Кристалл времени
Часть 48 из 94 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
На мгновение я увидела ее лицо – спокойное, внимательное, такое лицо, словно она сама, по своей доброй воле шла вместе с Райеном, легко положив ладонь на его могучее предплечье. Софи нас не видела.
Потом она исчезла.
В комнате повисла тишина. Тедрос смотрел на меня. Несомненно, увидев Софи, воркующую с Райеном, он был еще сильнее выбит из колеи. Да и я тоже, если честно. Мне очень не хотелось, чтобы студенты почувствовали мое смущение, и я уверенным «деканским» тоном приказала:
– Садимся, – и первой заняла свое место за накрытым столом.
Присесть я поспешила не потому, что так уж проголодалась. Просто слишком ослабло мое уставшее старое тело, и мне необходимо было на время забыть о нем, чтобы собраться с мыслями и подумать.
Вначале никто не спешил присоединиться ко мне, но потом первым не утерпел Тедрос, он решительно уселся на стул (предназначенный, между прочим, для Богдена) и переложил с блюда на свою тарелку самый большой ломоть оленины. Схватил вилку, нож и принялся энергично жевать, глядя в пустоту своими по-прежнему полными страха глазами.
Вскоре за столом уже сидели все. Какое-то время мои студенты молча набивали свои изголодавшиеся желудки, потом нахохлились, нахмурились, вспомнив о том, кто приготовил для них эту трапезу, а самое главное, почему.
– Он издевается над нами, да? – жалобно спросил Уильям.
– Свинью всегда кормят до отвала перед тем, как зарезать, – мрачно ответил ему Богден.
– Что, так и будем сидеть здесь, как кинсеаньера… э… девочки-подростки, и ждать, когда нас поведут убивать? – вспыхнула Валентина.
– Да, нужно что-то делать, – поддержал ее Айя.
Они инстинктивно посмотрели на Тедроса, который то и дело косился на стоящих возле дверей пиратов, они стояли с непроницаемыми лицами, положив ладони на эфес своих сабель. У нас, разумеется, оружия не было. Напасть на охранников? Нет, ничего не выйдет, просто в этом случае нас убьют, так и не доведя до плахи. При этом охранники внимательно прислушивались к тому, что мы говорим, понимая, очевидно, что Райен не только едой искушает нас, но и дразнит иллюзией побега. Да, здесь все продумано наперед.
Я чувствовала, как крутятся колесики в голове Тедроса, понимая при этом, что любой его план будет обречен на провал в ту же секунду, как только он озвучит его.
А затем я вновь ощутила знакомое покалывание в пальцах.
Это был ответ на мой молчаливый вопрос о том, что же делать и где искать выход из положения.
Ответ был близок… очень близок…
Но вновь так и не открылся мне, исчез в самый последний момент, словно испугавшийся яркого света призрак.
– А у вас самой есть фея-крестная, профессор? – спросил меня Тедрос. От напряженных мыслей по его лицу пролегли глубокие морщины. – Кто-то, кто приходит на помощь, когда она нужна вам?
Мне хотелось сказать Тедросу, чтобы он помолчал. Чтобы не мешал мне думать…
Но тут во мне вновь шевельнулось мое шестое чувство.
На этот раз оно побуждало меня ответить на вопрос Тедроса. Рассказать ему мою историю.
Зачем?
Ну, узнать это можно было только одним способом.
– Да, своих покровителей имеют даже феи-крестные, – напряженным тоном начала я, глядя в окно на начинающее светлеть небо. – К выпускным экзаменам в Школе Добра и Зла я пришла в ранге лидера, но провалила выпускной тест. Не смогла убить мерзкую ведьму, которая заманивала детей в свой пряничный домик.
– Это была мать Эстер? – спросила Николь.
– Совершенно верно. Если бы я успешно справилась со своим заданием, Эстер никогда не появилась бы на свет. Эстер родилась спустя много-много лет, это стало возможно благодаря черной магии, позволившей ведьме родить ребенка даже в глубокой старости. А тест свой я провалила по очень простой причине – у меня не было склонности к насилию, даже если речь шла о ведьме, пожирающей детей. Мою судьбу круто изменил Мерлин. Его часто приглашали тогда консультантом в Школу Добра, а на моем четвертом курсе он даже преподавал целый семестр Добрых дел, когда наш прежний профессор срочно уволился из-за конфликта с начальником Комнаты Страха. Я была одной из любимых студенток Мерлина, поэтому он сказал нашему тогдашнему декану Аджани, что не видит смысла в том, чтобы ему самому продолжать преподавать Добрые дела, когда прямо в Школе есть прекрасный кандидат на эту должность. Как вы можете догадаться, этим кандидатом Мерлин считал меня. Декан Аджани не мог не прислушаться к мнению такого уважаемого волшебника, как Мерлин. Короче говоря, мне изменили дипломный тест, я его успешно прошла и стала самым юным в истории преподавателем в Школе Добра.
– Значит, это Мерлин стал вашей феей-крестной? – сказал Богден. – Или крестным отцом. Ну, не важно.
– Нет, – ответила я, еще глубже погружаясь в свои воспоминания. – Потому что я не до конца чувствовала себя на своем месте, став преподавателем. И став деканом (этой чести я удостоилась спустя несколько лет) тоже. Что-то подсказывало мне, что я предназначена для чего-то бо́льшего, только никак не могла понять, в чем же заключается мое истинное предназначение. Как это ни странно может показаться, но следующим человеком, круто изменившим мою судьбу, стал король Артур.
– Мой отец? – ахнул Тедрос, едва не подавившись бисквитом.
Меня саму все сильнее затягивала моя собственная история. Было такое ощущение, что прошлое – это ключ к настоящему.
– После того как ты родился, твой отец попросил одного преподавателя из нашей Школы написать твой коронационный портрет. Свой собственный коронационный портрет Артуру ужасно не нравился, и он хотел заранее убедиться в том, что все будет в порядке хотя бы с твоим портретом, который повесят на стену, когда ты станешь королем после смерти отца. Тот преподаватель не только согласился написать твой портрет, он еще и меня с собой взял, так что все то время я тоже была здесь, в Камелоте.
– Так, значит, король Артур был вашим волшебником-крестным? – сгорая от нетерпения, воскликнул Уильям.
– Погоди секунду, – вклинился Тедрос, накладывая шоколадный пудинг на свою тарелку. – Леди Гримлейн говорила, что мой портрет написал провидец, сумевший сквозь время заглянуть в будущее и точно предсказать, как я буду выглядеть, когда стану юношей. Но раз вы говорите, что это был преподаватель из нашей Школы… – он широко раскрыл глаза и удивленно прошептал: – Профессор Садер? Это он был провидцем, написавшим мой портрет?
– Да, и мы с твоим отцом своими глазами следили за тем, как мазок за мазком ложатся на холст краски, – кивнула я, живо вспоминая о том, что все это происходило именно здесь, в этой самой комнате, и с веранды залетал ветерок, напоенный ароматом цветов. – Артур сам попросил, чтобы Август привез с собой декана, у которого в свое время будет учиться его новорожденный сын. Хотел, наверное, заранее дать мне почувствовать, какую ответственность я беру на себя за образование будущего короля. Гиневра любезно позволяла мне брать тебя на руки, хотя ты уже тогда был таким непоседой, столько хлопот доставлял… Ваша домоправительница, леди Гримлейн, тоже здесь была, только почти все время молчала. А когда твоя мать уносила тебя, леди Гримлейн начинала тосковать, я это чувствовала, и вскоре как-то так получилось, что с этой женщиной я стала общаться чаще, чем с королем. Разговаривали мы с леди Гримлейн в основном о житейских пустяках. О том, как она скучает по мальчишкам-близнецам, которых растит ее сестра, о том, как я сама сожалею о том, что у меня нет ни детей, ни сестер, ни братьев. Я замечала, что мое внимание шло на пользу леди Гримлейн, улучшало ее настроение. Заметил это и профессор Садер. Когда работа над портретом была завершена и мы с ним возвращались в Школу, он сказал, что на него произвело большое впечатление то, как я обращалась с Гримлейн, потому что это очень трудно – найти контакт с таким одиноким и замкнутым человеком, как она. У меня при этом появилось такое ощущение, что Август знает Гримлейн гораздо лучше, чем можно было предполагать. Затем он сказал, что, по его мнению, мои таланты как преподавателя и декана раскрываются не в полной мере, и предложил мне подумать о том, чтобы стать феей-крестной и помогать тем, кому это необходимо. Поначалу я отклонила эту мысль, я понятия не имела о том, что значит быть феей-крестной, эта работа казалась мне нудной и примитивной – чужую тоску-печаль разгонять да исполнять ерундовые желания. Но Август сумел переубедить меня и сделал мой хрустальный шар, в который вложил частицу своей и моей души. Этот хрустальный шар стал показывать мне людей, которым в Лесах нужна моя помощь. Именно моя помощь, не чья-то еще. И мне стало все больше нравиться приходить на помощь, откликаться на этот зов. Впервые за долгое время моя жизнь перестала замыкаться в рамках Школы Добра и Зла, стала выходить за ее пределы.
– Значит, это был не Мерлин и не мой отец. Это был профессор Садер, – сказал Тедрос. Разговор настолько увлек его, что он даже жевать перестал. – Он был вашим волшебником-крестным.
– Профессор Садер направил меня на нужный путь, – ответила я. – Это его лицо появляется, когда я смотрю в хрустальный шар. Во всяком случае, появлялось до тех пор, пока шар не сломался. Теперь он чаще буксует, чем работает.
– А кто его сломал? – спросил Айя.
– Хотите верьте, хотите нет, но сломал его Август! – покачала я головой. – Вроде бы пророк должен заранее все знать и предвидеть, но Август смахнул шар у меня со стола. Шар упал, и от него откололся большой кусок. Август предложил сделать для меня новый шар, но не успел, потому что вскоре после этого умер. Мерлин пытался починить шар, но тот изменил свои свойства. Вы сами видели, как он повлиял на меня, мои легкие так и не поправились до сих пор…
– Тогда почему вы до сих пор пользуетесь этим шаром? – спросила Николь.
На этот вопрос я отвечать не стала. Это должно остаться между мной и Мерлином.
– Сказать по правде, для того чтобы быть хорошей феей-крестной, обладать хрустальным шаром совершенно не обязательно, – сказала я. – Видеть и читать в человеческих сердцах – это всегда было моей сильной стороной, моим талантом. При этом без помощи магии, как это делала леди Лессо. Я уверена, что уж она-то смогла бы такие чудеса творить, будь у нее хрустальный шар! Честно говоря, я собиралась назвать Леонору своей Второй, но Август предупредил меня, чтобы я этого не делала.
Один из пиратов зевнул, и мое сердце радостно дрогнуло, я словно поняла наконец, зачем рассказываю все это. Словно мне стало понятно, к чему я должна стремиться. Я внимательно посмотрела на своих испуганных учеников и продолжила:
– Но сейчас, став старше, я поняла, что в конечном итоге и Август не был моим волшебником-крестным. Почему, спросите вы? Потому, что феи-крестные не могут вмешиваться в твою сказку и менять ее. Феи-крестные только лишь помогают тебе стать самим собой. В высшей степени самим собой. Меня не было рядом с Агатой, когда она посмотрелась в зеркало и поняла, что она прекрасна. Меня не было рядом с Золушкой, когда она танцевала с принцем. Но и та, и другая точно знали, что́ им в это время делать. Знали, потому что я научила их этому точно так же, как учу вас сейчас. Поймите, когда настанет час настоящего испытания, никто не встанет рядом с вами, чтобы спасти вас. Не появится фея-крестная, чтобы дать вам совет или взмахнуть своей волшебной палочкой. Когда вы будете гореть в огне, фея-крестная не прилетит, чтобы вытащить вас из него. Но внутри каждого из вас имеется то, что сильнее любой феи-крестной. То, что больше, чем Добро или Зло. То, что выше жизни и смерти. Та сила, которая заранее знает ответ на любой вопрос, даже если вы уже потеряли всякую надежду.
Теперь мои студенты внимательно, не мигая, смотрели на меня, сидели, затаив дыхание. Пираты, по-моему, тоже слушали.
– Названия этой силе нет, – сказала я. – Просто это та сила, что заставляет вставать по утрам солнце. Та сила, что заставляет Сториан писать сказки. Та сила, что приводит в этот мир каждого из нас. Сила, которая больше любого из нас. И знайте, что эта сила придет вам на помощь, когда придет время. Только когда придет время, не раньше и не позже. Эта сила придет и даст ответ на любые ваши вопросы. А если вы утратите эту силу или усомнитесь в ее существовании, как это много раз случалось со мной самой, вы должны лишь заглянуть в себя и спросить… Что заставляет биться мое сердце? – наклонилась я вперед. – Вот кто твоя истинная фея-крестная. Вот что придет тебе на помощь, когда ты всего сильнее будешь нуждаться в ней.
В комнате стояла тишина.
Я ждала ответа. Ждала знака, что они меня поняли.
Но вместо этого видела лишь напряженно наморщенные лбы, словно я говорила на каком-то непонятном языке. Пираты вновь принялись зевать, они устали слушать болтовню какой-то старой вороны.
Но один человек меня понял.
Тот, кто сидел на противоположной стороне стола.
Тедрос. Только он не хмурился, только у него глаза блестели точно так же, как когда-то сверкали они у Золушки и Агаты.
Принц пришел в себя, он пробудился.
Больше можно было ничего не говорить, все дальнейшее не имело никакого значения.
* * *
Когда настало время, никто из нас не успел ничего предпринять.
Охранники толпой ворвались в столовую, вытащили нас из-за стола, связали нам веревками руки. Пират с татуировками на лице надел на шею Тедроса ржавый ошейник и потащил принца на поводке, словно пса. Нас вывели из столовой и потащили по коридору и мостику на лестницу, которая спускалась во внутренний дворик. Оттуда было уже совсем недалеко до внешних ворот замка и подъемного моста, за которым, чуть ниже на склоне, был установлен помост с черной плахой. Небо над замком окрасилось в золотистые тона, с минуты на минуту должно было взойти солнце.
Первокурсники дрожали, не сводили испуганных глаз с эшафота, по которому расхаживал палач с огромным пузом, в надетом на голову черном капюшоне и черном кожаном фартуке. В руках он держал топор и помахивал им в воздухе – примерялся. Когда мы подошли ближе, палач посмотрел на нас и зловеще ухмыльнулся сквозь прорези маски. Первокурсники едва не попадали в обморок.
Совершенно иначе вел себя Тедрос.
С ним произошла какая-то перемена. Несмотря на свою драную, ставшую лохмотьями одежду, несмотря на покрытое синяками и ссадинами тело и татуированного пирата, волочившего его, словно собаку на поводке, принц выглядел сильнее и увереннее, словно идущий не на смерть, а на бой. Мы встретились с ним взглядом, и я вновь ощутила покалывание в ладонях – мое шестое чувство давало мне знать, что я способна найти выход из этой ситуации. Ловушка казалась смертельной, однако в ней должна была найтись дверца.
И тут я поняла…
Каждый раз, когда давало о себе знать мое шестое чувство, я смотрела на Тедроса.
Сейчас он удивленно поднял бровь, словно узнал, что я о чем-то догадалась.
Перед помостом, спиной к замку, стояла сотня правителей со всех Бескрайних лесов. Надев свои лучшие наряды, они пришли смотреть на казнь. Очевидно, правители съехались в Камелот на свадьбу Райена, и казнь была лишь еще одним блюдом в обширном праздничном меню. Мы подходили к ним сзади, и потому я увидела их раньше, чем они меня. Первым делом мне бросилось в глаза то, какими измученными выглядят эти правители. Было такое впечатление, будто они не спали сегодня всю ночь. Правители негромко переговаривались, из-под золотых корон и алмазных диадем смотрели их хмурые лица. Затем я обратила внимание на то, что у многих на руке нет серебряного кольца, положенного всем членам Совета Королей. У меня похолодело внутри.
Обращать внимание на серебряные кольца меня и леди Лессо приучил наш директор Школы – мы должны были проверять это, когда правитель просил о встрече с ним. Как правило, целью такой встречи была просьба о приеме в нашу Школу кого-то из родственников правителя. Эти серебряные кольца символизировали преданность его обладателя Сториану и были лучшим доказательством того, что перед тобой настоящий король или королева. Но теперь у половины правителей серебряного кольца на руке не было. Куда они исчезли, эти кольца, которые все без исключения лидеры государств носили на протяжении тысячелетий?
До меня долетали обрывки разговоров.
– Мой замок осадили и пытались поджечь, – говорила женщина, в которой я узнала императрицу из Путси, которая в свое время горячо уговаривала меня принять в Школу Добра ее сына. – Но как только я уничтожила свое кольцо, Райен послал в Путси своих людей, и бандиты тут же бежали прочь.
– А я думал, что мы с вами договорились о том, что сохраним кольца, – ответил ей герцог из Гаммельна. На его руке кольцо было. – Чтобы защитить Сториан. Чтобы защитить Школу.
– Но именно Школа и стоит за этими нападениями. Вы же слышали, что сказал король, – оправдывалась императрица. – Я тоже раньше в это не верила, а теперь верю. А для меня, знаете ли, на первом месте интересы моего народа.
– Ваш драгоценный замок для вас на первом месте, – язвительно поправил ее герцог.
Императрица хотела ему возразить, но увидела нас. Остальные правители тоже увидели, а мы тем временем подтягивались к ведущим на эшафот ступеням. Взглянув на лица правителей, я поняла, что они либо забыли о том, что мы тоже были схвачены и посажены в тюрьму, либо просто не знали, что сегодня утром должен будет умереть не только Тедрос. А узнав меня – декана Школы Добра, легендарную фею-крестную и хранительницу Пера, которое поддерживает жизнь в нашем мире, – они широко раскрыли глаза…
Но никто из них не шелохнулся.
Они просто стояли, сбившись в кучу, и ни один из них не попытался помочь мне и моим студентам. Почему? Да по той же причине, надо думать, по которой половина из них уничтожила свои кольца. Из страха…
Я взглянула в лицо принцессе из Альтазарры, вспомнила, как она однажды рыдала у меня на груди, когда мальчик, в которого она была влюблена на первом курсе, предал ее, чтобы победить в Испытании сказкой.
Потом она исчезла.
В комнате повисла тишина. Тедрос смотрел на меня. Несомненно, увидев Софи, воркующую с Райеном, он был еще сильнее выбит из колеи. Да и я тоже, если честно. Мне очень не хотелось, чтобы студенты почувствовали мое смущение, и я уверенным «деканским» тоном приказала:
– Садимся, – и первой заняла свое место за накрытым столом.
Присесть я поспешила не потому, что так уж проголодалась. Просто слишком ослабло мое уставшее старое тело, и мне необходимо было на время забыть о нем, чтобы собраться с мыслями и подумать.
Вначале никто не спешил присоединиться ко мне, но потом первым не утерпел Тедрос, он решительно уселся на стул (предназначенный, между прочим, для Богдена) и переложил с блюда на свою тарелку самый большой ломоть оленины. Схватил вилку, нож и принялся энергично жевать, глядя в пустоту своими по-прежнему полными страха глазами.
Вскоре за столом уже сидели все. Какое-то время мои студенты молча набивали свои изголодавшиеся желудки, потом нахохлились, нахмурились, вспомнив о том, кто приготовил для них эту трапезу, а самое главное, почему.
– Он издевается над нами, да? – жалобно спросил Уильям.
– Свинью всегда кормят до отвала перед тем, как зарезать, – мрачно ответил ему Богден.
– Что, так и будем сидеть здесь, как кинсеаньера… э… девочки-подростки, и ждать, когда нас поведут убивать? – вспыхнула Валентина.
– Да, нужно что-то делать, – поддержал ее Айя.
Они инстинктивно посмотрели на Тедроса, который то и дело косился на стоящих возле дверей пиратов, они стояли с непроницаемыми лицами, положив ладони на эфес своих сабель. У нас, разумеется, оружия не было. Напасть на охранников? Нет, ничего не выйдет, просто в этом случае нас убьют, так и не доведя до плахи. При этом охранники внимательно прислушивались к тому, что мы говорим, понимая, очевидно, что Райен не только едой искушает нас, но и дразнит иллюзией побега. Да, здесь все продумано наперед.
Я чувствовала, как крутятся колесики в голове Тедроса, понимая при этом, что любой его план будет обречен на провал в ту же секунду, как только он озвучит его.
А затем я вновь ощутила знакомое покалывание в пальцах.
Это был ответ на мой молчаливый вопрос о том, что же делать и где искать выход из положения.
Ответ был близок… очень близок…
Но вновь так и не открылся мне, исчез в самый последний момент, словно испугавшийся яркого света призрак.
– А у вас самой есть фея-крестная, профессор? – спросил меня Тедрос. От напряженных мыслей по его лицу пролегли глубокие морщины. – Кто-то, кто приходит на помощь, когда она нужна вам?
Мне хотелось сказать Тедросу, чтобы он помолчал. Чтобы не мешал мне думать…
Но тут во мне вновь шевельнулось мое шестое чувство.
На этот раз оно побуждало меня ответить на вопрос Тедроса. Рассказать ему мою историю.
Зачем?
Ну, узнать это можно было только одним способом.
– Да, своих покровителей имеют даже феи-крестные, – напряженным тоном начала я, глядя в окно на начинающее светлеть небо. – К выпускным экзаменам в Школе Добра и Зла я пришла в ранге лидера, но провалила выпускной тест. Не смогла убить мерзкую ведьму, которая заманивала детей в свой пряничный домик.
– Это была мать Эстер? – спросила Николь.
– Совершенно верно. Если бы я успешно справилась со своим заданием, Эстер никогда не появилась бы на свет. Эстер родилась спустя много-много лет, это стало возможно благодаря черной магии, позволившей ведьме родить ребенка даже в глубокой старости. А тест свой я провалила по очень простой причине – у меня не было склонности к насилию, даже если речь шла о ведьме, пожирающей детей. Мою судьбу круто изменил Мерлин. Его часто приглашали тогда консультантом в Школу Добра, а на моем четвертом курсе он даже преподавал целый семестр Добрых дел, когда наш прежний профессор срочно уволился из-за конфликта с начальником Комнаты Страха. Я была одной из любимых студенток Мерлина, поэтому он сказал нашему тогдашнему декану Аджани, что не видит смысла в том, чтобы ему самому продолжать преподавать Добрые дела, когда прямо в Школе есть прекрасный кандидат на эту должность. Как вы можете догадаться, этим кандидатом Мерлин считал меня. Декан Аджани не мог не прислушаться к мнению такого уважаемого волшебника, как Мерлин. Короче говоря, мне изменили дипломный тест, я его успешно прошла и стала самым юным в истории преподавателем в Школе Добра.
– Значит, это Мерлин стал вашей феей-крестной? – сказал Богден. – Или крестным отцом. Ну, не важно.
– Нет, – ответила я, еще глубже погружаясь в свои воспоминания. – Потому что я не до конца чувствовала себя на своем месте, став преподавателем. И став деканом (этой чести я удостоилась спустя несколько лет) тоже. Что-то подсказывало мне, что я предназначена для чего-то бо́льшего, только никак не могла понять, в чем же заключается мое истинное предназначение. Как это ни странно может показаться, но следующим человеком, круто изменившим мою судьбу, стал король Артур.
– Мой отец? – ахнул Тедрос, едва не подавившись бисквитом.
Меня саму все сильнее затягивала моя собственная история. Было такое ощущение, что прошлое – это ключ к настоящему.
– После того как ты родился, твой отец попросил одного преподавателя из нашей Школы написать твой коронационный портрет. Свой собственный коронационный портрет Артуру ужасно не нравился, и он хотел заранее убедиться в том, что все будет в порядке хотя бы с твоим портретом, который повесят на стену, когда ты станешь королем после смерти отца. Тот преподаватель не только согласился написать твой портрет, он еще и меня с собой взял, так что все то время я тоже была здесь, в Камелоте.
– Так, значит, король Артур был вашим волшебником-крестным? – сгорая от нетерпения, воскликнул Уильям.
– Погоди секунду, – вклинился Тедрос, накладывая шоколадный пудинг на свою тарелку. – Леди Гримлейн говорила, что мой портрет написал провидец, сумевший сквозь время заглянуть в будущее и точно предсказать, как я буду выглядеть, когда стану юношей. Но раз вы говорите, что это был преподаватель из нашей Школы… – он широко раскрыл глаза и удивленно прошептал: – Профессор Садер? Это он был провидцем, написавшим мой портрет?
– Да, и мы с твоим отцом своими глазами следили за тем, как мазок за мазком ложатся на холст краски, – кивнула я, живо вспоминая о том, что все это происходило именно здесь, в этой самой комнате, и с веранды залетал ветерок, напоенный ароматом цветов. – Артур сам попросил, чтобы Август привез с собой декана, у которого в свое время будет учиться его новорожденный сын. Хотел, наверное, заранее дать мне почувствовать, какую ответственность я беру на себя за образование будущего короля. Гиневра любезно позволяла мне брать тебя на руки, хотя ты уже тогда был таким непоседой, столько хлопот доставлял… Ваша домоправительница, леди Гримлейн, тоже здесь была, только почти все время молчала. А когда твоя мать уносила тебя, леди Гримлейн начинала тосковать, я это чувствовала, и вскоре как-то так получилось, что с этой женщиной я стала общаться чаще, чем с королем. Разговаривали мы с леди Гримлейн в основном о житейских пустяках. О том, как она скучает по мальчишкам-близнецам, которых растит ее сестра, о том, как я сама сожалею о том, что у меня нет ни детей, ни сестер, ни братьев. Я замечала, что мое внимание шло на пользу леди Гримлейн, улучшало ее настроение. Заметил это и профессор Садер. Когда работа над портретом была завершена и мы с ним возвращались в Школу, он сказал, что на него произвело большое впечатление то, как я обращалась с Гримлейн, потому что это очень трудно – найти контакт с таким одиноким и замкнутым человеком, как она. У меня при этом появилось такое ощущение, что Август знает Гримлейн гораздо лучше, чем можно было предполагать. Затем он сказал, что, по его мнению, мои таланты как преподавателя и декана раскрываются не в полной мере, и предложил мне подумать о том, чтобы стать феей-крестной и помогать тем, кому это необходимо. Поначалу я отклонила эту мысль, я понятия не имела о том, что значит быть феей-крестной, эта работа казалась мне нудной и примитивной – чужую тоску-печаль разгонять да исполнять ерундовые желания. Но Август сумел переубедить меня и сделал мой хрустальный шар, в который вложил частицу своей и моей души. Этот хрустальный шар стал показывать мне людей, которым в Лесах нужна моя помощь. Именно моя помощь, не чья-то еще. И мне стало все больше нравиться приходить на помощь, откликаться на этот зов. Впервые за долгое время моя жизнь перестала замыкаться в рамках Школы Добра и Зла, стала выходить за ее пределы.
– Значит, это был не Мерлин и не мой отец. Это был профессор Садер, – сказал Тедрос. Разговор настолько увлек его, что он даже жевать перестал. – Он был вашим волшебником-крестным.
– Профессор Садер направил меня на нужный путь, – ответила я. – Это его лицо появляется, когда я смотрю в хрустальный шар. Во всяком случае, появлялось до тех пор, пока шар не сломался. Теперь он чаще буксует, чем работает.
– А кто его сломал? – спросил Айя.
– Хотите верьте, хотите нет, но сломал его Август! – покачала я головой. – Вроде бы пророк должен заранее все знать и предвидеть, но Август смахнул шар у меня со стола. Шар упал, и от него откололся большой кусок. Август предложил сделать для меня новый шар, но не успел, потому что вскоре после этого умер. Мерлин пытался починить шар, но тот изменил свои свойства. Вы сами видели, как он повлиял на меня, мои легкие так и не поправились до сих пор…
– Тогда почему вы до сих пор пользуетесь этим шаром? – спросила Николь.
На этот вопрос я отвечать не стала. Это должно остаться между мной и Мерлином.
– Сказать по правде, для того чтобы быть хорошей феей-крестной, обладать хрустальным шаром совершенно не обязательно, – сказала я. – Видеть и читать в человеческих сердцах – это всегда было моей сильной стороной, моим талантом. При этом без помощи магии, как это делала леди Лессо. Я уверена, что уж она-то смогла бы такие чудеса творить, будь у нее хрустальный шар! Честно говоря, я собиралась назвать Леонору своей Второй, но Август предупредил меня, чтобы я этого не делала.
Один из пиратов зевнул, и мое сердце радостно дрогнуло, я словно поняла наконец, зачем рассказываю все это. Словно мне стало понятно, к чему я должна стремиться. Я внимательно посмотрела на своих испуганных учеников и продолжила:
– Но сейчас, став старше, я поняла, что в конечном итоге и Август не был моим волшебником-крестным. Почему, спросите вы? Потому, что феи-крестные не могут вмешиваться в твою сказку и менять ее. Феи-крестные только лишь помогают тебе стать самим собой. В высшей степени самим собой. Меня не было рядом с Агатой, когда она посмотрелась в зеркало и поняла, что она прекрасна. Меня не было рядом с Золушкой, когда она танцевала с принцем. Но и та, и другая точно знали, что́ им в это время делать. Знали, потому что я научила их этому точно так же, как учу вас сейчас. Поймите, когда настанет час настоящего испытания, никто не встанет рядом с вами, чтобы спасти вас. Не появится фея-крестная, чтобы дать вам совет или взмахнуть своей волшебной палочкой. Когда вы будете гореть в огне, фея-крестная не прилетит, чтобы вытащить вас из него. Но внутри каждого из вас имеется то, что сильнее любой феи-крестной. То, что больше, чем Добро или Зло. То, что выше жизни и смерти. Та сила, которая заранее знает ответ на любой вопрос, даже если вы уже потеряли всякую надежду.
Теперь мои студенты внимательно, не мигая, смотрели на меня, сидели, затаив дыхание. Пираты, по-моему, тоже слушали.
– Названия этой силе нет, – сказала я. – Просто это та сила, что заставляет вставать по утрам солнце. Та сила, что заставляет Сториан писать сказки. Та сила, что приводит в этот мир каждого из нас. Сила, которая больше любого из нас. И знайте, что эта сила придет вам на помощь, когда придет время. Только когда придет время, не раньше и не позже. Эта сила придет и даст ответ на любые ваши вопросы. А если вы утратите эту силу или усомнитесь в ее существовании, как это много раз случалось со мной самой, вы должны лишь заглянуть в себя и спросить… Что заставляет биться мое сердце? – наклонилась я вперед. – Вот кто твоя истинная фея-крестная. Вот что придет тебе на помощь, когда ты всего сильнее будешь нуждаться в ней.
В комнате стояла тишина.
Я ждала ответа. Ждала знака, что они меня поняли.
Но вместо этого видела лишь напряженно наморщенные лбы, словно я говорила на каком-то непонятном языке. Пираты вновь принялись зевать, они устали слушать болтовню какой-то старой вороны.
Но один человек меня понял.
Тот, кто сидел на противоположной стороне стола.
Тедрос. Только он не хмурился, только у него глаза блестели точно так же, как когда-то сверкали они у Золушки и Агаты.
Принц пришел в себя, он пробудился.
Больше можно было ничего не говорить, все дальнейшее не имело никакого значения.
* * *
Когда настало время, никто из нас не успел ничего предпринять.
Охранники толпой ворвались в столовую, вытащили нас из-за стола, связали нам веревками руки. Пират с татуировками на лице надел на шею Тедроса ржавый ошейник и потащил принца на поводке, словно пса. Нас вывели из столовой и потащили по коридору и мостику на лестницу, которая спускалась во внутренний дворик. Оттуда было уже совсем недалеко до внешних ворот замка и подъемного моста, за которым, чуть ниже на склоне, был установлен помост с черной плахой. Небо над замком окрасилось в золотистые тона, с минуты на минуту должно было взойти солнце.
Первокурсники дрожали, не сводили испуганных глаз с эшафота, по которому расхаживал палач с огромным пузом, в надетом на голову черном капюшоне и черном кожаном фартуке. В руках он держал топор и помахивал им в воздухе – примерялся. Когда мы подошли ближе, палач посмотрел на нас и зловеще ухмыльнулся сквозь прорези маски. Первокурсники едва не попадали в обморок.
Совершенно иначе вел себя Тедрос.
С ним произошла какая-то перемена. Несмотря на свою драную, ставшую лохмотьями одежду, несмотря на покрытое синяками и ссадинами тело и татуированного пирата, волочившего его, словно собаку на поводке, принц выглядел сильнее и увереннее, словно идущий не на смерть, а на бой. Мы встретились с ним взглядом, и я вновь ощутила покалывание в ладонях – мое шестое чувство давало мне знать, что я способна найти выход из этой ситуации. Ловушка казалась смертельной, однако в ней должна была найтись дверца.
И тут я поняла…
Каждый раз, когда давало о себе знать мое шестое чувство, я смотрела на Тедроса.
Сейчас он удивленно поднял бровь, словно узнал, что я о чем-то догадалась.
Перед помостом, спиной к замку, стояла сотня правителей со всех Бескрайних лесов. Надев свои лучшие наряды, они пришли смотреть на казнь. Очевидно, правители съехались в Камелот на свадьбу Райена, и казнь была лишь еще одним блюдом в обширном праздничном меню. Мы подходили к ним сзади, и потому я увидела их раньше, чем они меня. Первым делом мне бросилось в глаза то, какими измученными выглядят эти правители. Было такое впечатление, будто они не спали сегодня всю ночь. Правители негромко переговаривались, из-под золотых корон и алмазных диадем смотрели их хмурые лица. Затем я обратила внимание на то, что у многих на руке нет серебряного кольца, положенного всем членам Совета Королей. У меня похолодело внутри.
Обращать внимание на серебряные кольца меня и леди Лессо приучил наш директор Школы – мы должны были проверять это, когда правитель просил о встрече с ним. Как правило, целью такой встречи была просьба о приеме в нашу Школу кого-то из родственников правителя. Эти серебряные кольца символизировали преданность его обладателя Сториану и были лучшим доказательством того, что перед тобой настоящий король или королева. Но теперь у половины правителей серебряного кольца на руке не было. Куда они исчезли, эти кольца, которые все без исключения лидеры государств носили на протяжении тысячелетий?
До меня долетали обрывки разговоров.
– Мой замок осадили и пытались поджечь, – говорила женщина, в которой я узнала императрицу из Путси, которая в свое время горячо уговаривала меня принять в Школу Добра ее сына. – Но как только я уничтожила свое кольцо, Райен послал в Путси своих людей, и бандиты тут же бежали прочь.
– А я думал, что мы с вами договорились о том, что сохраним кольца, – ответил ей герцог из Гаммельна. На его руке кольцо было. – Чтобы защитить Сториан. Чтобы защитить Школу.
– Но именно Школа и стоит за этими нападениями. Вы же слышали, что сказал король, – оправдывалась императрица. – Я тоже раньше в это не верила, а теперь верю. А для меня, знаете ли, на первом месте интересы моего народа.
– Ваш драгоценный замок для вас на первом месте, – язвительно поправил ее герцог.
Императрица хотела ему возразить, но увидела нас. Остальные правители тоже увидели, а мы тем временем подтягивались к ведущим на эшафот ступеням. Взглянув на лица правителей, я поняла, что они либо забыли о том, что мы тоже были схвачены и посажены в тюрьму, либо просто не знали, что сегодня утром должен будет умереть не только Тедрос. А узнав меня – декана Школы Добра, легендарную фею-крестную и хранительницу Пера, которое поддерживает жизнь в нашем мире, – они широко раскрыли глаза…
Но никто из них не шелохнулся.
Они просто стояли, сбившись в кучу, и ни один из них не попытался помочь мне и моим студентам. Почему? Да по той же причине, надо думать, по которой половина из них уничтожила свои кольца. Из страха…
Я взглянула в лицо принцессе из Альтазарры, вспомнила, как она однажды рыдала у меня на груди, когда мальчик, в которого она была влюблена на первом курсе, предал ее, чтобы победить в Испытании сказкой.