другими глазами. Но как тебе объяснить, что я тогда не могла иначе? Прости меня за это, пожалуйста. Прости.

– Я понимаю. Кажется, понимаю. А тут еще и твоя мама… Понятно теперь, почему ты про нее не рассказывала. Хотя мне-то могла бы… У меня самого родители необразцовые.

Большого сходства между прошлым Джея и своим Мэй и сейчас не видит. Если не вникать в подробности, детство Джея было куда более нормальным. Да только он все равно прав. В детстве им обоим не на кого было положиться. Знать-то она это знала, а вот видеть, как сильно это их связывало, не видела – только сейчас поняла.

Джей обернулся:

– Это все? Какие еще меня ждут сюрпризы? Есть еще что-нибудь, кроме нашего счастливого будущего владельцев пяти собак?

Мэй бросила на него быстрый взгляд. Он улыбался. Слава богу, Джей шутит. А если шутит о собаках, может, и в остальном найдет что-то смешное. Но ведь у нее есть и еще один «сюрприз». Ее «экзотические танцы у шеста». Хотя Сабрина о них пока не заикалась, она все знает. В любую минуту может пустить в дело и этот козырь. И вообще, зачем молчать? Мэй напомнила себе, что стыдиться ей нечего и упрекать себя не в чем: она так на образование себе зарабатывала.

Но признаться в том, что танцевала в стриптизе, язык у нее все равно не поворачивался.

Глаза Джея становились все напряженней, и искорки смеха в них потухли. Или лучше все-таки промолчать? Он ветвь мира протягивает – так незачем ей ворошить прошлое. А может, про «это» на потом отложить? Нет, лучше уж все сразу выложить.

– Я тебе раньше не говорила: чтобы платить за университет, я работала в одном месте… в клубе для джентльменов «Желтая роза».

Джей понял не сразу, но, когда понял, глаза у него округлились:

– Работала?

– Танцевала. На сцене.

Надо ему все объяснить. Надо, чтоб он ей поверил:

– Я только танцевала. И больше ничего.

Она начала говорить и точно наяву увидела залитые слепящим светом гримерные, свою сумку с аккуратно сложенными блестящими костюмами, девушек, вместе с которыми выходила на сцену. Были и такие, которые не только танцевали, но большинство, как Мэй, зарабатывали чем могли, но со сцены не спускались.

Джей не шевелился и молчал. Поди пойми, чего от него теперь ждать? Все это было так давно. Они тогда даже знакомы не были. Но все-таки… Если бы ее эти подвиги не смущали, она бы и их в свое рабочее резюме включала. Мэй виновато улыбнулась:

– Это же так давно было.

Уголки губ Джея дрогнули, и она вдруг заметила, что он с трудом сдерживается от смеха. На секунду обиделась: она ему о важном рассказывает, а он насмехается? Но тут что-то и у нее прояснилось. Джей рассмеялся в голос. И вот они уже оба хохочут до слез.

– Звучит соблазнительно. Я бы посмотрел, – наконец смог выговорить Джей. – Надеюсь, ты еще не все свои старые па забыла.

Она легонько его толкнула. А потом, осмелев, взяла за руку и потянула дальше, вниз по тропинке. Дошли до тополя. Джей сел на поваленный толстый ствол. Мэй опустилась рядом.

– Мы с Амандой всегда здесь в детстве играли.

– Может, еще поиграете, когда вам надоест переругиваться через съемочную площадку.

Мэй вздохнула:

– Да уж… мы обе слегка… погорячились. Окей, признаю, не слегка. Мы с ней здорово погорячились. Понимаешь, как-то все само получилось. Она что-то сказала – я что-то сказала, я что-то сделала – она что-то сделала. А маме деньги сильно нужны. Это серьезно. У нее ипотека не выплачена, и я об этом не знала. И еще у нее, скорее всего, болезнь Паркинсона. И… – Мэй положила руки на колени и уставилась перед собой в землю. – Мать боится. Беспокоится о том, что будет с «Мими», с ней самой, со мной. Джей, я ей нужна. а она нужна мне. И оказывается, этот городишко мне тоже нужен. Поэтому утром на съемках я и сказала, что остаюсь. Но я не уверена… Я даже не знаю, что я имела в виду… Я только знаю, что не могу просто сбежать. Снова сбежать.

Как трудно говорить о самом главном! Куда труднее, чем признаться в прошлых ошибках.

Еще минуту назад они были близки, а теперь их близость она, кажется, собственными руками разрушает. А что делать? Без этого никакой внутренней «генеральной уборки» у нее не получится. С этим вопросом, самым главным вопросом, тоже нужно в конце концов разобраться. Хватит с них секретов друг от друга. Разбираться надо вместе с Джеем, чего бы это им ни стоило.