Кубанский огонь

– Слушай, отдай мне Лыкова, – потребовал захмелевший Варивода.

– Да забирай. Для хорошего человека дряни не жалко. Но как ты его?

– На мотузке[74] удавлю.

– Ха! А если он тебя? Прокопий, ты не зарывайся. Из банка еле ноги унес, а всех твоих в ряд по мостовой разложили.

– А ты меня не сатани! Там была засада. Они откуда-то знали.

Асьминкин с досадой хрустнул костяшками пальцев:

– Знали и ждали! Где-то рядом со мной измена. Найду кто, в яму зарою живьем. Но с Лыковым надо по-другому.

– Как? – озлился бандит. – Научи!

– Думать надо. Я говорил с Захаровым. Полицмейстер сказал, что питерский гость в семи водах вареный, вся грудь в крестах. Вон как он с твоими управился.

– Да я чуть его не подстрелил в хранилище!

– А вот не подстрелил же. Думаешь, случайно? Нет, иначе как-то подберись. Откуда Лыков не ждет. С ним еще помощник ходит, родственник нашего Азвестопуло. Свалился на мою голову! Двоих тем более не взять.

– Ладно, уйму я их высокородие, – оскалился Варивода. – Есть мыслишка.

– Какая?

– Прочтешь в газетах. Только мне личность сменить надо. Привез?

Асьминкин пододвинул ногой портфель:

– Вот. Паспорт, билет ратника, сберегательная книжка. И парик с бородой – Рыжий тебе поможет приладить. Как он? Мне показалось, нервничает?

– Евдоксий долго не протянет, – вздохнул атаман. – Пугливый стал. Быстрее бы закончить, и дёру. А? Мы можем хоть завтра в ночь. Чего тянем-то?

– Нельзя, рано еще, – объяснил табаковод. – В три бака только закачивают. А их там шестнадцать. Если сейчас взорвем, мало проку. Быстренько восстановят, и второй раз уже не подберешься.

– Чего так долго? Им обороты нужны, или как?

Асьминкин стал рассказывать со знанием дела:

– Гукасов требует за прокачку через свою трубу пять копеек с пуда. Многие считают, что это денной грабеж. Светлейший князь Салтыков отказался наотрез, и теперь его ямы полны нефтью, а девать ее некуда. Вот баки и стоят пока пустые. Некрасов с Тарновским, Майкопский соединенный синдикат, Трифонов-Мордовцев – все торгуются. Но Гукасов скоро их сломает, в их баки тоже пустят нефть, и тогда набежит столько, сколько нам нужно. Потерпите еще неделю.

– Я другое не пойму, – осторожно заговорил бандит. – Ну, спалим мы баки Гукасова с Морингом, которые сейчас зальют. Но ведь завод Андрейса только строится. Там пока нечему гореть, еще ямы роют… Он уцелеет и будет торчать между тобой и трубопроводом. Почему не дождаться, когда его пустят? Накачают нефть, и мы сразу всех… одной бомбой. А?

– Никто нам теперь ждать не позволит, – рассердился табаковод. – И все из-за тебя! Зачем в Новороссийске нашумел? Тридцать тысяч взял и хвост себе на хурту[75] приделал. А сейчас в этот хвост вцепился зубами Лыков, от такого не отвяжешься. Надо быстро спалить то, что успеем, и концы в воду! А с Андрейсом и его заводом я позже разберусь.

Шкуропат насупился, но промолчал.

– Чего глядишь, как середа на пятницу? – еще пуще распалился Асьминкин. – Правда глаза колет? Взять хороший куш без всякой пальбы – вот это, я понимаю, дело. Кинул бомбу-другую, все подумают, что само загорелось… А ты забрал всего-ничего. С налетом средь бела дня, с пальбой, с покойниками. Весь Кавказ взбаламутил. Зачем? Не можешь без крови? Терпения не хватает? Подождал бы, как я тебя просил, до большого пожара, а потом делал бы что хочешь. Теперь из-за твоей жадности да глупости прислали сюда сыщиков аж из Петербурга. Ты вот что. Сам вляпался, сам и подчищай за собой. Займись срочно Лыковым.

– Займусь, он у меня попляшет. Что еще Захаров рассказал?

– Что я у сыскных первый на подозрении. Они пытаются следить, да плохо выходит. Все же надо вам менять квартиру. Завтра перебирайтесь в другое место, в шестьдесят шестой квартал.

– Опять мортиру на себе тащить…

– А ты хочешь, чтобы я тебе своего кучера дал? – озлился Асьминкин. – Когда за ним следят.

– Ладно. В каком номере поселился питерский?

– На втором этаже, шестой номер. Грек его в другом конце коридора.

– Отвлечь грека можно? – Варивода начал прикидывать: – Лучше с утра. Лыков пойдет в сыскное. Бояться он не привык, мы и воспользуемся.

– Отвлечь грека… Попробую. Завтра поутру? Я коридорному плачу, пускай придумает. Денег у меня выманил – прорву. А ты триста тысяч упустил!

– Никак нельзя было, – стал оправдываться бандит. – Лыков хитрый, он меня там дожидался. Я думал, он пойдет своих выручать, ан нет. Ладно я ноги унес. А за пожар-то нам хорошо заплатят? Ты щас намекнул на хороший куш. Хороший – это сколько? Гляди, Конон, не вздумай меня дурить. С-под земли достану.

– Не боись, там кошель толстый, какой нам и не снился. Англичане за пожар полмиллиона дают! Хватит вам с Рыжим до конца жизни.

Два негодяя выпили еще по стакану, и табаковод щелкнул крышкой золотых часов:

– Ну, мне пора. Грека я завтра отодвину. Смотри, не осрамись другим разом.


Утром, когда Лыков ждал помощника к завтраку, вместо него пришел коридорный Анисим и начал скулить. Он гладил брюки Азвестопуло, его отвлекли с самоваром, и единственные штаны сгорели. Точнее, на них теперь большое пятно, постоялец бранится и посылает виновного в магазин за новыми портками.

Алексей Николаевич позавтракал в одиночестве, навестил помощника – тот опять ругался по-гречески – и пошел в сыскное. Выйдя на Красную, он стал пропускать идущий слева трамвай. Вдруг кто-то сильно толкнул его в спину. Статский советник полетел прямо под колеса. В последний момент он успел выставить вперед руки. Сильно ударился головой о метельник и потерял сознание…

Очнулся он не скоро и обнаружил себя полураздетым, лежащим в кровати. Слышались знакомые голоса. Пришельцев негромко спросил:

– Сергей Манолович, вы можете себе представить, чтобы Лыков зазевался и попал под трамвай по своей воле?

– Никогда! Более того, если это случится, то скорее пострадает трамвай, чем Алексей Николаевич. Его толкнули, это очевидно.

– Да, свидетели то же говорят. Высокий, черная борода и черные длинные волосы. Клешни как у рака. Варивода, кто же еще…

Лыков открыл глаза и сказал тихо:

– Я видел его на выходе и не узнал.

– Алексей Николаевич, как вы себя чувствуете? – налетели на него сыскные. – Где болит?

Питерец стал осторожно шевелить руками и ногами: вроде бы двигаются.

– Голову ушиб, и правая рука мозжит во всех местах, – сообщил он результаты осмотра. – Обе руки теперь пораненные. А что с трамваем?

– Слетел с рельсов, и метельник у него погнулся, – весело сообщил Азвестопуло. – Здорово вы его!

Пришельцев счел нужным сказать:

– У нас и без статских советников трамваи то и дело сходят с рельсов. Так что…

Лыков медленно спустил ноги на пол и попробовал встать. Получилось неплохо. Но когда он сделал несколько шагов, перед глазами все поплыло. Сергей поймал шефа около пола и водрузил обратно на койку.

– Не спешите с беготней, отдохните сегодня. До утра чтобы как бревно!

Командированный лежал с закрытыми глазами минут пять, ждал, пока утихнет шум в ушах, потом потребовал:

– Доложите, что нового.

Пришельцев возмущенно начал:

– Прибыли пятьдесят армян-маузеристов, все обвешанные оружием и патронами. Гукасов прислал из Баку.

– Что за маузеристы?

– Охрана его буровых. Разрешение на оружие у всех есть. Явились колонной в нефтяной городок, перекрыли все входы-выходы, караулят не знамо чего. Как будто это убережет от бомбовой атаки!

– А как он додумался? – чуть не шепотом спросил Лыков, поскольку каждое слово отдавалось в голове.

– Бабыч ему телеграфировал.

Понятно… Начальник области то ли не смог донести до «нефтяного короля» сведения о настоящей опасности, то ли не захотел. Теперь, если нефтепровод сгорит, он скажет: ведь я предупреждал! И сделал все, что в моих силах. А вот Лыков опростоволосился. Подвел государя, отвлек всю полицию Екатеринодара на поиск террористов, и что? Эх, казак…

– Его превосходительство свою шкуру спасает, – желчно констатировал кубанец. – Теперь, ежели что, виноваты будем мы с вами.

– Так всегда было, Александр Петрович; ничего нового. Чем выше чин, тем меньше с него спросишь. Вот сделаюсь генералом, так же начну поступать. Скажите лучше, что с сестрой Рыжего?

– Нашли. Она теперь Грамматикопуло, проживает в доме мужа на Гривенской.

– Дворника опросили?

– В первую очередь. Вроде бы он сказал правду. Ни разу не сбился.

– И?

– Рудя-Острикова не знает, в дом к сестре тот якобы не ходит. И разговоров о нем никогда не слышал. Очень удивился, узнав от меня, что у хозяйки есть брат.

– Понятно, – сквозь зубы пробормотал статский советник. – Установить наблюдение, дворника проверить через агентуру…

– Слушаюсь.

– Готовьте обыск на табачном складе, как договаривались.

– Все готово, Алексей Николаевич, – встрял Азвестопуло. – Я даже штаны себе купил новые, специально, чтобы лезть через забор.

– Тогда вперед, с барабаном и дудками. И вообще…

Все притихли. Лыков жестко заявил: