Кухарка для дракона

Страсть, ненависть, вожделение, отвращение — такой жуткий коктейль бурлил сейчас в его обычно холодных как лед глазах. От бушующей внутри грозы эмоций светло-голубая радужка начала слегка светиться, как у драконов, но если у ящеров это была естественная реакция на темноту, то у Тирана подобное свечение могло означать лишь одно — в его крови плескалась магия, очень много магии, и вряд ли виконт сейчас был способен себя контролировать, раз допустил подобный выброс.

Испугалась ли я? Мягко сказано! Вжавшись в спинку кресла, как напуганный котенок, я еще и ноги к груди подтянула на всякий случай. Хотелось забиться как можно глубже, чтобы только оказаться подальше от нависшего надо мной мужчины, но, увы, я не могла даже отвести взгляда от его пылающих глаз.

— Довольна? — презрительно выплюнул он и, с силой оттолкнув меня, быстро отошел к окну.

На пол полетел камзол, следом за ним отправилась и рубашка, а опекун, нервно поигрывая мускулами, схватил вино и отхлебнул прямо из бутылки. Утерев рукой губы, он пару раз рвано вздохнул, успокаиваясь.

— Ты хоть понимаешь, что за кражу той безделушки я должен был тебя убить? — обреченно произнес он.

Я кивнула. Хотя этот жест не имел никакого смысла: все равно Тиран стоял ко мне спиной и видеть его не мог. От одного лишь воспоминания, как я «крала» булавку, кровь предательски прилила к щекам. Одним махом осушив то, что чудом еще оставалось в моем бокале, я затаила дыхание, боясь вновь обратить на себя внимание опекуна. Слишком ясно понимала, что ничем хорошим для меня этот разговор не закончится.

— Твоя судьба была решена, но я вмешался. Не имел на это права, но… Ты должна была умереть, Кара! — раненым зверем взревел Тиран и быстро обернулся, напугав меня не на шутку. С тихим треском хрустнула ножка бокала, которую я с перепугу сжала слишком сильно. — Умереть! — впечатлившись произведенным эффектом, Тиран постарался взять себя в руки и уже спокойнее продолжил: — Мне достаточно было просто не вмешиваться. Не вмешиваться, а не таскаться по всем возможным и невозможным точкам выхода в поисках то ли тебя, то ли уже твоего тела. Ты даже не представляешь, что я пережил, думая, что тебя уже может не быть в живых. — И столько боли прозвучало в последней фразе, что невольно в душе зародилось сочувствие. — Тебе не понять. — Будто только сейчас заметив осколки бокала у меня в руках, он спокойно подошел и забрал стекло. — Поранишься, — ласково проговорил он, нежно разжимая мои стиснутые пальцы. — Тебе не понять… — с тоской повторил Тиран, — никогда не понять, что это такое — любить и ненавидеть одновременно.

Виконт отошел за новым бокалом, а когда вернулся, просто вложил мне его в руки и опустился на ковер, спиной облокотившись на кресло. На меня он так и не посмотрел, устремив бессмысленный взгляд вдаль. Надолго повисла тяжелая пауза.

Зачем он мне все это рассказал?! Ох, Двуединый, как же сейчас хотелось оказаться подальше от Тирана, чтобы только не чувствовать обнаженными ступнями тепло его тела, не прислушиваться к спокойному, обманчиво расслабленному дыханию и не следить за каждым движением, не зная, чего ожидать от виконта в следующий миг.

Тишина давила, вытягивая нервы в тонкую струну, которая того и гляди лопнет. Зачем он только что открыл мне свои чувства?! Будто я действительно была перед ним в чем-то виновата.

— За что вы меня ненавидите? — тихо прошептала, не в силах держать это в себе.

Ведь я всегда это видела. Его придирки, попытки задеть побольнее, обидеть, унизить… Но за что? Ни разу в жизни я не сделала Тирану ничего плохого, разве только в мыслях, но они не доказательство!

— За что? — Он обернулся очень медленно, будто нехотя, и горькая злая усмешка вновь скользнула по тонким губам. — За многое, милая, очень за многое. В первую очередь за то, что ты появилась на свет, — громом прозвучало признание, а Тиран безжалостно продолжил: — За то, что ты дочь своего отца! За то, что из-за этого полудраконьего выродка, у которого из всех достоинств и было разве что происхождение, разбились моя жизнь, моя семья и мои мечты! Как думаешь, этого мало?

Под тяжелым взглядом виконта я потупилась, не в силах больше этого выдерживать.

— Ты так и не научилась держать удар, малышка, — скептически заметил виконт.

— Когда-то отец дружил с графом Ридейро, — осторожно заметила я.

— В том и дело, что когда-то! — оборвал мой жалкий лепет Тиран. — А наши с тобой матери были кузинами.

— Ничего не понимаю! — воскликнула я и махом допила вино. — Получается, что вы мой… брат…

— Получается так, — согласился он. — Троюродный.

— Я об этом ничего не знала.

— Потому и не знала, что это самый большой общий скелет в нашем с тобой шкафу, — протянул Тиран, заметил мой опустевший бокал и вновь подлил вина, затем сам отхлебнул из бутылки и начал неспешный рассказ, от которого у меня волосы вставали дыбом.





ГЛАВА ВОСЬМАЯ

О ночных откровениях




Наши отцы дружили практически с самого детства. Будучи соседями, они часто навещали друг друга, ездили вместе на охоту, посещали балы и даже порой влюблялись в одних и тех же дам. Только характерами молодые люди сильно отличались. Юный князь Лурье слыл вспыльчивым и легкомысленным задирой, в то время как граф Ридейро был крайне благовоспитанным и порядочным юношей. Каким образом судьба свела двух столь разных людей, неизвестно, но были они друзья не разлей вода. Папенька мой, пользуясь титулом, гулял налево и направо, транжирил состояние, а потом, когда все близлежащие соседи, имевшие дочерей, попытались выдвинуть ему претензию за соблазнение девушек, спешно перебрался в столицу, куда впоследствии пригласил и лучшего друга.

Ригаросс принял молодых людей с распростертыми объятиями. Вот только Ридейро сделал ставку на карьеру и за несколько лет снискал уважение при дворе, а мой отец, прикрываясь все тем же дальним — очень дальним — родством с королевским родом, продолжал развлекаться на всю катушку.

Длилось это, правда, не особо долго. В один не очень прекрасный момент папенька умудрился обесчестить племянницу посла соседнего небольшого, но крайне агрессивного государства. Мало того что обесчестил, так еще и жениться наотрез отказался, мотивируя отказ тем, что он-де не уверен, будто то его вина. Девица с расстройства попыталась то ли утопиться, то ли удавиться — об этом история умалчивает, — но спас ее в итоге от позора и безвременной кончины не кто иной, как граф Ридейро. Любил ли он ее? Да! Только, как сам граф потом признавался сыну, оказался полнейшим идиотом и уступил любимую девушку лучшему другу. Кто же мог тогда знать, что друг окажется беспринципной скотиной, за которой придется «убирать мусор»!

Свадьбу сыграли быстро, а младенец, родившийся спустя шесть месяцев после этого, оказался недоношенным и слабым, вследствие чего вскорости умер. Убитую горем мать отправили поправить здоровье в семейное гнездышко, где ее не забывал навещать любящий муж. Через полтора года в семье графа Ридейро появился долгожданный наследник, которого, по традиции рода матери, назвали Тии’ран, что означало «свет солнца». Черноволосый голубоглазый мальчонка, похожий на отца как две капли воды, с солнцем имел мало общего, зато принес долгожданный мир и семейный покой.

А в это время мой папенька продолжал кутить и гулять, чем окончательно настроил против себя тогдашнего монарха, отца Герхарда. Утихомирить князя не получалось ни уговорами, ни угрозами. Граф Ридейро, к которому также обращались с просьбой повлиять на бывшего друга, умыл руки и продолжил злорадно наблюдать за тем, как мой тогда еще будущий родитель катится на самое дно.

К сожалению или к счастью, но докатиться до конечного пункта последний представитель рода Лурье не успел. По дороге в бездну на одном из балов, куда его вынуждены были пригласить благодаря происхождению, повстречалась она. Юная, непередаваемо прекрасная и недоступная Дили’ран — «лунный свет». Уже по одному имени девушки несложно было догадаться о ее происхождении, Диль была дочерью того самого посла и кузиной молодой графини Ридейро. Естественно, ни о каких нежных чувствах со стороны князя Диль и слышать не хотела, поскольку прекрасно помнила тот безобразный скандал, который едва не стал достоянием общественности и чуть не погубил репутацию всей ее семьи аж в двух государствах.

Четыре долгих года потребовалось князю Лурье, чтобы доказать Диль серьезность своих чувств. Он бросил пить, перестал устраивать пирушки и вообще вел себя крайне благообразно, настолько благообразно, что даже монарх, глядя на страдающего ог неразделенной любви дальнего родственника, дал свое благословение, после чего согласие на свадьбу было наконец-таки получено и от отца невесты. Беззаветно влюбленный в жену князь был на седьмом небе от счастья, да и Диль к тому моменту успела влюбиться в красивого харизматичного мужчину, который столь упорно добивался ее расположения на протяжении нескольких лет. Свою роль сыграло и увлечение девушки книгами, ведь так приятно было ощущать себя практически героиней романа, любовь к которой смогла «спасти и исправить» мерзавца. Мечта!

Вскоре Диль с огромной радостью переехала в поместье Лурье и стала еще чаще навещать кузину и своего семилетнего племянника Ти, которого просто обожала. Семейная идиллия все же смогла примирить двух бывших друзей, и пусть прежняя дружба не вернулась, но ради жен князь и граф зарыли топор войны. Но, как часто бывает, счастье было недолгим.

Диль забеременела. Постоянные недомогания супруги, перепады настроения и безобразные истерики основательно расшатали семейный покой. Князь стал постоянно отлучаться из дома, все чаще и чаще оставляя молодую жену наедине с ее «недугом». Настроение Диль от этого явно не улучшалось, а вскоре еще и доктор запретил ей из-за угрозы выкидыша принимать в спальне мужа.

Шли месяцы, животик с наследницей подрастал, а князь все реже и реже ночевал в поместье. Начались постоянные поездки в столицу «по делам», откуда он не возвращался неделями, а под конец и вовсе перебрался туда жить, пообещав перевезти к себе жену, как только та родит.

В это же время соседи тоже ожидали прибавления, у маленького Тии’рана должна была родиться сестренка. Не то чтобы он очень ее хотел и сильно ждал, но некое радостное предвкушение все же присутствовало. С таким ребенок обычно ожидает своего дня рождения, чтобы получить в подарок новую игрушку.


Малышка Ридейро появилась через четыре месяца после прибавления в семье князя, и событие это разделило жизнь маленького мальчика на до и после. Той ночью в родах умерла его мама, а когда на похороны приехало семейство Лурье, то даже слепой не мог не заметить, что новорожденная Ларина — точная копия маленькой княжны. В тот день бывшие друзья едва не подрались у гроба, и все это происходило на глазах семилетнего мальчишки, который только что лишился матери.

Граф вскоре потребовал от князя «забрать свой приплод», на что ожидаемо получил категорический отказ. Это-то и стало причиной злополучной дуэли, на которой были пусть и не смертельно, но ранены оба.

— Дуэли уже тогда были запрещены, — протянул Тиран и обернулся, словно ожидая от меня какого-то ответа, но я потрясенно молчала. — Когда об этом узнал король, явно не без помощи твоего папаши, который хотел подвести моего отца под смертную казнь, монарх принял единственно верное, по его мнению, решение: обе семьи впали в немилость и были навсегда отлучены от двора. Сверх того, всем членам семьи Ридейро запрещалось когда-либо занимать любые чины в государстве. Понимаешь? Любые! — едва ли не выкрикнул раненым зверем Тиран. — Не понимаешь?

Я отрицательно покачала головой, все еще не в силах осознать услышанное. Неужели мой отец был таким?!

— Моя карьера закончилась, не успев начаться! — уже спокойно продолжил Тии’ран с горечью в голосе. — Мне были навсегда закрыты все дороги на любую службу. Ни одна приличная семья не отдала бы за меня свою дочь. Единственное, что мне оказалось доступно, — это прозябать в захолустье. За что? Да просто так! Просто потому, что какой-то козел два раза обрюхатил мою мать! Еще и выродка своего нам оставил, словно в насмешку.

Виконт вновь сделал большой глоток вина и неловким движением взлохматил волосы.

— Как же я ее ненавидел, — тоскливо признался он. — Убить хотел. Как и тебя.

— Меня-то за что?! — воскликнула возмущенно.

Да, мой отец святым не был, и, если все сказанное правда, то он оказался просто подонком, но его поступки загубили не только жизнь Ридейро, но и мою. Теперь в голове наконец-то сложилась полная картина, которая до этого была лишь непонятными осколками воспоминаний из детства.

Мои родители никогда не были сильно близки. Да, они обращались друг к другу уважительно, но между ними не было той теплоты, что отличает настоящие семьи. По отдельности они оба меня любили, но всегда были я и мама или я и папа, и никогда — мы. Семьи не было. Отец, напоказ или и в самом деле, в матери души не чаял, а она была к его знакам внимания холодна, будто ей и вовсе неприятно находиться с ним рядом, но вежливость и воспитание не позволяют сказать об этом прямо.

Все свободное время мама проводила за рукоделием или приготовлением пищи, которым, кстати, увлеклась после моего рождения. А отец делал хорошую мину при плохой игре. Внешне у нас была идеальная семья, но за красивым фасадом скрывались руины, и именно эта картинка сейчас четко сложилась у меня в голове.

— По сути, тебя ненавидеть было не за что, — покачал головой Тиран, вырывая из раздумий, — да только, не будь тебя, не пошел бы твой папаша тогда гулять налево.

Прямолинейно, как фонарный столб! Вот только это не то обвинение, которое я готова была бы безропотно принять.

— Если кто-то не заметил, на мою жизнь загулы моего папеньки тоже повлияли не лучшим образом, — возразила я, но Тиран ничего не ответил на мои слова.

— Тогда я решил мстить, — продолжил исповедь мой кошмар. — Решил ударить князя по самому больному, отнять то, что ему дороже всего, как он отнял у меня мать и морально уничтожил отца. Ведь отец после всего запил. Он беспробудно пил месяцами, даже не трезвея. Все домашние дела тогда свалились на меня: начиная с закупок продовольствия для кухни и заканчивая заботой об этой маленькой крикливой твари. — Кулаки виконта сжались, но он сдержался, только вновь глотнул вина. — Мне очень помог управляющий, который не позволил поместью развалиться по кирпичику, но Дермин был стар и вскоре умер. После его кончины я фактически стал управляющим целого поместья. Представляешь, каково это для мальчишки в десять лет?!

Если честно, я не представляла. В отличие от виконта Ридейро, мое детство было как минимум спокойным, за исключением одного случая, но тогда я сама была во всем виновата.

— Я долго думал, как совершить задуманное так, чтобы все сошло за несчастный случай, и однажды судьба сама предоставила мне этот шанс. Помнишь, как-то король устраивал большую Зимнюю охоту? — Я кивнула. К сожалению, ту охоту я помнила слишком хорошо. Мне тогда было четырнадцать лет. — По счастью, приглашены были все окрестные семьи, мы с тобой не стали исключением.

Да, я это помнила. Не прошло и года с момента смерти матери, а отец тогда со всем возможным рвением собирался на охоту, подбирал наряды себе и мне — девушкам уже с четырнадцати разрешалось участвовать в гоне, не наравне со взрослыми, но прогуляться верхом на лошади — точно. Меня тогда сильно коробило такое его отношение. Я еще не оправилась от потери, а отец вез меня развлекаться. Но переубедить его было невозможно. Скорее всего, он хотел поговорить с королем и попросить снять запрет на посещение двора, и в его рукаве был хороший козырь — юная симпатичная княжна, которая к тому же была последней представительницей древнего рода. Не знаю, вышло бы что-то из этой затеи или нет: с королем мы так и не увиделись.

Когда раздался рев горна, столичная знать унеслась вперед загонять бедную лань, отец кинулся в погоню, забыв о дочери, а я, оглушенная громкими звуками и гомоном сотни голосов, отстала. Желания веселиться не было никакого, поэтому я тронула лошадь и медленно двинулась сквозь густой лес на шум голосов. В тех краях я не была никогда, поэтому ожидаемо заблудилась, вскоре и лошадь потеряла подкову и захромала. К сожалению, на этом злоключения не закончились. Сама судьба в тот проклятый день ополчилась на меня.

Испуганно всхрапнув, лошадь шарахнулась в сторону, едва не выбросив меня из седла. Женского, кстати, неудобного. Я в нем ездить почти не умела, всегда предпочитая кататься в мужском. Мы жили почти в глуши, перед кем красоваться в платьях? Еще и амазонка сдавливала со всех сторон, мешая не то что сидеть — дышать.

— Зато ты прекрасно выглядишь! — отрезал тогда отец, когда выбирал наряд. — Все должны увидеть, какая ты у меня красавица. Глядишь, еще и влюбится кто из Ригаросса.

Расчет его был понятен. Если не удастся повлиять на короля, всегда оставалась возможность вернуться в свет благодаря замужеству дочери. Только папа в тот роковой день упустил из виду одну важную деталь, а именно — саму потенциальную невесту.

Я блуждала по лесу не первый час, уже почти отчаялась, как вдруг лошадь стала очень нервной. Она всхрапывала, била копытами и периодически пыталась встать на дыбы. Подобное поведение спокойного животного должно было насторожить, но мне и в голову не пришло подумать об опасности, которую почувствовала кобыла. В таком «веселом» темпе мы проехали еще минут пять, а потом…

Волчий вой раздался совсем рядом, заставив кровь похолодеть в жилах. В последний раз взбрыкнув, лошадь сбросила свою глупую непутевую наездницу в колючие заросли и унеслась вдаль. Вслед ей бросилась серая стая, и это было последнее, что я увидела. Прямо в зарослях дикого шиповника притаился камень, о который я ударилась головой, потеряв сознание.

— Ты наконец-то вылетела из седла, — спокойно, как нечто самой собой разумеющееся, рассказывал Тиран. — За твоей кобылой понеслась оголодавшая стая. Я неделю морил собак голодом, чтобы они готовы были рвать добычу живьем на части. О да, я хорошо подготовился к мести и предвкушал, как ты будешь страдать, плакать от боли и молить о помощи. — От таких откровений у меня по спине пробежал холодок, и я еще плотнее прижала к себе ноги. Мало ли. Сейчас как развернется, как вцепится… Как волк. — Двоих кобелей я не спустил с привязи. Они послушно шли рядом, поскуливая и ожидая лишь команды, чтобы наконец насытиться, но почему-то мне тогда захотелось взглянуть в лицо своей ненависти. Знаешь, наверное, в этом и была моя самая главная ошибка в жизни. — Он развернулся так резко, что я отшатнулась и вскрикнула. Заметив мою реакцию, виконт улыбнулся грустно, по-доброму, и тихо произнес: — Да не бойся ты. Уже ничего не бойся.

Протянув руку, опекун осторожно провел пальцами по моей щеке. Я замерла, боясь даже вздохнуть. Естественно, он все понял. Криво усмехнулся и убрал ладонь.

— Ты лежала без сознания, ресницы едва подрагивали, будто во сне. Такая маленькая, хрупкая, нежная… моя. Именно в тот момент я понял, что ждал именно тебя. Собаки были пущены вслед за стаей, а я склонился над тобой. Острые колючки оставили глубокие кровоточащие порезы на руках, а одна царапина пересекала всю щеку. Я тогда еще подумал, что может остаться шрам. — Действительно, шрам остался. Я нервно провела по тонкой, едва заметной полоске, расчертившей левую щеку по диагонали. — Я доставил тебя к лекарю. К счастью, никаких серьезных травм ты не получила, только царапины и небольшое сотрясение. Когда очнулась, ты так рьяно благодарила меня за спасение, а я смотрел на тебя и едва с ума не сходил. Как могло произойти, что ненависть в одночасье переросла совсем в другое чувство, и чувство это было столь сильным, что едва не сжигало изнутри? Хотелось схватить этого маленького ясноглазого ангелочка, прижать к себе и никогда не отпускать.

Действительно, когда я пришла в себя, рядом сидел молодой красивый мужчина, который так странно на меня смотрел, что было очень неловко. Отчего-то я тогда подумала, что его смутила рана на щеке, которая на пару месяцев ощутимо изуродовала мою внешность. А потом пришел отец и выставил моего спасителя прочь, запретив тому даже приближаться ко мне.

— С того рокового дня я лишился покоя. Использовал любую возможность увидеть тебя, побыть рядом. Бесшумной тенью ходил по пятам.

А меня все считали сумасшедшей и даже лекарю показывали, который сказал тогда умное страшное слово — паранойя.

— Спустя год я понял, что не вынесу больше этой пытки: быть рядом и не иметь возможности даже коснуться, провести пальцами по едва заметному шрамику, который связал нас навсегда. Я пришел к твоему отцу просить твоей руки. — На мой удивленный взгляд Тиран лишь покачал головой. — Как многого ты не знала, да? Естественно, раньше твоего совершеннолетия о свадьбе речь бы не шла, но можно было заключить помолвку, если бы твой отец дал согласие, и я из кожи вон лез, чтобы убедить этого старого упрямца позволить нам пожениться.

Мой потрясенный взгляд Тиран явно расценил неправильно, поскольку вновь потянулся погладить меня, но я осторожно, но непреклонно убрала его руку. Неужели в той ситуации ему ни разу даже в голову не пришла простая мысль: спросить моего мнения?!

— Чего я только не предлагал князю Лурье, но он лишь смеялся мне в лицо. Поиздевался твой отец надо мной знатно. Каждую неделю мне выдвигались все более бредовые и невыполнимые требования, а когда я, стиснув зубы и растоптав собственную гордость, выполнял все условия, тут же придумывались новые. Вскоре эта игра Лурье надоела, и он попросту выкинул меня из вашего дома, как какого-то нищего. С позором и на глазах гостей, которые оказались в вашем доме. А может, он специально так подгадал день, чтобы посильнее унизить меня. — Тиран сжал кулаки, на скулах заиграли желваки, но он продолжил на удивление спокойным тоном: — А знаешь, что тогда было самым ужасным? — Я отрицательно помотала головой, потрясенная всей этой дикой и оттого неправдоподобной историей. — Что ты тогда не сказала ни слова в мою защиту. Даже когда твой отец, рассмеявшись, плеснул вина прямо мне в лицо и презрительно во всеуслышание бросил, что никогда не отдаст свою дочь за выродка Ридейро. После того как он вдребезги разбил нашу семью, я оказался для него выродком.

Тиран гулко выдохнул и одним махом допил вино, после чего отшвырнул бутылку и повернулся ко мне, ожидая какой-то одному ему ведомой реакции. Я же сидела ни жива ни мертва, боясь сделать лишнее движение. А кошмар всей моей жизни продолжил заколачивать гвозди в крышку гроба мой веры в семейные ценности:

— Для тебя он, оказывается, уготовил совсем иное будущее, а вовсе не то жалкое существование, что тебе может предложить неудачник. А ты… ты тогда стояла за его спиной и… молчала. Такая юная, прекрасная и холодная. Тебе было наплевать на то, что в тот миг на твоих глазах разбилась чья-то жизнь. Что тебе до неудачников. Да?

Обвинение было брошено в гробовую тишину. Я смотрела на этого красивого, статного мужчину и вспоминала, вспоминала, вспоминала.

Да, я помнила тот некрасивый скандал, к развязке которого вышла из обеденного зала в сопровождении гостей, потому что отец на лестнице так кричал, что я начала беспокоиться за него. На пару ступеней ниже отца на одном колене стоял тот самый молодой человек, что спас меня от волков, а отец всячески оскорблял его. Удивительно, но коленопреклоненный виконт даже не отвечал, смиренно принимая все оскорбления. Тогда отец в сердцах выплеснул ему в лицо вино из бокала, с которым вышел к посетителю. А потом приказал слугам выкинуть парня в сточную канаву. Увы, перечить князю боялись все.