Крылья феникса

Несмотря на приход Дайлы, Нориан сам помог мне лечь в постель и сам же дал необходимые для приема по расписанию лекарства. Затем подоткнул одеяло и, склонившись, запечатлел на моем лбу короткий поцелуй. Я покрылась дрожью с головы до пят и не успела отреагировать на этот жест, как он вышел из комнаты. А я вслед за его уходом практически мгновенно провалилась в сон.

Как говорил доктор Шайн, стремительно накрывающий и глубокий сон — первый шаг к быстрому выздоровлению.





ГЛАВА 25




Следующая неделя тянулась долго, но медленно текущее время меня больше не огорчало. Рядом всегда кто-то находился, и я не чувствовала себя потерянной в темноте. А когда приходил Нориан, я радовалась не только его присутствию, но и тому, что могу его видеть, — пусть не в полной мере, а лишь смутным силуэтом, но это все же лучше, чем ничего.

Он читал мне. Сначала — отрывки из художественной литературы, — к слову, мы выяснили, что у нас одни и те же любимые книги, — а затем и параграфы учебников. Идея принадлежала мне, а Шайн назвал жажду деятельности и обучения хорошим признаком. Так что, получив официальное разрешение от доктора, Нориан взялся подтягивать меня по разным предметам. В основном по теории боевой магии.

Лучшего учителя даже представить было сложно. Спокойный, уравновешенный, не устающий заново разъяснять то, что непонятно с первого раза. И не скупой на похвалы, если мне удавалось быстро в чем-то разобраться.

Удивительно, как всего за несколько дней я успела узнать столько нового. Прежде, несмотря на все свое рвение, у меня оставались некоторые пробелы в особо сложных темах. А теперь они оказались заполнены.

Еще у нас появилась небольшая традиция. Вечером, незадолго до отхода ко сну, мы сидели перед камином и разговаривали. Обо всем. О забавных случаях из детства, о героях любимых книг и просто о самых разных вещах.

Всю жизнь фениксы казались мне недосягаемыми. Небожителями, неимоверно далекими от простых людей. И кто бы мог подумать, что они во многом такие же, как и мы, — у них тоже есть простые человеческие чувства и переживания, они так же любят и ненавидят, переживают взлеты и падения, радуются восходу солнца и грустят под барабанящий по окнам дождь.

Каждый раз, когда Нориан переступал порог комнаты, на моем лице расцветала невольная улыбка. Я радовалась возможности просто находиться рядом с ним, чувствовать исходящее от него тепло и слышать успевший стать родным голос.

Я быстро шла на поправку. Благодаря доктору Шайну и его действенным методам мой организм восстанавливался гораздо быстрее, чем можно было ожидать. А, возможно, дело было не только в докторе, но и в Нориане, само присутствие которого меня исцеляло. Как-то раз я даже поймала себя на том, что непроизвольно впитываю его свет, — совсем немного, буквально пару капель. И сразу же вслед за этим ощутила прилив сил.

Серьезных разговоров вроде того, из которого я узнала древнюю легенду, больше не было. Судя по всему, Нориан всерьез вознамерился оградить меня от всяческих волнений, и сколько бы раз я ни пыталась затронуть интересующую меня тему, он уклонялся от ответа. В конце концов я оставила эти попытки, временно отпустила ситуацию и просто начала радоваться тому, что имела.

Эти дни, в которые я была лишена зрения, неожиданно стали одними из самых лучших в моей жизни, каким бы странным это ни казалось. Я даже начала думать, что и со слепотой можно научиться нормально существовать. В конце концов, живут ведь как-то тысячи людей с таким недугом. А рожденные незрячими и вовсе никогда не видели цветов и света, у меня же есть воспоминания о них…

Прошло еще несколько дней, и, не считая зрения, я практически полностью восстановилась. Мы с Дайлой стали часто выходить в раскинувшийся за домом сад. Будучи зрячей, я ни разу в нем не гуляла и сейчас могла только предполагать, как он в действительности выглядит. Нориан, теперь уже без моих просьб, часто описывал то, что нас окружало. Он рассказал, что в этом саду, независимо от времени года, цветут ливианы — нежно-голубые цветы, которые за особенность светиться в темноте еще называют цветком Пресветлого. Здесь не было беседки — лишь простая деревянная скамья, стоящая практически у самой кромки острова. Сидя на ней, можно было ощутить себя находящимся где-то на краю мира.

Этим вечером мы с Норианом тоже гуляли по саду и разговаривали. А потом, присев на скамейку, молчали. Но это молчание не было напряженным или неловким, а наоборот — правильным и естественным. Когда-то я слышала высказывание, что, если тебе есть о чем молчать с человеком, значит, это твой человек. Интересно, можно ли отнести то же к фениксам?

Мой феникс… Даже звучит невероятно!

— О чем ты сейчас думаешь? — неожиданно спросил Нориан.

Я непроизвольно прикусила губу, порадовавшись, что фениксы не умеют читать мысли.

— Я… — хотела ответить что-то незначительное, но так и не окончила предложение.

Потому что темнота перед глазами внезапно стала рассеиваться, как если бы среди ночи начал плавно загораться свет. Непроизвольно замерев и затаив дыхание, я на несколько мгновений прикрыла глаза. Подумалось, что мне просто показалось и это игра подсознания, которое выдает желаемое за действительное…

— Ида? — обеспокоенно позвал Нориан.

Все так же не дыша, я открыла глаза. И увидела пятна золотистого света. Силуэты облаков и неясный отблеск вечернего неба. Опустив взгляд, распознала очертания своих лежащих на коленях рук.

Это были лишь пятна, но сердце уже подпрыгнуло и учащенно забилось, в то время как пальцы слегка задрожали от охватившего меня волнения.

Повернув голову, я увидела сидящего рядом Нориана — и это был уже не просто светящийся силуэт. Пятно волос, лицо, светлая одежда и лежащая на спинке скамьи ладонь…

— Ида? — с еще большим беспокойством повторил он. — Что-то не так? Тебе плохо?

Облизав разом пересохшие губы, я не своим от волнения и счастья голосом проронила:

— Я… я вижу.



Уже к следующему утру окружающий мир обрел для меня четкость. Проснувшись, я еще долго лежала с закрытыми глазами, боясь, что, когда их открою, снова увижу лишь темноту. Но опасения не оправдались, а самые смелые надежды сбылись. Я действительно видела — так же ясно, как до потери зрения.

Ошарашенная этим открытием, я некоторое время неподвижно лежала в кровати, боясь поверить своему счастью. А затем, резко с нее соскочив, запрыгала по комнате, готовая расцеловать весь мир.

Я вижу! Пресветлый, я действительно вижу! Как прекрасен открывающийся с балкона вид, как прекрасны трепещущие под легким сквозняком занавески, как прекрасна каждая деталь комнаты, где я нахожусь! И как начинаешь ценить самые простые, такие привычные вещи, когда неожиданно их теряешь! Я могу видеть, слышать, ходить, чувствовать — что еще нужно для счастья?

Когда дверь вдруг отворилась и в комнату вошла полноватая миловидная женщина, я сразу узнала в ней Дайлу — удивительно, но она оказалась почти в точности такой, какой я ее себе представляла. Поддавшись порыву, я бросилась к ней на шею, заключая в крепкие объятия и пытаясь закружить по комнате.

— Ох… — только и выдохнула она.

— Я вижу, Дайла! — захлебываясь восторгом, воскликнула я. — По-настоящему вижу, понимаешь?


— Ох, Идочка! — снова на выдохе проронила она.

Даже не помню, когда в последний раз так радовалась. Буквально по-детски, желая прыгать и делиться этой радостью со всеми окружающими.

В какой-то момент, запыхавшись, я перевела взгляд на дверной проем и увидела стоящего там Нориана. Прислонившись к дверному косяку, он не сводил с меня глаз, и эти глаза сияли. В буквальном смысле сияли. А на его губах играла улыбка.

Я на несколько мгновений застыла, внезапно осознав, что, гарцуя по спальне в одной сорочке, вид, должно быть, имею комичный. Смутившись, заправила за ухо упавшую на лоб прядь и сцепила руки за спиной.

— Ох, лорд Снэш! — в третий раз охнула Дайла. — К нашей Идочке окончательно вернулось зрение! Вот радость-то!

Нориан промолчал и, словно бы не услышав ее слов, продолжил неотрывно на меня смотреть. Заметив это, Дайла проговорила нечто неразборчивое и хотела выйти из комнаты, но он жестом ее остановил.

— Я за доктором, — сообщил он, наконец оторвавшись от созерцания меня. — Скоро вернусь.

Не успели ни я, ни Дайла ничего ответить, как он растворился в столпе золотистого света. Вслед за этим Дайла как-то странно на меня посмотрела — загадочно и с хитроватой улыбкой.

— Что? — не поняла я.

— Нет-нет, ничего, — не стирая этой самой улыбки, буквально пропела она и как бы невзначай обронила: — Может, и дождется империя того дня, когда знаменитый Нориан Снэш наконец женится…

Я не сразу поняла, на что она намекает, а когда сообразила, возмутилась:

— Дайла! Ну что ты такое говоришь? Лорд Снэш просто благодарен мне. И он очень благороден, поэтому столько для меня делает…

— Ну да, ну да, — все с той же напевностью произнесла Дайла. — Конечно, никто не сомневается в благородстве лорда Нориана Снэша. Но, должна заметить, когда мужчина просто благодарен, он на женщину так не смотрит…

— Дайла!

— Давайте-ка мы вас быстренько в порядок приведем, — легко сменила она тему. — Негоже молодой девушке перед двумя мужчинами в одной сорочке щеголять. Даже если один из них движим исключительно благородными намерениями, а второй — доктор…

Было так странно и вместе с тем волнующе видеть все те вещи, которые прежде я знала лишь на ощупь. Платье, в котором выходила в сад, туфли, мыло и шампуни, щетка для волос… Я как будто открывала для себя мир заново.

Доктор Шайн навещал меня еще накануне вечером, сразу после того, как я стала различать цветные пятна. Осмотрев меня, он сказал, что теперь уж дело точно пошло на поправку. Правда, полное восстановление зрения прогнозировал нескоро.

Что ж, этим утром ему пришлось окончательно уверовать в чудеса. Он даже сказал, что внесет историю моего восстановления в свой список особых случаев и на досуге будет изучать.

После мы совместно позавтракали за накрытым в гостиной столом. Росс подал вкуснейшие картофельные вафли и глазунью с беконом, а на десерт — мои любимые сдобные булочки.

— Что теперь планируешь делать? — поинтересовался у меня доктор. — Вернешься в институт?

— Конечно, — не задумываясь, кивнула я. — Я много пропустила, но Нори… в смысле, лорд Снэш занимался со мной, и думаю, что сумею все наверстать.

Называть Нориана по имени при свидетелях у меня до сих пор не получалось. Да и, как ни крути, такую фамильярность могли не так понять.

— Незадолго до того, как все случилось, леди Вивьер предложила мне стать ее ниллэ, — неожиданно для самой себя поделилась я.

За столом ненадолго повисла тишина.

— И что ты ответила? — показалось, что Нориан слегка напрягся.

— Пока ничего. Да и не думаю, что после моего долгого отсутствия ее предложение все еще будет в силе.

А теперь показалось, что напряжение отпустило Нориана так же быстро, как пришло.

— Тебе не нужно соглашаться, если роль ниллэ — это не то, чего ты действительно хочешь, — произнес он. — Я…

Он хотел сказать что-то еще, но не окончил фразу, поскольку в гостиную вошел Росс. Такие волны недовольства, какие исходили от него сейчас, появлялись только в одном-единственном случае.

— Кайл? — правильно интерпретировал их Нориан.

Не успел Росс ответить, как предмет его недовольства появился в гостиной собственной персоной. И не просто появился, а буквально влетел на всех парах, сияя, аки начищенный медный таз.

— Мышка, рад тебя видеть! — проигнорировав остальных, обратился он ко мне. — И еще больше рад, что это взаимно! Осмысленный взгляд тебе идет.

Я сочла за благо промолчать.

— Когда ты вошел, Ида на тебя не смотрела, — заметил Нориан. — Откуда ты знаешь, что к ней вернулось зрение?

Соизволив обратить внимание на других присутствующих, Кайл окинул брата снисходительным взглядом.

— Не только у тебя в стенах института есть осведомители. Как я уже неоднократно упоминал, у тебя, Шайн, — он перевел взгляд на доктора, — просто очаровательная секретарша. И, прежде чем ты в очередной раз соберешься ее уволить, вспомни, что кроме нее никто не смог вытерпеть твой скверный характер дольше одного дня.

Шайн, который действительно открыл рот в явном намерении что-то сказать, тут же его закрыл. И, сложив руки на груди, ответил Кайлу недовольным прищуром.

Тот тем временем, ничуть не стесняясь, занял место за столом и велел Россу принести ему завтрак. Слуга буквально скрипнул зубами, и я подумала, что он откажется. Но нет — почтительно склонив голову, удалился на кухню.