Кровавый век. Дух воина

– Вьёрд, скажи честно, почему ты поплыл со мной?

Кузнец тряхнул головой, но не ответил. На лбу пролегла глубокая складка. От молчания друга Брудвару стало досадно. Вождь не выдержал.

– Помню, ты так резко изменился после гибели дружины. Да тебя будто подменили! Ты отказался пойти ко мне на службу, а ты знаешь, я бы тебя не обидел. Ладно, плевать на службу, не всем Скаймонд по душе, но ты мог занять мое место и возродить дружину. Но ты уступил Грайдис и не вступил в ее отряд. Ты хотел мира, я помню. Но получив его, ты… Ты стал другим. Другим, понимаешь? Ты отдалился. И я не вижу, чтобы мир сделал тебя счастливее. Но время идет, а ты так ничего и не объясняешь мне. Мы много пережили с тобой, и, ты уж не обижайся, я считаю, что не заслужил такого отношения. Уж мне, МНЕ, ты бы мог сказать, что с тобой происходит!

– Я…

– Дай договорить, – распалялся вождь. – Да, в последние годы ты вроде как стал напоминать себя прежнего. Но я-то вижу, что с тобой не все хорошо. И кровь на твоем молоте не убедит меня в обратном… – Брудвар жадно выпил, задрав подбородок кверху. Внутри него все кипело, хотелось сказать что-то резкое, выплеснуть всю злость наружу. Хотелось, чтобы Вьёрд понял его чувства. Но Брудвар, уже второй раз за ночь, остановил себя, осознав, что перебрал. Как раз вовремя, потому что друг потянулся за флягой, неспешно глотнул, после чего изрек:

– Мне просто тяжело говорить об этом. И стыдно. – По заросшим скулам заходили желваки.

«Стыдно?!» – Брудвара словно окатили бадьей ледяной воды. Вьёрд был одним из немногих мужчин на его памяти, которые не снимали напряжение после битв, насилуя мирное население или отрезая ему пальцы. Он вообще всегда старался поступать по совести и действовать в соответствии со своими принципами. Брудвар пытался жить так же, но понимал, что у него это получалось хуже.

– Что бы ты ни натворил, уверен, ты зря себя коришь, – как можно мягче сказал вождь.

– Дело не в этом, – Вьёрд закусил губу. Взгляд его стал таким грустным и тоскливым, будто он впитал в себя всю горечь и боль мира. – Я не могу иметь детей. А ты не представляешь, как я хотел бы этого. Я бы все отдал за эту возможность…

Брудвар замолчал. Он и представить не мог, что речь пойдет об этом. Пока не знал, что следует сказать, чувствуя смущение за недавний порыв.

– Ты знаешь, после гибели дружины я и впрямь решил, что настало время для перемен. Еще и Одноглазый со своим последним словом… Ну, ты помнишь, знаешь, наверное…

– Помню, знаю.

– Я думал, что уж в этот-то раз Предки не откажут мне в продолжении рода и все получится. Но нет. Чуда, чтоб его, не случилось.

– Почему ты думаешь, что дело в тебе?

– Я это знаю, – твердо сказал Вьёрд. – Ты помнишь сколько у меня было жен еще до того, как ты стал вождем?

– Ну, пять уж точно.

– Восемь, Брудвар, восемь.

– И что с того? Всякое бывает, не сошлись характерами.

– Да нет, это я так тебе говорил. Правда была в том, что ни одна из них не понесла от меня.

– Значит, плохо старался.

– Перестань, – отрезал кузнец. – А сколько у меня было рабынь? Я покупал и трахал их дюжинами, но ни одна, понимаешь, ни одна не родила мне сына или дочку! Вот и в последний раз ничего не вышло… Когда молитвы перестали помогать, я обратился к шаманам и лучшим костоправам, которых смог отыскать. Немногие осмелились сказать мне правду в лицо. Те, кто посмелее, сказали, что, скорее всего, я отморозил яйца еще в детстве, – со злостью произнес мужчина. – Студеный берег, да поглотит его Бездна, сделал меня бесплодным.

Вождь помнил ту историю. Однажды юный соратник чуть было не погиб, провалившись под лед. Да и вообще, кузнец часто вспоминал, в каких суровых условиях ему приходилось раньше жить и как он постоянно мерз. Вьёрд, хоть и был северянином, ненавидел зимы.

– Разве никто из шаманов не может тебе помочь? Да быть такого не может!

Вьёрд скривился.

– Думаешь, я не слушал их советов? Ха, как бы не так! Я много чего испробовал, поверь, очень много. Проклятие, да я жрал высушенный член кабана и запивал его отваром семян подорожника! – Мужчина взял камень и швырнул его в темень. – Расскажешь кому-нибудь – убью, – буркнул в конце.

– Ну и дела, – Брудвар покачал головой. – Мы живем в мире, населенном богами и духами, полном диковинных вещей. В мире, где шаманы могут убивать чудовищ словом и лечить почти мертвых. И… И никто не может помочь тебе?

– «Иерония», как сказал бы Одноглазый.

– Ага, так и сказал бы.

– В конце концов я понял, что мирной жизни мне уже не видать, и пошел за тобой, – голос Вьёрда стал тихим, как журчание ручья. – Вот и вся правда. Кто знает, может быть, на этом берегу Стылого моря найдется способ что-то изменить?

Вождь придвинулся к соратнику, закинул руку ему на шею и полуобнял.

– Если он есть, будь уверен, мы найдем его. Слышишь меня? Найдем! – Разгоряченный от хмеля и светлого прилива дружеских чувств, он искренне хотел помочь Вьёрду и верил в то, что все получится. Не знал как, но верил.

– Да когда тебе его искать-то? – осклабился кузнец. – Вишь, каким важным человеком стал.

– Найдем, ты не переживай. Вот разберусь с Императором, и тогда заживем…

– Нет, Брудвар, это вряд ли. И ты лучше меня это знаешь. Вождь меньше всех властен над своим временем. У тебя полно других забот. Так что, как раньше, уже не будет. Тут я сам по себе.

– Ну, может, ты и прав, – Брудвар не стал отрицать очевидное, хотя ему хотелось продолжить спор.

Друзья притихли. Выпили, думая каждый о своем. О прошлом, о днях былой и стремительной молодости. О серебре в волосах, которым наградило их время.

– На самом деле я уже смирился с… этим, – безрадостно прошептал Вьёрд. – Вряд ли здесь что-то можно изменить. Просто… Просто это так обидно. – Глаза кузнеца увлажнились, засияли, отражая свет звезд.


Брудвару было горько от понимания того, что он ничем не может помочь другу. В то же время он осознавал, что если соратник будет продолжать в том же духе, то в конце концов зачахнет и потеряет интерес к жизни. А этого нельзя было допустить. Вождь вспомнил о том, что когда-то не раз выручало его в минуты отчаяния и безысходности. В мыслях родилось одно сравнение, которое показалось ему удачным.

Он сжал плечо друга, придал голосу металла и, глядя в лицо, сказал:

– В жизни много смыслов. Ты должен найти себе другой, тот, от которого твое сердце будет петь и плясать.

– Хм, в этом я тебе всегда завидовал. Ты всегда умел их находить. Даже когда твой отец отказал тебе в праве на трон. И когда Аструд изменила тебе.

– Да, что и говорить, нелегкое было время. Но я справился. Справишься и ты. Иногда жизнь похожа на повозку, которую засыпал снег. Можно ждать, пока он растает, и потом двинуться дальше. А можно сделать усилие и расчистить ее самому, не дожидаясь прихода тепла. Но правда такова, мой друг, что ты не можешь знать, настанет для тебя весна или нет. Тебе пора идти дальше, – подвел итог вождь, – хочешь ты этого или нет.

Вьёрд не ответил, но его глаза лучились благодарностью.

– Найди новый смысл и кати свою повозку к нему, ты сможешь это. И, Вьёрд… Мне не очень удобно говорить об этом, предлагать такое, но скажу, что думаю, а ты уж сам разберешься. Многие жены не дождутся своих мужей после войны. Ты всегда сможешь взять кого-нибудь из них под свое крыло, и их детей тоже.

– Я думал об этом. – Кузнец почесал щеку. – Но свое, конечно, всегда ближе…

– У тебя большое сердце. В нем хватит места не только для тех, кто с тобой одной крови.

– Хах, возможно, – едва заметно улыбнулся кузнец. Хандра ушла с его лица. – Спасибо.

Вот теперь Брудвар узнал Вьёрда! Перед ним был тот же мальчуган, что и в детстве, с живым и добрым, никогда не унывающим взглядом. Ну да, он отрастил бороду, заимел большущую мозоль в области живота, вырос, раздался вширь и оброс мышцами. Но это был тот же самый Вьёрд, с которым они истоптали тысячи миль и побывали в стольких переделках, что хватило бы и его правнукам.

Разговор принял куда более открытый и беспечный характер. Страже было велено принести еще выпивки, а Вьёрд и Брудвар принялись по десятому разу обсуждать битву, не забывая в очередной раз поминать павших.

– Слушай… Ну а ты-то сам как? – Кузнец икнул. – Как себя чувствуешь? – язык Вьёрда заплетался, но соратник не выпускал из рук фляги.

Вождь подумал о грядущих переговорах с послами. Об указаниях, которые нужно будет со дня на день раздать фэрлам. О том, какие испытания ждут его армию. В голове постоянно крутились сотни мыслей. Просто до ближайшего утра он старался держать их под замком.

– Чувствую, что еще долго не смогу уснуть.

– Нет покоя заднице на троне, – глубокомысленно заметил Вьёрд, выдав очередную «мудрость» и уловив настрой друга.

– Это уж точно.

– Ну а по Нарьяне-то своей скучаешь, нет?

– Конечно.

– Она славная. Странная, но славная, этого не отнять.

– Ей нелегко пришлось.

– Ну а кому вообще в этой жизни легко? Не считая тебя, – усмехнулся Вьёрд.

– Она – якорь, который держит меня на плаву. Думаю о ней – и все сразу становится проще. Жаль только, что увидимся еще не скоро. Но когда это произойдет, – вождь представил, как вместе с Нарьяной и дочерью лежит в поле цветов, – Эргунсвальд останется без вождя.

– Эх, Брудвар-Брудвар. У тебя есть все: титул, сыновья, любимая женщина. Чего тебе неймется-то, а? – то ли в шутку, то ли серьезно спросил Вьёрд.

– Мне не дает покоя мой смысл.





* * *


Перед рассветом, когда глаза друзей уже слипались, а их слова напоминали мычанье коров, кузнец воскликнул, взметнув палец кверху:

– Ого! Глянь-ка! Видел, нет?!

Короткий, но яркий росчерк полоснул небо, исчезнув так быстро, словно был мороком.

Брудвар, как и Вьёрд, нахмурился, заметив падающую звезду. Но больше по привычке, зная, что веками это толковалось шаманами как дурной знак.

– Не к добру это.

– Возможно. Для Империи. Для нас – к удаче.





* * *