Красные туманы Полесья

— Я бы взял.

— Нет! Позови охранников и представь их мне.

Калач вызвал двух полицаев, которые курили у крыльца.

Те зашли, поправили ремни винтовок.

Начальник полиции указал на первого.

— Это Виктор Ворона.

— Кто? — Гауптштурмфюрер рассмеялся. — Ворона? Отчего такая фамилия?

— Предки наградили, — ответил полицай.

Калач указал на второго.

— А это Вячеслав Волков.

— Это уже лучше. Слушайте меня внимательно, господа полицейские. Здесь, в этом доме, в двух комнатах какое-то время будет проживать еврейская семья. Ваша задача — охранять ее днем и ночью. Время разделите на свое усмотрение. Евреи не должны выходить отсюда без особой необходимости. Днем разрешаю выводить их по очереди в сортир, ночью пусть ставят себе ведро. Ночью охранять внутри, днем — на улице. Никого не подпускать. Продукты привезут только вечером, так что и вам придется потерпеть. Глядя на ваши морды, должен сказать, что это вам пойдет только на пользу. Продукты передайте женщине. Она будет готовить еду. Но смотрите, принимайте пищу только после того, как ее попробуют дети. А то отравят вас еще. Предупреждаю, если вы не обеспечите сохранность евреев, то я гарантирую вам расстрел. Причем прямо здесь. Вопросы ко мне есть?

Полицаи отрицательно замотали головами.

— Никак нет, господин гауптштурмфюрер. Только быть на посту всего вдвоем нам будет тяжело, — сказал Волков.

Бонке повернулся к начальнику полиции.

— Ответь ему, Калач.

Тот сунул под нос подчиненного массивный кулак.

— Ответ ясен?

Полицай отшатнулся.

— Так точно, господин начальник полиции!

— Охранять! Днем Ворона, ночью Волков. Смены не ждите, ее не будет. Понятно?

— Понятно, господин начальник полиции.

Калач взглянул на командира роты. Мол, как я их?

Бонке кивнул.

— Ты умеешь проводить инструктаж доходчиво и просто, без особых церемоний. Уходим.

Гауптштурмфюрер и начальник полиции вышли на улицу.

Начальник полиции кивнул на саквояж и заявил:

— Надеюсь, вы по справедливости поделитесь со мной, господин гауптштурмфюрер?

— Конечно, Калач. Ты слишком опасен, чтобы тебя обманывать.

— Это верно, герр гауптштурмфюрер. Вопрос разрешите?

— Да.

— Что будем делать с евреями?

— Проверим, не осталось ли золото в Гороше. Евреи — хитрый народ. Надо выяснить, с кем хоть как-то общался Годман.

— Узнаю, но вряд ли мы найдем кого-то. Как я уже говорил, семья дантиста вела замкнутый образ жизни.

— Но дети ходили в школу?

— Сын и старшая дочь должны были по возрасту.

— Значит, у них остались друзья, подруги, у тех есть родители. В общем, надо все тщательно проверить.

— А если проверка ничего не даст?

— Тогда допросим все семейство с пристрастием. Ты же у нас мастер на такие дела.


Калач усмехнулся.

— Да, я умею развязывать языки. Но думаю, что пытать Годмана не придется.

Бонке удивленно посмотрел на начальника полиции.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Достаточно отдать мне десятилетнюю Соню. Когда еврей увидит, что я буду с ней делать, он расскажет обо всем, даже о том, как появился на этот свет.

— Гут. Забирай эту грязную девчонку.

— А вы не желаете заняться шестилетней Леей? С виду она вполне пригодна для этого.

Гауптштурмфюрер сморщился.

— Смеешься, Калач? Чтобы я, офицер СС, да с еврейкой? Никогда. Для них у меня есть пуля или веревка.

— Я не такой брезгливый.

— Вот и займешься ими. Передай на кухню, чтобы выделили продукты для семьи. Обычный паек. Вечером вернемся сюда.

— Уже сегодня?

— Потом не до них будет. Да и решать дела надо сразу. Как у вас говорят, не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

— Так точно!

— Вот и не будем откладывать.

В поселок въехали бронетранспортеры взводов Людвига Ромберга и Мартина Эбеля. Вскоре на доклад явился оберштурмфюрер Венцель. Потом Бонке, Венцель и Калач направились в комендатуру для доклада об успешном проведении операции «Листопад». Рота же заняла позиции обороны поселка по штатному расписанию. Отдыхать карателям предстояло там.





Глава третья




В тот же вечер, ближе к ужину, в партизанский отряд, находящийся в Осиповском лесу, на лошадях и пешком повалили мужики и бабы, оставшиеся в живых. Никого не было только из Лозы. Сторожевые дозоры останавливали беглецов, расспрашивали их и пропускали. Скоро вся поляна перед штабной палаткой была забита людьми.

К ним вышли командир отряда, бывший второй секретарь райкома Павел Дмитриевич Осетров и политрук, в недавнем прошлом член бюро районного комитета комсомола и заместитель директора автобазы Иван Михайлович Карасько, которого из-за молодости партизаны больше называли просто Иваном. Подошли командиры взводов, рядовые бойцы, не занятые повседневной службой.

Рассказы местных жителей повергли их в шок.

Растерявшийся политрук проговорил:

— Что, вот так ни за что ни про что нагрянули эсэсовцы и положили людей?

— Да вот так, ни за что ни про что, — со слезами ответила ему женщина, медсестра из Павлинки. — Сначала немцы говорили что-то про партизан и евреев, а потом… — Она не смогла продолжить, разрыдалась.

Осетров обвел взглядом толпу.

— Что-то я не вижу среди вас жителей деревни Лоза.

Вперед вышел пожилой мужчина:

— А это потому, секретарь, что нет больше жителей Лозы.

— Как это?

— Пожгли всех ироды заживо.

— Пожгли? — Командир отряда никак не мог понять, что это значит.

— Да. Я из Ясино, у меня в Лозе родственник с семьей жил. Когда двинулись сюда, зашел в деревню, хотел проведать, что с ними, а там сожженный сарай, тот, что недавно поставили, а на пожарище человеческие останки. Много, вся деревня.

— Как же это?

— А вот так, секретарь. Не веришь — отправь своих бойцов посмотреть.

— Я верю, но надо проверить. Не в обиду тебе… как звать?