Кровоцвет

– Арен?

Он тоже увидел ее – и даже узнал. Торис в панике уставился на нас, переводя взгляд с одного лица на другое.

А потом Предвестница исчезла. Так же быстро, как появилась.

Я схватила флакон с кровью, висевший у него на шее, и с силой дернула. Со звуком лопнувшей струны шнурок порвался. Затем я толкнула его плечом в грудь, и он полетел на землю. Три больших шага – и я очутилась возле Фалады. Я запрыгнула ей на спину, как на тренировках с Келланом, и, все еще сжимая в кулаке флакон, вцепилась в длинную гриву лошади и ударила ее пятками по бокам.

Фалада понеслась вперед, взбивая темную, влажную землю Черной Чащи копытами, и мы растворились во мраке.





10




«Нас здесь нет. Мы невидимы. Нас здесь нет. Мы невидимы».

Я твердила заклинание лорда Саймона до глубокой ночи, даже после того как высохла кровь, которую я пустила, чтобы его прочесть. Когда ехать дальше не было сил, я устроила привал и, кутаясь в теплый плащ Келлана, бормотала в темноте под жалобный волчий вой. «Нас здесь нет. Мы невидимы». Прошло время, и я задремала, а заклинание все равно считалочкой крутилось у меня в голове. «Нас здесь нет. Мы невидимы. Нас здесь нет. Мы невидимы».

Проснувшись, я никак не могла понять, утро сейчас или вечер, потому что в Черной Чаще всегда было одинаково темно. Свет, пробивавшийся сквозь кроны деревьев, был тусклым и серым. Его едва хватало, чтобы разглядеть прореху в плаще Келлана, окаймленную запекшейся кровью. Именно сюда вошел нож Ториса, а вскоре после этого Келлан упал.

Он упал…

Келлан. Мой лучший друг. Мой страж. Мой защитник. Человек, который любил меня и – о, Эмпирея! – был мною отвергнут… его больше нет.

Из моей груди вырвался нечеловеческий звук – не то завывание, не то стон. Я опустилась на колени и уткнулась лицом в усыпанную листвой землю. Сжимая в руках сапфирово-синий плащ, я шумно хватала ртом воздух, и мне казалось, что я тону.

Фалада робко коснулась мордой моего плеча. Я подняла голову и сквозь слезы увидела то, что привлекло ее внимание: из-за деревьев за мной наблюдала лисица. Огненно-рыжая шубка, золотые глаза. Она была совершенно неподвижна.

Я встала на ноги, прерывисто дыша.

– Он хороший, – сказала я лисице. – Он такого не заслужил.

Она смерила меня долгим, словно бы оценивающим взглядом и юркнула в лесную чащу.

Эта сцена вернула меня к действительности. Я заблудилась в лесу. Останусь на месте – умру от голода, или от холода, или от зубов хищного зверя. Ради Келлана я обязана спасти Фаладу. Ради Келлана я обязана спастись сама. Нужно двигаться дальше.

Но куда? Я оказалась в безвыходном положении. Впереди был Аклев. Теперь я знала, что Торис и остальные направляются именно туда. Лизетта будет притворяться мной, выйдет замуж за принца и перечеркнет целую династию. Позади остался Ренольт, где находились лорд Саймон с матушкой. Я надеялась, что Трибуналу не удалось до них добраться.

Я не могла заявиться в Аклев и представиться принцессой Ренольта. Торис и Лизетта отняли у меня брата и убедили его, что я замешана в заговоре против обеих королевских семей. Если Конрад по собственной воле или по принуждению подтвердит, что они – те, за кого себя выдают, я ничего не смогу доказать. Меня осудят за измену, как только я открою рот.

В Ренольт возвращаться тоже было нельзя. Едва я переступлю порог замка, Трибунал тут же исправит недавнюю ошибку и поведет меня на казнь. Подвергая опасности себя, я подвергну опасности и матушку, ведь лорд Саймон не сможет вечно ее защищать.

Я достала шелковый лоскуток от подвенечного платья и пробежала по нему пальцами. На нем по-прежнему было три капли крови, но одна из них – капля Келлана – поблекла и стала почти незаметной.

Я приняла решение продолжить путь. Я найду способ попасть в Аклев, сохраню свой приезд в тайне и буду строить планы, оставаясь в тени.

Я должна это сделать не только ради себя. Отныне от каждого моего решения будет зависеть судьба моего народа, нравится мне это или нет. Моя жизнь раскололась на «до» и «после». Пора оставить прошлое позади и приготовиться к встрече с будущим.

Я сделала шаг, а затем еще один.

Я всегда буду считать это решение – двигаться вперед вместо того, чтобы свернуться клубочком и ждать смерти, – своей первой победой.

Однообразие пути нарушали только частые появления Предвестницы. Она возникала лишь на долю секунды, невдалеке, но всегда оставалась недосягаемой. Трудно было сказать, кто за кем следовал: мы за ней или она за нами. Но в те минуты, когда от голода и изнеможения путались мысли, она была для меня маяком.

Несмотря на все тягости, Фалада не подвела. Она стойко продолжала путь сквозь беспросветную чащу, пока деревья не поредели и в отдалении не показался залегший в низине город. Тогда она остановилась, будто ее тоже удивило, что на белом свете еще остался кто-то кроме нас.

Нашему взгляду открылся фьорд со скалистыми берегами и бирюзовой морской водой – древнее изваяние, над которым тысячи лет трудились ледники. На пересечении фьорда с лесом и горной грядой и располагалась столица Аклевы – славный город Аклев. Над долиной нависали густые тучи, но город накрывал купол ясного синего неба, как будто в этом месте буря вынуждена была огибать невидимый барьер.

Город был обнесен знаменитой аклевской стеной, заколдованной, чтобы внутрь не проник ни один непрошеный гость. Именно благодаря ей за долгие годы войны ренольтцам так и не удалось взять столицу штурмом. Глядя на стену, можно было подумать, что она высечена из скалы. Высотой она была футов пятьдесят, а толщиной – не меньше пятнадцати. Она тянулась неразрывным кольцом через скалы, лощины и самую узкую часть фьорда. За неприступной стеной виднелся лабиринт серых башен с остроконечными крышами. Самая высокая башня стояла по центру, пронзая небо, подобно рапире. Было очевидно, что этот город выдержит мощнейшую атаку.

Натиск любых вражеских армий. И даже времени.

Когда мы с Фаладой добрались до стены, уже сгущались сумерки. Тут и там горели костры, а вокруг них толпились люди в потрепанных одеялах. Желающие попасть в город, догадалась я. И изгнанники. Под их недружелюбными взглядами я спешилась и повела Фаладу под уздцы.

– Как же вас угораздило в наши края-то, а, мисс?

Эти слова произнес пожилой мужчина, высокий и тучный, с раскрасневшимся лицом. На его щеках и подбородке клочками росла седая щетина. В руках он держал оловянную кружку с чеканкой.

– Не ваше дело, – ответила я.


Он ухмыльнулся, обнажив бледные десны и два неполных ряда желтых зубов.

– Вы, мисс, небось устали и проголодались. Посидите со мной, отдохните, промочите горло. – Его мясистая лапища схватила меня за запястье.

Я как раз пыталась сообразить, как лучше отклонить его предложение: ударить в пах или выцарапать ему глаза – когда мои размышления прервал сиплый смешок.

– Давай, Дарвин, усади кошечку к себе на колени, – сказал другой мужчина, срывавший со стены бумажки, развешанные через каждые несколько футов. – Приласкай. Вот веселье-то будет, когда Эрда твоя вернется. Я бы посмотрел, что она с тобой на этот раз сделает. И соверена б не пожалел. Останешься с пустым гнездом.

Дарвин отпустил мою руку и пробурчал:

– Да то была всего лишь царапина, Рэй. Эрди просто пошутила. У меня гнездо цело.

– Ну это пока, – усмехнулся Рэй, срывая очередной листок. Дарвин бросил на него сердитый взгляд, вернулся к своему костру, уселся на место и, боязливо оглядевшись по сторонам, закинул ногу на ногу.

– Спасибо, – сказала я своему спасителю. – Мистер…

– Теккери. Рэймонд Теккери. – Он переложил листы бумаги в одну руку, а другой провел по коротко остриженным седым волосам. – Дарвин, чтоб вы знали, мисс, не худший здешний экземпляр. Это место кишит нечестивцами, которые любого обуют, дай им только шанс, а то и чего похуже.

– А вы, мистер Теккери? – робко поинтересовалась я. – Вы не один из них?

Он издал еще один лающий смешок.

– А вы за словом в карман не полезете! Я мог бы сказать «нет», но кто ж его знает?

– Послушайте, сэр, мне просто нужно место для ночлега, совсем ненадолго. А еще корм и вода для лошади.

– У всего своя цена, мисс. Я не то что старик Дарвин, под юбку вам не полезу, но и кормить каждого бродягу, ясное дело, не собираюсь. Деньги у вас есть?

– Нет. Извините.

Он равнодушно пожал плечами:

– Не свезло. Ну, тогда нам с вами толковать не о чем, разве что… – Он почесал подбородок. – А кобыла ваша, она эмпирейская?

– Я не стану ее продавать, – прищурилась я.

Еще один листок расстался с гвоздем и попал в стопку.

– Я предложу вам хорошую цену, за такую-то хилую кобылку. Она вон еле на ногах держится.

– Нет. Она не продается. Ни за какую цену.

– Цена есть у каждого. Я бы мать родную продал, ежели бы нашелся богатый покупатель. – Он снова пожал плечами. – Но за такую хитрую мегеру много не дадут. Ну, вам же хуже. У меня в конюшне свежая солома, и я как раз собирался поесть похлебки. – Он повернулся ко мне спиной.

– Постойте! – Я достала из кармана браслет и сняла с него вторую подвеску. – Может, это примете? – Я протянула на ладони грифона с топазовыми глазами. Грифон был изображен вставшим на дыбы; его передние лапы заканчивались острыми когтями, а из распахнутого клюва торчал длинный изогнутый язык.

Рэй приподнял брови.

– Ну… это, пожалуй, пойдет. – Не успела я и глазом моргнуть, как подвеска исчезла в складках его лохмотьев. – Сюда, значится, мисс.

Он повел меня к месту своей стоянки, по дороге продолжая срывать со стены листки.

– Королевские указы, – сообщил он, заметив мое любопытство. – Король Донал подписывает их по три штуки в неделю и велит развешивать по обе стороны стены. Требует, чтоб его благодарили и хвалили за всякое разное, а благодарить и хвалить-то не за что. Всякий раз, когда выходит новое… это… постановление, все думают, мол, куда уж глупее… а потом появляется следующее. – Мы остановились у ветхой конструкции из веток, скрепленных бечевкой, которая была прислонена к стене города и покрыта парочкой тонких шкур. – Я их собираю, чтоб огонь разводить, смекаете? На одно только он и годится, старик Донал: разводить огонь. – Он сел на корточки возле дымящегося кострища, смял листы в шарики и, тихонько посмеиваясь, стал подбрасывать их на тлеющие угли.

– Это и есть ваша конюшня? – разочарованно протянула я. – А чем здесь так пахнет?

– Ах, это! – Он ткнул пальцем вверх. – Это всего-навсего старик Гилрой.

Высоко над нашими головами из стены выступал крючок, а на нем болталась железная клетка для повешения. Оттуда торчали кости и шматы разлагающейся плоти, которые когда-то были человеком. Мой пустой желудок неприятно сжался.

– Гилрой был моим другом, – сказал Рэй, почтительно приподняв шляпу. Призрак выглянул из-за прутьев клетки и отсалютовал, хотя Рэй этого не увидел. – Попал в немилость к его величеству. Обыграл его в карты, причем по-честному. Оглянуться не успел… – Он провел пальцем по горлу. – А все ж таки Гилрой сам виноват. Не надо было соваться в «Чарку и кувшин». Всякий знает: это Доналов любимый шлюший дом. И уж точно не надо было садиться играть с этим выродком, как бы сильно ты ни нализался. Но наш Гилрой никогда не блистал умом.

Дух Гилроя показал ему из клетки неприличный жест.

– Чего уж теперь, – продолжал Рэй. – Зато благодаря Гилрою никто не это… не посягает на мою территорию. Ну и не забывает.

– О чем? – спросила я, прикрывая нос рукой.

– О хрупкости бытия, ясное дело. И о том, что король наш Донал тот еще паскудник. Продул в карты – казнит победителя, да еще издает указ о запрете карточных игр. – Он сунул мне в руки миску. – Нате, кушайте на здоровье.

Похлебка оказалась едва теплой водичкой, в которой плавали куски того, что когда-то можно было назвать овощами.

– Спасибо, – произнесла я со всей искренностью, на какую только была способна, и отвела Фаладу в покосившееся стойло.

Солома была более-менее чистой – хотя бы тут Рэймонд не подкачал. Сделав пару глотков похлебки, я отдала остатки Фаладе и пробежала пальцами по ее белому бочку.