Крик
Часть 11 из 60 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Он сказал, нужно позаботиться о репутации больницы – дескать, в секторе C мрачно и грязно… Но я с вами согласен, тут дело нечисто.
– С какой целью директор ставил опыты на пациентах, которых вы по его приказу приводили на подвальный этаж?
– Вы и об этом узнали? Извиняюсь, не в курсе. Единственное, что могу сказать, – это что Четыре-Восемь-Восемь в последний раз был в подвале два дня назад. Я сам его туда привел, ждал в коридоре и услышал крик… честное слово, прямо-таки нечеловеческий. Я чуть не обделался от страха.
«Опять этот нечеловеческий крик», – мысленно отметила Сара. Показания свидетелей обросли странными подробностями, но это не помогло ей продвинуться в расследовании.
– Кто-нибудь навещал пациента Четыре-Восемь-Восемь в «Гёустаде»? – спросила она.
Леонард Сандвик цинично хмыкнул:
– Как это ни печально, никто. За тридцать шесть лет я не видел ни одного посетителя, желавшего пообщаться с нашим крикуном. Он старел в одиночестве, день за днем, в своей палате… Инспектор, что теперь со мной будет?
Интуиция подсказывала Саре, что от Сандвика она больше ничего не добьется – либо он уже рассказал все, что знает, либо они с Элиасом Лунде ловко ее обманывают.
– Госпожа инспектор, можно мне позвонить жене? – спросил санитар с отчаянием человека, осознавшего, что его жизнь пошла прахом.
– Позвоните через два часа, когда в вашем доме закончится обыск. Вы останетесь под стражей еще на сутки.
Сандвик подавленно уставился в пол.
Закрыв за собой дверь, Сара подозвала офицера Ганса.
– Что-нибудь выяснили? – спросил он, запирая замок.
– Оба санитара признались в том, что перенесли труп в другую палату, но всю ответственность перекладывают на директора. И уверяют, что не знают, с какой целью Ханс Грунд ставил опыты на пациентах в подвале больницы. Отчет о вскрытии еще не готов?
– Пока нет. А Ханс Грунд не вышел из комы.
– Съезжу-ка я… – Сара не договорила – пришлось опереться рукой о стену и закрыть на секунду глаза, чтобы справиться с головокружением.
– Вам плохо? – забеспокоился помощник.
– Нет, все в порядке, просто последствия пожара. Съезжу-ка я перекусить.
– По-моему, вам лучше поехать домой и отдохнуть.
– Времени нет, – отрезала Сара.
К своему внедорожнику она шла, осторожно ступая, а сев за руль, поднесла руку к ключу зажигания и замерла. Было одиннадцать утра, сил никаких не осталось. Что делать дальше? Погрузиться в работу, чтобы не думать о личной жизни, и рассчитывать на допинговый эффект адреналина, а потом грохнуться в обморок где-нибудь посреди управления в окружении обалдевших коллег? Мало того что это не пойдет на пользу ее репутации, так ей же еще на дверь укажут – принудительно отправят в отпуск, отстранив от расследования. А это худшее, что сейчас с ней может случиться. Именно сейчас.
Тогда, наверное, надо часок поспать. А где? В машине? Здесь не удастся толком отдохнуть. Дома? От одной только мысли о доме у Сары начинался приступ паники. У сестры? Но у нее сейчас не хватит энергии ни на объяснения, ни на то, чтобы сдержать истерику. Да и отлучаться надолго в разгар расследования нельзя. Однако организм не оставлял ей выбора: руки и ноги мелко дрожали, горло сводило от подступавших рыданий.
В этот момент завибрировал мобильник на пассажирском сиденье – пришла эсэмэска. На экране со всем цинизмом высоких технологий высветился отправитель: «Любимый».
«Когда у тебя будет время уладить формальности по поводу развода?»
Телефон выскользнул у Сары из рук. Двигаясь, как проржавевший автомат, она завела мотор, и внедорожник, развернувшись в тени огромного здания Главного управления полиции, помчался к скромному отелю на окраине Осло.
Глава 7
Сара проснулась внезапно. Сердце колотилось так, что казалось, сейчас затрещат ребра. Рядом на подушке звенел мобильный телефон. В руке она сжимала листок, на котором, перед тем как заснуть, набросала лицо старика с широко открытым в крике ртом и надписью на лбу «488». Но рисунок был едва различим, словно тонул в сумерках, хотя предполагалось, что сейчас самый разгар дня.
«Обожженный глаз воспалился! В рану попала инфекция! Я слепну!» – с ужасом подумала Сара. Потянулась к телефону, но как раз в этот момент звонок оборвался. Сквозь пелену она прочитала на экране имя судмедэксперта, а потом взгляд упал на время.
Рывком вскочив с кровати, Сара бросилась к окну и отдернула занавеску, чуть не сорвав ее с карниза, – сумеречная дымка перед глазами получила мгновенное объяснение, а другое опасение, из-за которого бушевало сердце, подтвердилось: со зрением все в порядке, просто на улице ночь. Фонари печально освещали неоновую вывеску отеля «Харальдшейм», в котором она сняла номер. Снова шел снег.
Было 23:36. Переизбыток эмоций в сочетании с лексомилом вырубил ее почти на двенадцать часов.
В журнале мобильника оказались десяток пропущенных вызовов и семь сообщений – текстовых и голосовых. Сара накинула парку, сбежала по лестнице, бросила ключ на стойку портье и выскочила в ледяную темноту, на ходу читая эсэмэски.
Первая была от айтишников – ее извещали, что фотографии стен палаты C32 загружены и доступны по ссылке с телефона. Вторая пришла около пяти часов от помощника, Норберта Ганса. Он писал, что пожар потушен, в здании найдены шестнадцать погибших, но пока не установлено, кто из них пациенты, кто сотрудники «Гёустада», а санитарам Эли-асу Лунде и Леонарду Сандвику разрешили позвонить домой и все еще держат под стражей.
Третья, полученная около 20:00, тоже была от Норберта. Он беспокоился из-за того, что от Сары нет вестей, и сообщал, что госпожа Грунд рвалась к мужу в больницу, но ее не пустили в интересах следствия. Сара мысленно одобрила это решение и открыла голосовую почту.
На первых же словах она хлопнула себя по лбу и пробормотала сквозь зубы: «Вот черт!»
«Привет, это я. Мы всё еще ждем тебя на праздничный ужин, Мойре уже не терпится. Это ее день рождения, но она приготовила подарок для тебя и очень хочет его вручить. Все время спрашивает, когда же ты придешь. Надеюсь, у тебя все хорошо. До скорого!»
Сара открыла дверцу внедорожника, села за руль и уже по тону сестры поняла, что будет в следующей записи.
«Так, Сара, уже двадцать один тридцать, Мойре пора укладываться! Она оставила корону, которую сама сделала специально для тебя, под дверью своей комнаты и думает, что ты придешь за подарком, пока она будет спать. Бедняжка, конечно, ужасно расстроилась, но вроде бы не обиделась на тебя. В общем, нам всем жаль, что ты пропустила ее пятый день рождения. Наверно, ты еще на работе и просто забыла… Вот даже интересно, как это Эрик столько лет терпит твой эгоизм!»
Сара включила громкую связь, положила телефон на сиденье и уставилась в окно. На стекле расплющивались снежные хлопья.
«Ох, Сара, прости меня за то, что я наговорила… Это было глупо и вообще неправда. Я ужасно за тебя беспокоюсь! Скажи, что ты не пострадала при пожаре в «Гёустаде»! Перезвони мне, пожалуйста. Целую тебя».
Последнее голосовое сообщение было записано в 23:34.
«Инспектор Геринген, Тобиас у аппарата. Слушайте, я тут только что закончил вскрытие… Задача оказалась потруднее, чем мне представлялось. Причина смерти… несколько неожиданная. Перезвоните скорее, а лучше приезжайте в лабораторию – по телефону будет сложно объяснить».
Сара включила зажигание, и внедорожник покатил к Университетской больнице Осло, расположенной в нескольких сотнях метров от «Гёустада». По дороге она позвонила Норберту Гансу и соврала, что провела весь день в библиотеке Психологического института – искала информацию по психопатологиям, которыми можно было бы объяснить смерть пациента 488, в какой-то момент потеряла счет времени, а когда спохватилась, возвращаться в Управление было уже поздно; поскольку читальный зал находится в подвальном помещении, мобильная связь там не работает, так что все сообщения она якобы получила только что, когда вышла на улицу.
Помощник, похоже, не удивился такому объяснению и заметил, что его обязанность как раз в том и состоит, чтобы у инспектора хватало времени спокойно поразмыслить над расследованием. Убирая мобильник в карман, Сара подумала, что Норберт, конечно, очень любезен, но еще одно такое исчезновение на целый день он ей не простит.
Едва припарковавшись на больничной стоянке, она отправила эсэмэску сестре:
«Дико извиняюсь, что пропала на весь день! Пожар в «Гёустаде» был настоящим кошмаром, я только что оттуда вырвалась. Со мной все в порядке. Расцелуй от меня Мойру в обе щечки и, пожалуйста, спрячь корону, которую она для меня сделала. Скажи, что это я приходила ночью и забрала. А когда завтра приеду, ты мне ее тайком передашь;-).
P. S. Я тоже приготовила подарок для Мойры. Надеюсь, ей понравится. Я вас люблю».
Сара нажала на иконку «Отправить» и открыла сообщение со ссылкой на фотографии, сделанные криминалистами. Перейдя по ссылке, пролистала снимки трупа и палаты в секторе А, добралась до рисунков из палаты C32 и сильно увеличила изображение, пытаясь различить на нем хоть какие-то внятные формы. Зачем директору понадобилось скрывать от посторонних взглядов эти каляки-маляки? Придется уделить им потом побольше времени, наверняка там что-то есть, а сейчас ее ждет Тобиас.
Накинув на голову подбитый мехом капюшон, Сара поспешила ко входу в то крыло Университетской больницы, где размещался Институт судебно-медицинской экспертизы.
В такой поздний час в заведении должна была царить тишина, но сюда привезли пострадавших на пожаре в «Гёустаде», расположенном по соседству, и больничный персонал, не отпущенный по домам после рабочего дня, суетился в коридорах и палатах. Из открытых дверей выскочила медсестра, случайно толкнув Сару, а когда повернулась на бегу, чтобы извиниться, чуть не опрокинула каталку с укрытым простыней трупом – вероятно, одной из жертв пожара, – которую санитар вез в морг.
В этой суматохе Сара кое-как добралась до судебно-медицинского сектора. Здесь никого не было, даже стало слышно, как каблуки ботинок глухо цокают по линолеуму. В лабораторию она вошла без стука.
На смотровом столе лежал обнаженный труп пациента 488. На дальней стене, прикрепленные к панели с белой подсветкой, висели рентгеновские снимки грудной клетки. Рядом стоял металлический столик с инструментами для вскрытия, еще блестевшими от крови.
Тобиас Ловструд, сидевший за компьютером, обернулся, услышав шаги.
– Инспектор Геринген! Рад вас видеть в столь поздний час! Неужто я удостоен чести быть причисленным к кругу избранных, которым даруется такая милость? Кстати, как вы себя чувствуете?
Сара прислонилась к стене.
– Тобиас, вы позвали меня, чтобы рассказать о причине смерти пациента. Итак, отчего он умер?
– Ну да, верно, я и забыл, что вы отвечаете только на один вопрос из трех. Но смею заверить, то, что вы сейчас узнаете, вызовет у вас целую лавину вопросов! Очень неожиданное дело. И даже невероятное! Сейчас я вам все покажу…
Судмедэксперт устремился к письменному столу, на котором были разложены фотографии жертвы в разных ракурсах, сразу отложил в сторону те, где крупным планом были сняты шрамы на лбу, и продолжил:
– Причину его смерти можно назвать самой ужасной из тех, что только можно себе представить, и при этом самой непостижимой. Однако сначала мне придется объяснить, как я пришел к такому выводу, иначе вы мне не поверите. – Тобиас ткнул пальцем в фотографию шеи. – Начнем по порядку. Этот человек определенно пытался себя задушить, но, как мы и предполагали, умер не от нехватки кислорода. Вскрытие показало, что подъязычная кость действительно цела, а трахея почти не повреждена. То есть присутствуют лишь поверхностные следы удушения, которое началось, но не было доведено до конца.
Сара качнула головой в знак согласия.
– Далее я занялся версией, предложенной санитарами «Гёустада», то есть начал искать признаки внезапной остановки сердца. На сердечной мышце обнаружились зоны некроза и фиброза, что однозначно свидетельствует об инфаркте.
Сара открыла рот, чтобы задать вопрос, но Тобиас ее опередил.
– О, я знаю, что вы сейчас скажете! – воскликнул он. – «Отличная работа, дорогой Тобиас, однако в конечном итоге любая смерть наступает из-за остановки сердца, так что это ничего не объясняет. Быть может, дорогой Тобиас, ты догадался, чем именно была вызвана остановка сердца в данном случае?» Вы ведь это хотели спросить, верно?
Сара едва заметно кивнула, усаживаясь на край письменного стола.
Тобиас указал на рентгеновский снимок грудной клетки:
– Закончив с сердцем, я заметил пятна на легких. Видите, вот они, здесь и здесь. Анализ крови показал, что это проявления силикоза. Иными словами, в легких присутствует минеральная пыль, которой пациент Четыре-Восемь-Восемь где-то надышался много лет назад. Но она, разумеется, не могла вызвать инфаркт и стать причиной смерти – единственным неприятным последствием для него был кашель. Зато в результате анализа крови открылись еще два странных обстоятельства, весьма меня заинтриговавшие. В крови жертвы содержится большое количество вещества, которое мне удалось идентифицировать только благодаря многолетнему опыту работы. Вам чертовски повезло нарваться на старую калошу вроде меня! О да, повезло во всех отношениях! Небось сорокалетние разгильдяи только и думают, как бы заставить вас улыбнуться и провести с ними ночь?
Сара с удовольствием улыбнулась бы судмедэксперту, но на душе было слишком уж муторно.
– Что за вещество, Тобиас?
– Препарат под названием ЛС-34, который сейчас уже не производится. В конце шестидесятых годов он изредка использовался в психиатрии. Изредка, потому что это лекарство считалось нестабильным, а его применение – рискованным. ЛС-34 запретили сорок один год назад, так что его присутствие в организме нашего покойника, да еще в такой концентрированной дозе, весьма удивительно.
– С какой целью директор ставил опыты на пациентах, которых вы по его приказу приводили на подвальный этаж?
– Вы и об этом узнали? Извиняюсь, не в курсе. Единственное, что могу сказать, – это что Четыре-Восемь-Восемь в последний раз был в подвале два дня назад. Я сам его туда привел, ждал в коридоре и услышал крик… честное слово, прямо-таки нечеловеческий. Я чуть не обделался от страха.
«Опять этот нечеловеческий крик», – мысленно отметила Сара. Показания свидетелей обросли странными подробностями, но это не помогло ей продвинуться в расследовании.
– Кто-нибудь навещал пациента Четыре-Восемь-Восемь в «Гёустаде»? – спросила она.
Леонард Сандвик цинично хмыкнул:
– Как это ни печально, никто. За тридцать шесть лет я не видел ни одного посетителя, желавшего пообщаться с нашим крикуном. Он старел в одиночестве, день за днем, в своей палате… Инспектор, что теперь со мной будет?
Интуиция подсказывала Саре, что от Сандвика она больше ничего не добьется – либо он уже рассказал все, что знает, либо они с Элиасом Лунде ловко ее обманывают.
– Госпожа инспектор, можно мне позвонить жене? – спросил санитар с отчаянием человека, осознавшего, что его жизнь пошла прахом.
– Позвоните через два часа, когда в вашем доме закончится обыск. Вы останетесь под стражей еще на сутки.
Сандвик подавленно уставился в пол.
Закрыв за собой дверь, Сара подозвала офицера Ганса.
– Что-нибудь выяснили? – спросил он, запирая замок.
– Оба санитара признались в том, что перенесли труп в другую палату, но всю ответственность перекладывают на директора. И уверяют, что не знают, с какой целью Ханс Грунд ставил опыты на пациентах в подвале больницы. Отчет о вскрытии еще не готов?
– Пока нет. А Ханс Грунд не вышел из комы.
– Съезжу-ка я… – Сара не договорила – пришлось опереться рукой о стену и закрыть на секунду глаза, чтобы справиться с головокружением.
– Вам плохо? – забеспокоился помощник.
– Нет, все в порядке, просто последствия пожара. Съезжу-ка я перекусить.
– По-моему, вам лучше поехать домой и отдохнуть.
– Времени нет, – отрезала Сара.
К своему внедорожнику она шла, осторожно ступая, а сев за руль, поднесла руку к ключу зажигания и замерла. Было одиннадцать утра, сил никаких не осталось. Что делать дальше? Погрузиться в работу, чтобы не думать о личной жизни, и рассчитывать на допинговый эффект адреналина, а потом грохнуться в обморок где-нибудь посреди управления в окружении обалдевших коллег? Мало того что это не пойдет на пользу ее репутации, так ей же еще на дверь укажут – принудительно отправят в отпуск, отстранив от расследования. А это худшее, что сейчас с ней может случиться. Именно сейчас.
Тогда, наверное, надо часок поспать. А где? В машине? Здесь не удастся толком отдохнуть. Дома? От одной только мысли о доме у Сары начинался приступ паники. У сестры? Но у нее сейчас не хватит энергии ни на объяснения, ни на то, чтобы сдержать истерику. Да и отлучаться надолго в разгар расследования нельзя. Однако организм не оставлял ей выбора: руки и ноги мелко дрожали, горло сводило от подступавших рыданий.
В этот момент завибрировал мобильник на пассажирском сиденье – пришла эсэмэска. На экране со всем цинизмом высоких технологий высветился отправитель: «Любимый».
«Когда у тебя будет время уладить формальности по поводу развода?»
Телефон выскользнул у Сары из рук. Двигаясь, как проржавевший автомат, она завела мотор, и внедорожник, развернувшись в тени огромного здания Главного управления полиции, помчался к скромному отелю на окраине Осло.
Глава 7
Сара проснулась внезапно. Сердце колотилось так, что казалось, сейчас затрещат ребра. Рядом на подушке звенел мобильный телефон. В руке она сжимала листок, на котором, перед тем как заснуть, набросала лицо старика с широко открытым в крике ртом и надписью на лбу «488». Но рисунок был едва различим, словно тонул в сумерках, хотя предполагалось, что сейчас самый разгар дня.
«Обожженный глаз воспалился! В рану попала инфекция! Я слепну!» – с ужасом подумала Сара. Потянулась к телефону, но как раз в этот момент звонок оборвался. Сквозь пелену она прочитала на экране имя судмедэксперта, а потом взгляд упал на время.
Рывком вскочив с кровати, Сара бросилась к окну и отдернула занавеску, чуть не сорвав ее с карниза, – сумеречная дымка перед глазами получила мгновенное объяснение, а другое опасение, из-за которого бушевало сердце, подтвердилось: со зрением все в порядке, просто на улице ночь. Фонари печально освещали неоновую вывеску отеля «Харальдшейм», в котором она сняла номер. Снова шел снег.
Было 23:36. Переизбыток эмоций в сочетании с лексомилом вырубил ее почти на двенадцать часов.
В журнале мобильника оказались десяток пропущенных вызовов и семь сообщений – текстовых и голосовых. Сара накинула парку, сбежала по лестнице, бросила ключ на стойку портье и выскочила в ледяную темноту, на ходу читая эсэмэски.
Первая была от айтишников – ее извещали, что фотографии стен палаты C32 загружены и доступны по ссылке с телефона. Вторая пришла около пяти часов от помощника, Норберта Ганса. Он писал, что пожар потушен, в здании найдены шестнадцать погибших, но пока не установлено, кто из них пациенты, кто сотрудники «Гёустада», а санитарам Эли-асу Лунде и Леонарду Сандвику разрешили позвонить домой и все еще держат под стражей.
Третья, полученная около 20:00, тоже была от Норберта. Он беспокоился из-за того, что от Сары нет вестей, и сообщал, что госпожа Грунд рвалась к мужу в больницу, но ее не пустили в интересах следствия. Сара мысленно одобрила это решение и открыла голосовую почту.
На первых же словах она хлопнула себя по лбу и пробормотала сквозь зубы: «Вот черт!»
«Привет, это я. Мы всё еще ждем тебя на праздничный ужин, Мойре уже не терпится. Это ее день рождения, но она приготовила подарок для тебя и очень хочет его вручить. Все время спрашивает, когда же ты придешь. Надеюсь, у тебя все хорошо. До скорого!»
Сара открыла дверцу внедорожника, села за руль и уже по тону сестры поняла, что будет в следующей записи.
«Так, Сара, уже двадцать один тридцать, Мойре пора укладываться! Она оставила корону, которую сама сделала специально для тебя, под дверью своей комнаты и думает, что ты придешь за подарком, пока она будет спать. Бедняжка, конечно, ужасно расстроилась, но вроде бы не обиделась на тебя. В общем, нам всем жаль, что ты пропустила ее пятый день рождения. Наверно, ты еще на работе и просто забыла… Вот даже интересно, как это Эрик столько лет терпит твой эгоизм!»
Сара включила громкую связь, положила телефон на сиденье и уставилась в окно. На стекле расплющивались снежные хлопья.
«Ох, Сара, прости меня за то, что я наговорила… Это было глупо и вообще неправда. Я ужасно за тебя беспокоюсь! Скажи, что ты не пострадала при пожаре в «Гёустаде»! Перезвони мне, пожалуйста. Целую тебя».
Последнее голосовое сообщение было записано в 23:34.
«Инспектор Геринген, Тобиас у аппарата. Слушайте, я тут только что закончил вскрытие… Задача оказалась потруднее, чем мне представлялось. Причина смерти… несколько неожиданная. Перезвоните скорее, а лучше приезжайте в лабораторию – по телефону будет сложно объяснить».
Сара включила зажигание, и внедорожник покатил к Университетской больнице Осло, расположенной в нескольких сотнях метров от «Гёустада». По дороге она позвонила Норберту Гансу и соврала, что провела весь день в библиотеке Психологического института – искала информацию по психопатологиям, которыми можно было бы объяснить смерть пациента 488, в какой-то момент потеряла счет времени, а когда спохватилась, возвращаться в Управление было уже поздно; поскольку читальный зал находится в подвальном помещении, мобильная связь там не работает, так что все сообщения она якобы получила только что, когда вышла на улицу.
Помощник, похоже, не удивился такому объяснению и заметил, что его обязанность как раз в том и состоит, чтобы у инспектора хватало времени спокойно поразмыслить над расследованием. Убирая мобильник в карман, Сара подумала, что Норберт, конечно, очень любезен, но еще одно такое исчезновение на целый день он ей не простит.
Едва припарковавшись на больничной стоянке, она отправила эсэмэску сестре:
«Дико извиняюсь, что пропала на весь день! Пожар в «Гёустаде» был настоящим кошмаром, я только что оттуда вырвалась. Со мной все в порядке. Расцелуй от меня Мойру в обе щечки и, пожалуйста, спрячь корону, которую она для меня сделала. Скажи, что это я приходила ночью и забрала. А когда завтра приеду, ты мне ее тайком передашь;-).
P. S. Я тоже приготовила подарок для Мойры. Надеюсь, ей понравится. Я вас люблю».
Сара нажала на иконку «Отправить» и открыла сообщение со ссылкой на фотографии, сделанные криминалистами. Перейдя по ссылке, пролистала снимки трупа и палаты в секторе А, добралась до рисунков из палаты C32 и сильно увеличила изображение, пытаясь различить на нем хоть какие-то внятные формы. Зачем директору понадобилось скрывать от посторонних взглядов эти каляки-маляки? Придется уделить им потом побольше времени, наверняка там что-то есть, а сейчас ее ждет Тобиас.
Накинув на голову подбитый мехом капюшон, Сара поспешила ко входу в то крыло Университетской больницы, где размещался Институт судебно-медицинской экспертизы.
В такой поздний час в заведении должна была царить тишина, но сюда привезли пострадавших на пожаре в «Гёустаде», расположенном по соседству, и больничный персонал, не отпущенный по домам после рабочего дня, суетился в коридорах и палатах. Из открытых дверей выскочила медсестра, случайно толкнув Сару, а когда повернулась на бегу, чтобы извиниться, чуть не опрокинула каталку с укрытым простыней трупом – вероятно, одной из жертв пожара, – которую санитар вез в морг.
В этой суматохе Сара кое-как добралась до судебно-медицинского сектора. Здесь никого не было, даже стало слышно, как каблуки ботинок глухо цокают по линолеуму. В лабораторию она вошла без стука.
На смотровом столе лежал обнаженный труп пациента 488. На дальней стене, прикрепленные к панели с белой подсветкой, висели рентгеновские снимки грудной клетки. Рядом стоял металлический столик с инструментами для вскрытия, еще блестевшими от крови.
Тобиас Ловструд, сидевший за компьютером, обернулся, услышав шаги.
– Инспектор Геринген! Рад вас видеть в столь поздний час! Неужто я удостоен чести быть причисленным к кругу избранных, которым даруется такая милость? Кстати, как вы себя чувствуете?
Сара прислонилась к стене.
– Тобиас, вы позвали меня, чтобы рассказать о причине смерти пациента. Итак, отчего он умер?
– Ну да, верно, я и забыл, что вы отвечаете только на один вопрос из трех. Но смею заверить, то, что вы сейчас узнаете, вызовет у вас целую лавину вопросов! Очень неожиданное дело. И даже невероятное! Сейчас я вам все покажу…
Судмедэксперт устремился к письменному столу, на котором были разложены фотографии жертвы в разных ракурсах, сразу отложил в сторону те, где крупным планом были сняты шрамы на лбу, и продолжил:
– Причину его смерти можно назвать самой ужасной из тех, что только можно себе представить, и при этом самой непостижимой. Однако сначала мне придется объяснить, как я пришел к такому выводу, иначе вы мне не поверите. – Тобиас ткнул пальцем в фотографию шеи. – Начнем по порядку. Этот человек определенно пытался себя задушить, но, как мы и предполагали, умер не от нехватки кислорода. Вскрытие показало, что подъязычная кость действительно цела, а трахея почти не повреждена. То есть присутствуют лишь поверхностные следы удушения, которое началось, но не было доведено до конца.
Сара качнула головой в знак согласия.
– Далее я занялся версией, предложенной санитарами «Гёустада», то есть начал искать признаки внезапной остановки сердца. На сердечной мышце обнаружились зоны некроза и фиброза, что однозначно свидетельствует об инфаркте.
Сара открыла рот, чтобы задать вопрос, но Тобиас ее опередил.
– О, я знаю, что вы сейчас скажете! – воскликнул он. – «Отличная работа, дорогой Тобиас, однако в конечном итоге любая смерть наступает из-за остановки сердца, так что это ничего не объясняет. Быть может, дорогой Тобиас, ты догадался, чем именно была вызвана остановка сердца в данном случае?» Вы ведь это хотели спросить, верно?
Сара едва заметно кивнула, усаживаясь на край письменного стола.
Тобиас указал на рентгеновский снимок грудной клетки:
– Закончив с сердцем, я заметил пятна на легких. Видите, вот они, здесь и здесь. Анализ крови показал, что это проявления силикоза. Иными словами, в легких присутствует минеральная пыль, которой пациент Четыре-Восемь-Восемь где-то надышался много лет назад. Но она, разумеется, не могла вызвать инфаркт и стать причиной смерти – единственным неприятным последствием для него был кашель. Зато в результате анализа крови открылись еще два странных обстоятельства, весьма меня заинтриговавшие. В крови жертвы содержится большое количество вещества, которое мне удалось идентифицировать только благодаря многолетнему опыту работы. Вам чертовски повезло нарваться на старую калошу вроде меня! О да, повезло во всех отношениях! Небось сорокалетние разгильдяи только и думают, как бы заставить вас улыбнуться и провести с ними ночь?
Сара с удовольствием улыбнулась бы судмедэксперту, но на душе было слишком уж муторно.
– Что за вещество, Тобиас?
– Препарат под названием ЛС-34, который сейчас уже не производится. В конце шестидесятых годов он изредка использовался в психиатрии. Изредка, потому что это лекарство считалось нестабильным, а его применение – рискованным. ЛС-34 запретили сорок один год назад, так что его присутствие в организме нашего покойника, да еще в такой концентрированной дозе, весьма удивительно.