Крылья из дыма и золота

– Вот ты вредина. На самом деле такого не бывает, – сообщила Мила Заку. Но он выглядел так, будто теперь его вряд ли что-то переубедит.

Официант подошел снова и принял заказ. Мик продолжал посмеиваться над своим другом, придумывая все новые шуточки об улитках. С улыбкой Мила покачала головой и внимательно осмотрелась по сторонам.

Интерьер здесь был классический, стильный, но при этом простой, с мебелью из темного дерева, с отделанными этим же деревом стенами и с золотыми украшениями. Прямо над ними стену украшали несколько картин в рамах. Красная дорожка отлично сочеталась по цвету со шторами, которые хорошо было видно и отсюда, и она притягивала к себе взгляд, блуждавший по просторному залу. Сквозь большие окна проникало достаточно света, хотя Миле показалось, что это помещение словно пытается поглотить его. Как будто оно живет своей собственной жизнью.

Все в этом кафе было четким и упорядоченным.

Принесли еду. Мик и Зак в итоге выбрали себе разные сэндвичи. Тариэль утверждал, что не голоден, так что он обошелся одним кофе. Миле принесли грибное ризотто с кусочками пармезана.

– Чем тут так пахнет? – Шмыгнув носом, Мик наклонился поближе к Заку и почти что уткнулся носом в его сэндвич. – Что ты там себе заказал? Бутерброд с чесноком?

– Я люблю чеснок, ясно тебе?

– Ты же вонять будешь. По-настоящему вонять, а мне придется постоянно тебе об этом говорить, просто чтобы ты был в курсе.

– Чушь какая. Мила, а ты что скажешь?

Оба выжидательно посмотрели на нее. Она застыла, задержав вилку в воздухе и пытаясь придумать какой-то выход из этой ситуации. В конце концов, она еще недостаточно хорошо знала этих троих и не понимала, как отреагировать.

– Ну да… вообще… на самом деле… – запинаясь, произнесла она.

– Чеснок. Воняет, – повторил Мик, и Мила поморщилась. В чем-то он был прав.

Зак тем временем откусил большой кусок сэндвича и улыбнулся Мику, жуя с набитым ртом. Мик отодвинулся от него, зажав нос пальцами.

«Словно пара, которая уже много лет вместе», – подумала Мила и посмотрела на Тариэля, который, смеясь, покачал головой.





Вечером Мила снова сидела в своей комнате, прокручивая в голове события прошедшего дня. Эта прогулка оказалась именно тем, чего ей не хватало, пускай она и неохотно согласилась на нее. Разговаривая с Миком, она много смеялась и болтала про всякие глупости, чего не делала уже, кажется, целую вечность. Зак умел хорошо слушать. Кроме того, он интересовался историей так же сильно, как и она. А вот Тариэль оставался для нее загадкой: он был близко и одновременно далеко. Как Мила ни старалась, она просто не могла разобраться, хотел ли он на самом деле ее видеть или нет. Но это едва ли имело значение, потому что она сама от души наслаждалась временем, которое проводила с ними.

Поев в кафе, они пешком прогулялись по районам Жижков и Винограды, обнаружив при этом Риегровы сады – большущий зеленый парк, который в эту солнечную погоду выглядел особенно красивым. Затем настал момент, когда пришла пора прощаться. Мила совершенно не понимала, как это сделать, но, пока она ломала над этим голову, Зак уже подошел к ней. Он коротко, но крепко обнял ее и неуклюже похлопал по спине, что заставило их обоих рассмеяться. Тариэль вежливо подал ей руку – Миле это не показалось таким уж неправильным, но Мик, увидев это, закатил глаза. Мила весь день пребывала в хорошем настроении, и ей было более чем уютно в обществе этой троицы. Особенно в тот момент, когда Мик обнял ее, крепко прижал к себе и сказал:

– Береги себя, ладно?

Она постарается. К этому моменту Мила наконец собрала все свое мужество и протянула им салфетку, сказав:

– Если у вас как-нибудь будет настроение прогуляться еще раз, я буду очень рада.

Она нерешительно отдала ее Тариэлю. Еще в кафе, сходив в туалет, она остановилась у бара и написала на салфетке свой номер телефона, прежде чем вернуться к столику.

Никто не шелохнулся. Салфетка покачивалась в пальцах Милы. Ее рука начала дрожать.

Это было слишком нагло? Может, эти трое не хотят больше ее видеть? Она пристально посмотрела на Тариэля, но не смогла прочесть по лицу его реакцию. Наконец Мик, выглянув из-за его плеча, нарушил молчание.

– Чего притихли все? – Он подошел ближе. – А дай-ка мне. Я, в отличие от них, точно не потеряю.

Когда он забрал у нее этот клочок бумаги, Милу охватило облегчение. Ей было неважно, почему именно Мик взял номер – потому что действительно хотел ей потом позвонить или просто чтобы не ставить ее в неловкое положение.

Впервые за целую вечность Мила не чувствовала себя одинокой.

С давних пор она считала тех, кто верил в чувства с первого взгляда, довольно странными людьми. Неважно, идет ли речь о любви, дружбе или о чем-то другом. Но в этот момент, когда все трое прощались – Зак помахал ей рукой, Тариэль улыбнулся, а Мик скорчил гримасу, прячась у него за спиной, – она поняла, что такое чувство действительно возможно. Друзья Тариэля понравились ей сразу же. Если бы у нее были братья, они были бы именно такими. Она была в этом уверена.





10

Тариэль




– Зак, говорю тебе, это ненормально. Этот чеснок в тебе мутирует или что-то вроде того. Ничто в этом мире не может так вонять.

– Да это вовсе не чеснок такой мерзкий, а ты и твои шуточки, – ответил Иезекииль, поднеся руку ко рту, чтобы принюхаться к собственному дыханию. Но Михаэль его вовсе не слушал, потому что он никогда не упускал возможности посмеяться и подшутить над ним. Только когда слово взял Тариэль, эти двое прекратили дурачиться.

– Вы были правы. В Миле нет ничего необычного, и я должен был сразу же это признать.

Тариэль вернулся домой вместе с Михаэлем и Иезекиилем и тут же переоделся, потому что с трудом выносил прикосновение джинсовой ткани к своей коже. Он превратил свою одежду в ту, что лучше ему подходила, была комфортной и точно впору. Затем он принес с кухни две бутылочки с водой и кинул их друзьям. Они не испытывали необходимости в еде и питье, но могли есть и пить, если хотели. Большинство Вечных в какой-то момент поддавались этому желанию, чтобы чем-то заполнить время или потому что им на самом деле нравился вкус еды.


Иезекииль поймал бутылку и сделал глоток воды, а потом плюхнулся на диван и устроился поудобнее. Михаэль просто стоял рядом, держа в руке бутылку с водой, и ничего не говорил.

– Ведь в ней же нет ничего особенного, верно? – настойчиво переспросил Тариэль и, нахмурившись, подошел ближе к Михаэлю.

– Я рад, что теперь с этим покончено, – вставил Иезекииль, но ни Михаэль, ни Тариэль ничего на это не ответили. Михаэль провел рукой по волосам и непонятно выругался. Тариэль видел, что он явно борется с собой. В лице Михаэля отразилось напряжение; он скрипнул зубами.

– Я не знаю.

– Ты не знаешь? – донесся с дивана раздраженный вопрос.

– Да, черт побери. В самой Миле пока что нет ничего необычного, я не заметил никаких отклонений. Но… – Михаэль помолчал, поставил воду на стол и продолжил: – Ашер.

– А что с ним? Ты же сказал, если Тариэль перестанет за ней следить, Ашер сделает то же самое. Ты сам говорил, что тут нет ничего необычного.

– Зак, да знаю я, что говорил! Не нужно мне напоминать! Я только хотел сказать… – Он замолчал и начал предложение заново. – Когда я сегодня встретился с ней и пожал ее руку, то почувствовал кое-что. Меня словно ударило током. Словно змея, защищавшая свою территорию. Конечно, ощущение было, в общем-то, слабым и едва заметным. Обняв Милу, я касался ее немного дольше, и тогда мне все стало совершенно ясно. Он даже не попытался быть скрытным, Ашер ее отметил.

– Этот… – Не найдя подходящего слова, Тариэль стиснул зубы, размышляя об услышанном.

– Что это означает? Почему он это сделал? И почему так открыто? – Иезекииль простонал – видимо, потому что его надежда вернуться к привычной жизни растворилась в воздухе.

– Он знает так же мало, как и мы, так ведь, Ти? – Тариэль кивнул Михаэлю. – К тому же он, наверное, сделал это только для того, чтобы тебя позлить и продемонстрировать тебе, что он не откажется от своих намерений. Это все касается тебя лично, а не этой девушки.

– Он ее пометил, – пробормотал Тариэль себе под нос и провел рукой по лицу. И он этого не заметил. – А что, если все иначе? Если он все-таки знает больше, чем мы?

– Я в это не верю. Тут нечего знать.

– И все-таки что, если это так?

Тариэль оставался непреклонным. Он одарил Михаэля решительным взглядом. Тот тем временем напряженно размышлял.

– Тогда нам стоит понаблюдать за ней еще пару дней, прежде чем мы сможем покончить со всей этой историей. К тому же я подозреваю, что на самом деле это игра, в которой вы с Ашером меряетесь силами; и я не знаю, куда она заведет вас. – Михаэль произнес это негромко и задумчиво, но слова прозвучали очень весомо. Как предупреждение.

– Задержимся там, но только на пару дней, ясно? А потом покончим с этой детской возней, – раздраженно произнес Иезекииль, посмотрел на обоих сверху вниз, а затем крепко выругался.





11

Мила




Темно и ничего не видно. Я хватаю ртом воздух, что-то ползет по моей руке, пробирается внутрь меня. Я чувствую холод, но не мерзну. Пятнышко света на полу расширяется, увеличивается, золотистые линии разрывают тьму. Что-то трещит, грохочет, земля колышется под ногами. Я хочу закричать, но ничего не получается. Что-то пробуждается к жизни, я чувствую это, но не могу ничего сделать, не могу убежать, не могу пошевелиться. Дрожа, я наблюдаю, как дым поднимается вверх, окутывает меня, я слышу шепот голосов, но не могу разобрать ни слова. Что-то охватывает и сжимает меня, и я…

Задыхаясь, Мила подскочила на кровати, пробуждаясь от этого необычного сна. Она дышала порывисто и шумно, ее грудная клетка поднималась, и Мила чувствовала, что сердце колотится так быстро, будто вот-вот выскочит из груди.

Резким движением она села на кровати, включила свет и внимательно осмотрела комнату – каждый угол, каждый закуток. Она не сразу осознала, где находится, не сразу поняла, что ничего страшного не произошло. Взволнованная, она прислонила голову к стене, подобрала под себя ноги и сосредоточилась на том, чтобы дышать медленнее. Кровь шумела у нее в ушах, и Мила чувствовала, как на лбу выступает пот. Казалось, что в комнате становится тепло, чересчур тепло, но при этом она никак не могла унять дрожь в руках.

Этот сон отчетливо врезался в ее память. Это чувство холода и страха, дым, место, где она оказалась. Она словно до сих пор чувствовала тот запах. Пахло пеплом и… чем-то… что она никак не могла определить и описать. Чем-то, что не получалось выбросить из головы. Что все это может значить? Образы уже расплывались, но все еще оставались достаточно яркими, чтобы мешать ей уснуть снова.

Хотя Мила накрылась одеялом, ее пальцы дрожали. Она спустила ноги с кровати, поставила их на пол и ощутила, каким шатким ей кажется все вокруг. Нетвердым шагом она побрела в ванную, включила свет и на несколько мгновений замерла, опираясь на раковину. Затем она открыла кран и принялась жадно пить воду. Наконец она сполоснула лицо, чтобы как следует проснуться и стряхнуть с себя последние тени этого сна. Она проделала это еще несколько раз, а затем вытерла лицо полотенцем и напоследок еще раз глубоко вдохнула и выдохнула.

На обратном пути Мила открыла окно, чтобы впустить в комнату немного свежего воздуха. От порыва холодного ветра ее тут же пробрала дрожь. Снова вспомнился сон, и окно пришлось закрыть. Когда она посмотрела наружу, на ночной город и его огни, у нее внезапно возникло ощущение, что она больше не одна. По затылку пробежали мурашки, ладонь слегка закололо – все в том же месте. Но там ничего не было!

Она быстро задернула шторы и снова улеглась в кровать. Свет замерцал, но не погас. Мила не смогла заставить себя его выключить. Некоторое время она раздумывала о том, не вынуть ли фото из ящика, просто чтобы рядом было хоть что-то, связанное с мамой. Но она все-таки заставила себя успокоиться.

Она больше не ребенок. Она справится.

«Бояться – это не слабость, – всегда говорила ей мама. – Слабость – позволять страху тебя победить».





12

Ашер